Михаил Нестеров - Умный выстрел
— Ты случайно ударился? Только не двигай головой.
— Нет, — ответил шкипер. И я различил жизненный блеск в его потухших было и даже свыкшихся с темнотой глазах.
— Хорошо. — Я приготовился к основному вопросу. — Где Аннинский?.. Клим, даже не пытайся увильнуть от ответа. Я все знаю. В тот день ты ехал за ним не для того, чтобы забрать его деньги, ты вез на бойню его двойника. В Солнечногорске вы остановились на АЗС. Сначала машину заправил Аннинский, потом ты. Пока ты пробивал чек, твой спутник вышел размяться и сэкономил тебе десятку, отблагодарив заправщика. Ты прикрикнул на него, и он сел обратно в машину. Ты не убивал Аннинского, ты вообще никого не убивал, только сыпал угрозами. Ты сидел за рулем своей машины, когда Аннинский выбежал из подъезда. Отвез его на дебаркадер, где он, как я думаю, занял лучшую каюту — Вадима Перевозчикова. А ты снова стал полноценным хозяином «двушки», которую делил с Аннинским, и поспешил перенести туда свои вещи. И это Аннинский отдал тебе приказ убрать меня.
Клим закрыл глаза:
— Так и было.
— Почему вы не убили двойника на дебаркадере? Ведь Анна тоже была здесь.
Клим задержался с ответом. Впрочем, ответ был очевиден и сводился он к тверской полиции: следствие наверняка настояло бы на экспертизе и в конце концов выявило подлог. Директор станции под стражей, а шкипер дает арифметические точные показания, что всегда настораживает следователя и побуждает его сделать в рабочем блокноте заметку: «Заученные показания». Он повторяет вопросы и получает тому доказательства. А в московской версии нет свидетелей, есть только одна подозреваемая, и ее математически точные ответы фактически говорят о ее невиновности. И спустя сорок восемь часов она скажет короткое: «Да, это он», — выбрав из нескольких снимков один, на котором изображен Николай Сергунин.
— Где Аннинский?
— Он на «Меркурии».
— «Меркурий» все еще ходит?
— Он еще двадцать лет проходит.
— Ну и где он? — Я заиграл желваками. — Я жду обстоятельных ответов! Ну?
— Он стоит на якоре. Чуть дальше того места, где мы в прошлый раз высадили тебя. Капитан передал диспетчеру порта о неисправности машины и запросил полчаса на устранение неполадки.
— Аннинский ушел на баркасе?
— Да.
— Почему не на катере? Ведь катер быстрее.
— Он взял с собой команду.
— Сорвать напоследок куш, — угадал я. — А ты почему отказался?
— Аннинскому я сказал: «Тебе бояться нечего — тебя не существует». Тогда он ударил меня ножом: рукояткой в лицо, а лезвие… — Клим убрал руку с живота, и я увидел еще одну рану. — Он оставил меня умирать… сволочь!
— Сколько людей пошло вместе с Аннинским?
— Шестеро.
«Обычные боевики, — подумал я о них, — они приняли предложение Аннинского сорвать напоследок куш, и оно, в общем-то, по содержанию ничем не отличалось от ограбления банка, вооруженного нападения на инкассаторов. Аннинский стоял во главе банды негодяев, которых плюс ко всему вдохновила дерзость своего босса, превратившегося в фантома. И сам Аннинский не мог не почерпнуть вдохновения в этом дьявольском акте. Он как будто воскрес. Стал жить новой жизнью. Чтобы понять его, нужно влезть в его шкуру: убить человека, выдав его за себя. Все скорбят, а он улыбается… Я столько сделал для того, чтобы найти убийцу Виталия… Наживал себе врагов и сколько раз находился на волосок от смерти. Он водил меня за нос. Я был частью его игры, которая просилась называться грязной. И только теперь я вник в суть выражения: «От любви до ненависти один шаг». Когда наступил переломный момент в жизни Виталия — не так уж и важно. Он стал другим, а я этого не заметил. Он притворялся моим другом. А ненависть к лицемерию у меня была, можно сказать, врожденной».
— Ты прав, — продолжал Клим. — Сорвать напоследок куш — вот его задача. «Меркурий» вышел с грузом до того, как в Туркмении узнали о смерти Аннинского. Сюда приезжали серьезные люди, расспрашивали, что да как. Я сказал, что «трест лопнул» и мы закрываемся. Но раз товар в пути, мы возьмем его, и это будет наша последняя сделка. Вот и все. Они уехали.
— Тебе пришлось сказать, что это ты убрал Перевозчикова.
— Ты такой проницательный…
— Работа такая.
Я поднял глаза кверху. Где-то там находилась скромная каюта Аннинского с тайником и полубешеными деньгами. Виталий спрятал роскошное «убранство» «Мерседеса» за «убогими» дверцами «Нивы». Только теперь я сообразил, для чего ему понадобился этот тюнинг. Он жаждал выбраться из кокона и предстать бабочкой. Он хотел любоваться своей машиной, а не представлять себя в ней. Иметь деньги и не иметь возможности в полной мере насладиться их могуществом — одно это сведет с ума. Я всегда держал в голове определение «сверхприбыль». Разбогатеть можно было в очень короткий срок. И остановиться на полпути очень трудно, зачастую — невозможно.
