Андрей Константинов - Мусорщик
— Пьянь ты старая, — сказал Галкин укоризненно, — лишь бы нажраться, черт такой. Вот ты черт какой, Прошка!
Попугай оторвался от поилки, посмотрел на хозяина весело, хмельно и ответил:
— П-р-ридурок.
Зверев с Обнорским рассмеялись. Птица и человек составляли комичную пару. Но тем не менее между ними была гармония, был внутренний лад.
— Цирк, — сказал Зверев. — Ну да ладно. Что с моей просьбой, Семен? Сделал?
— Сделал — не сделал… Конечно-таки сделал, Саня. Когда, скажи, старый еврей Галкин подводил? Как твою маляву получил — так и смастрячил.
Семен Борисович встал, подошел к окну и взял с подоконника папку синего цвета, швырнул ее Звереву. Сашка поймал и развязал тесемочки. Внутри лежали несколько листков бледных ксерокопий и пара газетных вырезок. Зверев бегло просмотрел ксерокопии, нахмурился, помолчал, потом попросил ручку и, когда Галкин дал ее, подчеркнул несколько строчек в тексте.
Обнорскому не терпелось узнать, что же это за бумаги, но он не спрашивал, наблюдал за алкоголиком-попугаем Прошкой. Прошка стоял возле пустой поилки, кивал головой и расправлял крылья. Возможно, он ощущал себя орлом.
Зверев протянул бумаги Андрею. Обнорский прочитал заголовок на первом листе: «Протокол допроса потерпевшего».
Вот оно что! Копия с архивного дела 1991 года.
— Ты все подряд-то не читай. Главное — на второй странице. Подчеркнуто. — сказал Зверев.
Андрей взял вторую страницу, сразу наткнулся взглядом на жирную черту, сделанную черной шариковой ручкой:
«Потерпевший показал, что, кроме денег, преступники изъяли у него рукописный альбом эротического содержания».
Далее следовало детальное описание порноальбома, который Кент прихватил у Джабраилова.
Обнорский сразу вспомнил теплый апрельский вечер в «тринадцатой»… Несколько зэков сидели, курили в локалке 16-го отряда. Трепались «за жизнь»… И конечно, как всегда разговор зашел о женщинах. Вот тогда-то Обнорский впервые услышал об этом альбоме. Один из зэков, в прошлом милиционер, а позже охранник у питерского банкира Медынцева, рассказал о старинном рукописном порноальбоме. Кто-то подарил его банкиру — коллекционеру подобных предметов. Обнорскому предыстория раритетной книжечки была неизвестна, и он никак на рассказ гориллы-телохранителя не прореагировал… А вот Зверев… Зверев альбомчик помнил хорошо! Он сразу «вцепился» в гориллу. Но тот, разумеется, ничего не мог сказать о дарителе.
…Обнорский поднял глаза на Сашку:
— Хочешь прижать Медынцева?
— Да.
— Нереально, Саша. Медынцев — фигура крупного калибра. Нас с тобой к нему и на выстрел не подпустят.
— Ошибаешься, журналист… Господин банкир сам пригласит нас в гости. Возможно, даже угостит коньячком, ответил Зверев и положил перед Обнорским две газетные вырезки. Обе они были из газеты бесплатных объявлений. Обе содержали один и тот же текст, подчеркнутый шариковой ручкой:
«Старинный, уникальный, рукописный альбом эротического содержания. Комплект эротических фото начала века. Только за $. Главпочтамт, до востребования. Борисову В. Г.».
Одно объявление было помещено в газете две недели назад, другое — неделю.
— Ловко, — сказал Обнорский, — толково. А кто такой Борисов В. Г.?
— Борисов, — представился Зверев. — В. Г.
— Борисов Владимир Григорьевич, — подтвердил Галкин и протянул паспорт.
Сашка открыл, придирчиво осмотрел и, видимо, остался доволен.
— Папанин делал? — поинтересовался он.
— Отстал ты, Саня, от жизни… Папанин давно в Штатах, на Брайтоне ксивы лепит. А это из молодых один.
— Талантливый юноша.
— Талантливый, но сейчас его закрывать собираются.
— Бывает, — согласился Зверев. — Ну что, господа, надо двигать на почтамт.
— Африка! — с надрывом прокричал попугай, свалился с шестка и уснул возле пустой поилки.
* * *На почтамте «Борисов В. Г.» без проблем получил сразу три конверта. Два он изучил безо всякого интереса и выбросил в урну, а третий, с логотипом Северо-Западного Регионального банка, распечатал. В конверте лежала визитная карточка «Медынцев Аркадий Васильевич». И более — ничего. Только номера телефонов. На обратной стороне — то же по-английски.
— Скромно и с чувством достоинства, — сказал Зверев. — Ну-ка, дайте трубочку, господин журналист.
