Юрий Комарницкий - Возвращение на Подолье
— О-о-о! Пан Володыевский сейчас схватится за сабельку… Вперед, шляхта! Еще польска не сгинела!
Шлюзы прорвало. Харасанов долго хохотал, содрогаясь гигантским телом.
Таким Франц видел Константина впервые. Невольно искренний заразительный смех Константина передался и ему. Они долго смеялись, похлопывая друг друга по плечу.
— А знаешь, Франц, — опять Харасанов перешел на “ты”, — мне будет здорово тебя недоставать. Я понимаю твое желание увидеть родительский дом, стариков, но вслед за этим на тебя обрушится нищета и гонения. Потерпи самую малость, поверь, через пару лет у тебя все изменится.
Франц очень не хотел расставаться. Он также полюбил этого сильного человека. Но подсознательно он чувствовал огромную опасность. Здоровая интуиция подсказывала: круг сужается. Стоит ему, пусть даже косвенно, ввязаться в фальшивомонетные дела, придется навсегда вычеркнуть из жизни свободу, а значит и любовь и все остальное.
В прихожей раздались голоса. Пришли девушки. Когда Франц передал Наташе разговор с Харасановым, она не поверила.
— Он тянет время, а потом по нашим головам будет ломиться за бугор… Вот увидишь.
Длительное общение с Татьяной давало плоды. Ее и без того слабая русская речь, стала изобиловать жаргонными словами.
— Пойми, Наташа, этот человек не из таких. Для него кодекс чести, благородство поступков — не пустые слова. Ты хоть понимаешь, что на свете еще есть подобные люди? Честные и благородные.
Она вульгарно заметила:
— У вас на Украине есть такое выражение: “Честный, як Панькови штаны.” У меня бабушка выросла на Украине.
— Такое выражение есть, но его применяют несколько в других ситуациях. К людям другой категории.
— Брось, Франц! Оружие, валюта, вся эта грязь, в которой мы оказались — о каком благородстве и честности ты говоришь?
Она нервно ходила по комнате. Франц видел, что ее терпению подходит конец.
— Мы ожидаем еще ровно десять дней, — сказал он. — Я тебе обещаю, если через десять дней Харасанов все не устроит, уедем в Жмеринку.
VIII. Встреча у мавзолея
Москва нравилась Василию все больше и больше. Теперь он уже не напоминал загнанного казахстанского волка, на которых устраивают охоту из вертолетов новоиспеченные казахские баи.
Денег хватало. Каждый день он покупал себе что-то новенькое из одежды. Изрядная доля генов матери-манекенщицы досталась и ему. Как ни странно, несмотря на систематические отсидки, талант подбирать супермодную одежду у него был.
В электричке Василий ловил на себе пугливо-восхищенные взгляды московских красавиц. Кто из этих молоденьких глупышек мог предположить, что этот стройный красивый блондин, одетый в короткую кожаную куртку, черные узкие джинсы и сверкающие матовым блеском “казаки” провел шесть лет в аду казахстанских тюрем и лагерей.
После смерти Кузьмы определенных планов на будущее у него не было. Ночи он проводил у Стеллы, днем шатался по Москве.
В мавзолей Василию хотелось попасть давно. Где-то в памяти жили воспоминания сверстников о великом вожде, которого они посещали с папами и мамами во время поездок в Москву.
В длинной колонне, двигающейся к вождю, его внезапно охватило паническое чувство. Ему вдруг показалось, что он, Василий Коваленко, опять бежит трусцой в колонне заключенных среди бескрайней жухлой степи. Глаза заволокло туманом, закружилась голова. Он почувствовал, что теряет сознание.
— Эй, парень, ты что донор или “колес” обожрался? — услышал он чей-то голос. — А может ты так разволновался перед встречей с вождем? Держись за меня, сейчас я тебя из брюха этой змеи вытащу.
Разговорчивый незнакомец ухватил его за ремень и потащил в переулок к ЦУМу.
Словно эпилептик после припадка Василий долго вертел головой, щурил глаза. Оборотная сторона его пребывания в лагерях все же дала о себе знать.
Незнакомец усадил его на железные перила у входа в ЦУМ.
