Павел Яковенко - Месть как искусство
— И китайцев? — робко спросил Маркин, вспомнив о многотысячелетней истории желтолицего и узкоглазого народа.
— Кто такие китайцы по сравнению с древними украинцами! — неподдельно возмутился Тарас Григорьевич. — Мы живем на своей земле уже миллион лет!
— А ледники? — Строго говоря, Алексею надо было бы помолчать. Но он так опешил от услышанного, тем более от вроде бы вполне вменяемого человека, что на какое-то время даже потерял осторожность.
— Что ледник? Что ледник?! Ледники закалили украинцев. Это сказал Лев Силенко в книге «Мага Вира»!
Тарас Григорьевич тяжко вздохнул:
— Да что говорить о вас, молодежи! Тут политики, которые должны обязательно все это знать, такие глупости говорят. Говорят, что рождается украинская нация… Чушь! Полнейшая чушь! Как она может рождаться, скажите мне, пожалуйста, если нашей нации не менее двадцати или пятнадцати тысяч лет? А? Ну, что они говорят?! Что?! Украина — родина древнейшего письма. Двенадцать тысяч лет вырезалось на камне… Вот знаете что, расшифровали одно предложение, которое датируется пятью тысячами лет до нашей эры. И знаете, что там написано? Знаете? Нет?
— Нет, — покачал головой Маркин.
— Там написано — «радостно плуг режет»! Вот! Радостно! Вот какими были наши праотцы — древние украинцы!… В эти же годы — тоже где-то в пятом тысячелетии до нашей эры — украинцы изобрели колесо, плуг и приручили коня. Все эти ослы — ученые ищут того, кто изобрел колесо. Не там ищут! Тут, здесь надо искать…
Доктор уставился куда-то в морскую даль, и замолчал. Маркин сидел спокойно, молча, и ждал, когда собеседник выйдет из глубокой исторической печали. Попутно Алексей наполнил еще два бокала вина.
— Первая человеческая цивилизация, — задумчиво сказал Тарас Григорьевич, — началась не с меча. С меча может начаться только дикость и варварство… Она началась с плуга и хлеба. И эту культуру — хлеборобскую культуру — основали древние украинцы — ории. Иногда их называют ариями. Это неправильно. Правильно ории. Орало — отсюда пошло… А дальше цивилизация зашагала по планете… Вот шумеры. Они, да будет вам известно, Алексей, сами считали себя выходцами с какой-то Аратты. А протошумерские надписи, между прочим, были найдены на территории Украины — на Черкащине. Что из этого следует? Как дважды — два: шумеры — потомки древних украинцев.
Доктор выпил, что ненадолго затормозило его монолог. Потом продолжил.
— Аратта — это древняя Украина. Она просуществовала почти 4500 лет. Это была мирная и богатая страна. Могучая, но миролюбивая. Весна цивилизации — так ее можно назвать. Безо всяких натяжек и пафоса, между прочим! Без натяжек и пафоса! Ну а потом цивилизация Аратты переросла в мировую сверхдержаву Ориану. Туда входили и Индия, и Китай, и Месопатамия, и Палестина, и Балканы, и Северная Италия, и Египет, и Крит, и Западная Европа.!
Заметив легкую, еле уловимую гримасу недоверия на лице Маркина, Тарас Григорьевич почти обиделся.
— Неужели вы еще сомневаетесь! — Воскликнул он. — Ну, слушайте! Все знают, что корова в Индии — священное животное. А вот откуда у них взялась корова, и почему она священное животное — индусы и не помнят. А подарили этим дикарям — аборигенам корову — ории. Они и научили обращаться с животным и ценить его. Санскрит — это почти современный украинский язык. Знаменитые веды написаны древнеукраинским языком. Цивилизацию Индии подарила Украина. И Ирану подарила. Да до сих пор в горах Ирана встречаются украинские хаты — мазанки! Вам разве это ни о чем не говорит?!
Доктор еще раз промочил горло.
— Клинопись у наших предков позаимствовали и ассирийцы, и вавилоняне, и урартцы, и хетты, и персы…
В каждой семье у ориев рождалось по шестнадцать или даже восемнадцать детей! Смертность была низкой, не было ни тяжелых болезней, ни эпидемий. Да что говорить — вот он, Золотой Век человечества, о котором говорится в преданиях… А потом все эти дикари — аборигены, пользуясь добротой и незлобливостью своих учителей — ориев, стали их убивать. Такова природа варваров — уничтожать тех, кто вывел тебя в люди! На кацапах это особенно заметно!
Алексей сделал понимающее лицо. Но Тарас Григорьевич мыслями был уже далеко — далеко.