— Извольте, господин Борисов. Сразу предупреди, что придешь не один.
— А стоит ли тебе, Андрюха, светиться? Учти, известный риск в этом есть. Там ведь по-всякому может обернуться. Вызовет господин Медынцев охрану, отмудохают нас по полной схеме, а потом еще и сдадут в ментуру.
— Я уже трепещу от страха. Звони давай, р-р-р-раз-зява.
Зверев набрал номер мобильника.
— Вот непруха будет, если господин банкир слинял куда-нибудь в Испанию на отдых.
Но банкир в Испанию не слинял, оказался на месте.
— Але, — сказал он в трубку густым баритоном.
— Здравствуйте, Аркадий Василич.
— И вам того же.
— Моя фамилия Борисов. Я по поводу альбома.
— Батюшки! Да я, голубчик, вашего звонка вторую неделю жду… Не продали еще?
— Н-нет, не продал. Но у меня уже есть покупатели.
— Шаров, поди? — спросил банкир.
— Да, — ответил Сашка, вспоминая фамилии на выброшенных конвертах, — Шаров и Пилипчук.
— Пустое, голубчик. Голодранцы оба. Я их цену всегда перебью. Вас, простите, как величать?
— Владимир Григорьевич.
— Очень приятно. Сейчас можете подъехать ко мне?
— Сейчас? Пожалуй, смогу.
— Ну так я вас жду с нетерпением. В хорошем состоянии ваш альбомчик?
— В отличном, — весело ответил Зверев и подмигнул Обнорскому. — Но я беру только долларами.
— Ой, проблема, — с иронией протянул банкир. — Ну да ладно, может, займу у кого до получки. Вы приезжайте, я вас жду.
— Но я, Аркадий Васильевич, не один приеду.
— Вы что же, мне не доверяете? — изумленно произнес Медынцев. — Помилуйте, голубчик… это нонсенс.
— Береженого, как говорится…
— Ну, как знаете. Приезжайте хоть втроем. Внизу вас встретят и сразу проведут ко мне. Непременно.
* * *Белый мраморный пол холла сиял. Логотип банка, врезанный в пол в центре холла, тоже сиял. Очевидно, он был отлит из бронзы, но здесь, в мире Больших Денег, казался золотым. После духоты улицы, после бензинового чада, посетителя встречали прохлада и доносящееся откуда-то негромкое пение птиц… Почти рай! Где-то посреди этого рая сидел господин Медынцев. Человек со скромной визитной карточкой. Коллекционер предметов эротического искусства.
Зверев в таких шикарных интерьерах никогда не бывал — в 1991-м, когда его закрыли, их еще просто не существовало. Он с интересом посматривал по сторонам. К животу прижимал купленную пять минут назад книгу А. Кивинова «Охота на крыс». Завернутая в плотную бумагу, она вполне исправно играла роль старинного альбома.
Через зал к Обнорскому и Звереву уверенно шел молодой спортивный мужчина с «ценником» на лацкане пиджака.
— Господин Борисов? — спросил он, подходя.
Зверев кивнул, и мужчина озарился белоснежной улыбкой. Сразу стало очевидно, что он несказанно рад приходу господина Борисова. Он восхищен. Он в восторге. Он давно ждал прихода господина Борисова в банк.
— Прошу вас следовать за мной. Аркадий Васильевич просил немедля к нему.
— Да, — брякнул Обнорский, тараща глаза, — давайте не будем медлить ни минуты. А будем заместо этого ковать железо, пока горячо.
Мужчина с «ценником» тонко улыбнулся, показывая, что он понимает и ценит юмор. Они пошли. Они пошли средь прохлады и пения птиц. По мраморной лестнице с ковровой дорожкой (на каждой площадке — логотип банка) мимо охраны, мимо огромных окон с видом на Неву, мимо огромных ваз с изящными букетами — наверх. Наверх! Наверх! Туда, где на белоснежном облаке сидит комендант этого рая. Или почти рая. Коллекционер. А может, спонсор и даже меценат… это вам не хрен собачий!
Он живет там, за золотыми вратами, куда простым смертным вход категорически запрещен… Но Зверев и Обнорский все же вошли. Человек с «ценником» затворил за ними врата.
Аркадий Васильевич Медынцев был полон, румян и «прост». Даже внешне он производил впечатление любителя выпить, закусить, посидеть в хорошей компании и, разумеется, с женщинами. Про таких говорят: жизнелюб. Его кабинет был огромен и, в отличие от модернового оформления остальных помещений, обставлен антиквариатом. Единственное, что нарушало гармонию, — компьютер да несколько телефонных аппаратов на приставном столике.
— А сколько вам Шаров предложил, голубчик вы мой? — азартно спросил Медынцев, как только Зверев и Обнорский появились на пороге.
— Э-э… — сказал Сашка, — видите ли, Аркадий Василич…