— Ты сказал, что капитан «Меркурия» стал на якорь и передал диспетчеру порта о неисправности машины. Он всегда так делал при передаче товара?
— Всегда по-разному. Мы договаривались по телефону. Чаще всего «Меркурий» сбавлял ход, а мы пришвартовывались к борту, проверяли и принимали товар. Баркас походил на лоцманское судно…
Эта последняя фраза растопила мою жалость к Климу:
— Ну ты еще улыбнись мечтательно, ублюдок!.. — Я взял себя в руки. — Кто кого подцепил на крючок — Перевозчиков Аннинского или наоборот?
— Наоборот. Вадиму ничего другого не оставалось, как откупиться. Аннинский взял деньги и потихоньку подмял Вадима под себя. А поначалу он даже переправлял героин в Москву, устроив в своей машине тайник. К тому же у него в руках была база данных об уличных торговцах наркотиками и прочее.
— Последний вопрос: что толкнуло Аннинского на инсценировку собственного убийства?
— Арест Перевозчикова. Виталий запаниковал. Но, как ему показалось, он нашел выход. Сумел передать Вадиму записку в СИЗО: «Я тебя вытащу. Делаю все возможное. Потерпи». Ну что-то в этом духе. Но понимал, что Вадим скоро сломается и пойдет на сделку со следствием: он сдает группировку и получает меньше минимального срока. И вдруг — сюрприз: Вадима выпускают на свободу. Если бы его выпустили пораньше…
— Идиот! — Я покачал головой: Клим выдавал желаемое за действительное или уже плохо соображал. — Если бы Вадима выпустили пораньше, Аннинский убрал бы его и не стал заморачиваться инсценировками… Он что, подготовил документы на имя другого человека?
— Насколько я знаю, да. С такими большими деньгами он мог начать жизнь заново, открыть свое дело, может быть, в Украине, Белоруссии, Казахстане. Человек с деньгами везде чувствует себя как дома.
Это он перефразировал героиню Грейс Келли из фильма «Окно во двор», точно определил я. Там она говорила о людях со вкусом…
— Служебный катер исправен?
— Да. Полный бак бензина.
Я заметил, что Клим устал. Каждое слово давалось ему с трудом, но какая-то внутренняя дисциплина помогала ему преодолеть боль. А может быть, ему необходимо было выговориться, как мог выговориться перед следователем Вадим Перевозчиков, сдавая ему Аннинского.
— Не околей тут. — Я положил ему на грудь бутылку с водой.
Он окликнул меня с порога:
— В моей каюте найдешь дробовик. Там же и патроны к нему.
Я кивнул: «Спасибо». Но мой жест поглотила трюмная темнота.
— Эй, Клим, спасибо! Слышишь?
Я вернулся к шкиперу и включил фонарик. Его зрачки — как две черных дыры — поглотили свет… Я закрыл ему глаза и выбрался из трюма.
На борту катера «красовался» штамп «ЛС-5». В нем сразу же привлекали внимание острые скулы, говорившие о выдающихся глиссирующих свойствах. Несмотря на довольно прохладную погоду, тента на катере не было, и мягкий кормовой диван был покрыт изморосью. Бросив на диван дробовик и патронташ, я сошел по куцему трапу в кокпит и огляделся. При помощи фонарика изучил рычаги управления — рукоятки газа и реверса, штурвал; на панели приборов — пусковая кнопка, ключ зажигания, приборы давления масла в двигателе, топливомер. Я включил зажигание, приборы тотчас ожили. Топлива оказалось действительно под завязку. Запустил стартер. Он успел провернуть маховик на два-три оборота, и двигатель завелся. Давление — норма. Заряд аккумулятора — норма… Я как будто собирался взлететь в воздух, а не пуститься в плавание. Оно было отнюдь не рядовым. Яркие звезды отразились в воде и отчаянно мешали своим светом, и даже если бы я включил прожектор-фару, установленный справа поверх ветроотбойного стекла, только усугубил бы положение. Меня угораздило попасть в другую стихию, которая только отчасти напоминала мне мокрую от дождя дорогу и отраженный от нее свет фар. Обычно на трассе в таких условиях я ориентировался по обочине. Здесь — никаких обочин. Зато никакого встречного транспорта. Так что кратковременная растерянность оказалась напрасной. Леера не дали моим ногам соскользнуть с борта. Подтянувшись на швартове к дебаркадеру, я снял с кнехта огон, тем самым отправив катер в свободное плавание. Пока я возвращался на место, катер кормой ударился в стальной трос, удерживающий дебаркадер с одного борта. В следующий миг я инстинктивно пригнулся: прямо над моей головой вдруг возник этот толстенный трос, и если бы не моя реакция, меня выбросило бы из катера.