— Нашей казацкой вольнице, — сказал он. — Уже примерно три тысячи четыреста лет. И знаете, кто был предшественником нашего славного казачества? Амазонки! Да, наши украинские девчата — амазонки. Они так и назывались первоначально — косачки — амазонки! Вот античный историк Лисий, хотя не Лисий он никакой, а просто Лысый, и по происхождению — украинец, писал, что амазонки первыми сделали железное оружие, первыми сели на коня, а потому и превосходили всех своих врагов.
— Почему же об этом ничего нигде не говорят? — подлил масла в огонь Маркин.
— Зависть! — взорвался доктор. — Черная человеческая зависть! Это же ведь были украинские девчата! В этом и вся их «вина»!
— Понятно, — протянул Алексей.
— Гомер! Гомер был украинцем! Анатолий Золотухин доказал это! И родился, жил и похоронен здесь у нас — на Украине.
— А чего же он писал на греческом?
— А почему Гоголь писал на русском? — ответил вопросом на вопрос Тарас Григорьевич, и, не дождавшись ответа, сам и ответил. — Вот потому же…
— И Христос был украинцем, — сказал доктор, но почему-то шепотом. — Волхвы сжигали себя во имя спасения народа. Потому их называли «Спасителями»… Вот последним из таких Спасителей и был Иисус Христос.
Рядом за столик уселись два армянина, которые о чем-то громко и шумно спорили.
Доктор кивнул на них:
— Царь Урарту Руса Первый правил где-то за семьсот лет до нашей эры. Его наследники Руса Второй и Руса Третий — это были цари, древние украинцы, которые научили древних армян как преобразовывать долины армянской державы в плодородные оазисы… Вот и научили на свою голову.
Несмотря на таблетку, Маркин почувствовал, что прилично набрался. «Что же в голове у доктора творится?» — подумал он. — «Может, он просто с ума сошел? А я его слушаю? Да нет, я где-то эту хрень уже слышал. Не сошел он с ума».
Алексею вспомнился опытный, много повидавший, и оттого слегка циничный, капитан Попов. Он бы наверняка сказал: «Ну, понес пургу!…». И был бы прав, однако!
— Мне пора, — сказал Тарас Григорьевич. — Мне действительно пора… Но вы прекрасный собеседник! Очень приятно! Заходите как-нибудь ко мне, еще поговорим.
Маркин не преминул воспользоваться этой нежданной зацепкой.
— Обязательно, Тарас Григорьевич! — ответил он. — Обязательно к вам зайду! И в самое ближайшее время!
Доктор вяло махнул рукой, и, цепляясь руками за столы и стулья, побрел к выходу. Алексей отправился за ним. Идти было нелегко — голова кружилась, мир поднимался, и опускался, как волны.
Маркин добрел до поворота на аллею, прошел по ней, и пролез через кусты. Здесь, в траве, не заботясь о том, видит его кто-нибудь или нет, Алексей начал делать восстанавливающую гимнастику. Через некоторое время мир перестал вращаться, стал резче, и в голове прояснилось. Однако заболела голова. Пришлось еще поработать с точками акупунктуры, и боль ушла.
Тем не менее, Алексей пошел к себе в номер. Придя, он завалился спать. И снилась ему страшная конная лава амазонок, которые на полном скаку рубили на отмашь казачьими донскими шашками бегущих в разные стороны ариев — ориев. Потом все исчезло, а Тарас Григорьевич, голый по пояс, прыгал по леднику, и кричал: «Я закаляюсь! Я закаляюсь! Мы еще всем покажем»! Кричал он почему-то на русском.
Проснулся Маркин с вечерней зарей. Пора было идти на встречу с Линдой.
Глава 13.
Алексей еще издали заметил Линду. Она стояла у парапета, на облюбованном месте, и держала в руках бутылку «Оболони». Но сегодня она была не одна. Рядом стояла другая женщина. Маркин еще не мог толком рассмотреть ее лицо, но оно уже казалось ему странно знакомым.
Еще в молодости Маркин понял, что обладает прекрасной зрительной памятью — если он когда-то видел человека, то облик его запоминал намертво. Имя — имя забывалось. А вот лицо… Тренировки в лагере позволили Алексею серьезно улучшить память. Но зрительная память и так была прекрасной.
Когда до Линды оставалось пара десятков метров, в животе у Маркина все оборвалось. Он узнал женщину. Узнал…
Это была она, та самая, недострелянная снайперша. Та, которую не удалось ликвидировать под Ца-Ведено.
Он ее узнал. А вот узнает ли она его? В этот момент Маркин впервые задумался, так ли уж неузнаваемо изменил его московский профессор? Нельзя ли его все-таки как-то опознать? Пусть даже случайно?…
Под Аргуном их очень доставал какой-то чрезвычайно меткий снайпер. Передвигаться приходилось чуть ли не ползком. Пара бравирующих пофигистов пострадала самой первой. Один отделался ранением, другой умер. После этого уже никто не считал для себя зазорным, как говорится, десять раз «перебздеть», чем один раз «недобздеть».