Когда Василий окончательно пришел в себя и зрение прояснилось, он увидел симпатичного шатена лет примерно двадцати трех.
— Оклемался? Ну, брат, ты меня здорово удивил! Сначала ты теряешь сознание, затем на казахском языке просишь охрану в тебя не стрелять, а на десерт вот это.
Он дернул замок молнии и у него за поясом Василий увидел свой парабеллум.
— Ты что, парень, пришел на Красную площадь во времена Минина и Пожарского? Ведь у охраны датчики. Даже с паршивеньким фотоаппаратом тебя в мавзолей не пропустят. Затолкни ты его даже в задницу — отыщут.
Василий окончательно пришел в себя. “Кто он? — вертелась тревожная мысль. — Знает казахский, завладел пистолетом, но вкладывать, кажись, не собирается.”
— Ладно, брат, спасибо тебе за все. Выручил, даже можно сказать, спас. Тем не менее, что ты за птица, в которой есть казахские перышки?
Парень рассмеялся.
— Одно-два, не больше. Вот если бы ты сказал что-то про вербу или про сало, ты бы попал в точку.
— Хохол, что ли?
— Угадал, хохол польского происхождения. Националистам мои слова конечно бы не понравились. Но, мне кажется, в крови каждого хохла есть примеси и польской, и немецкой, и турецкой, и Бог знает какой крови.
— Ты прав, братишка, от националистов я тоже не в восторге. А теперь отдай мою пушку и пора нам познакомиться.
Парень картинно его обнял, в мгновение пистолет оказался у Василия.
— Франц Бялковский.
— Василий Коваленко.
Они обменялись рукопожатиями.
— Так откуда тебе известен казахский язык? Думаю, что на Украине в школах его не изучают.
— Ты прав, на Украине в последние годы самым популярным был язык старшего брата. Теперь все меняется, но казахский пока не изучают.
— Давай ближе к делу, — Василий по-блатному щелкнул пальцами. — Мы опять влазим в национальный вопрос меньшин. Откуда знаешь казахский?
— Как тебе ответить поточнее? Сам я с Украины, но несколько лет приходилось отдыхать от назойливой опеки компетентных органов у вас в Казахстане.
— Посадили, что ли?
— До этого не дошло, а вот уехать вынудили.
Подчиняясь внутреннему порыву, Франц вкратце рассказал Василию свою историю. Различие их полюсов было столь мощным, а взгляды на жизнь столь идентичны, что уже через два часа они стали друзьями.
Воспоминания о Караганде играли здесь решающую роль. Франц, как и Василий, любил этот город странной, смешанной любовью — соединение страха, ненависти и восторга.
Огромный шахтерский город, казахстанский Гонконг, Караганда была достойна этой любви. На территории этого города возвышались тысячи шахтерских могил. Через этот город проходили нити торговли наркотиками, в частности, дорога с Чуйской долиті в Европу. Сюда приезжали сотни тысяч целинников искать и находить свое счастье и несчастье. Здесь нашли конец миллионы мучеников, сосланных режимом Сталина в годы лихолетий. Во многом, благодаря этому региону — его углю и металлу, страна выиграла войну с коричневой чумой фашизма.
Расставаться не хотелось. “Будь что будет, — решил Франц. — Познакомлю его с Харасановым. Этот парень наверняка ему понравится, тем более он из Караганды.”
— А нас тут из Караганды несколько человек. Ничего не имеешь против, если я тебя познакомлю?
Василий несколько настороженно на него посмотрел и сказал:
— В принципе, можно. Но ты уверен, что среди этих людей никто не работает на ментовку?
Боже упаси, — сказал Франц и засмеялся. — Эти люди боятся ментов не менее тебя.
Когда Василий вкратце изложил свою биографию Харасанову, тот с оттенком недоверия заметил:
— А по вашей речи и по виду не скажешь, что вы отбухали шесть лет.
— Дело ваше верить или не верить, но, смею заметить, в зонах тоже имеются библиотеки, где при большом желании можно повысить интеллектуальный уровень.
Они выпили кофе с коньяком и через некоторое время стена отчужденности отступила.
Девушкам Василий явно понравился. Они без причины заходили в комнату, якобы за той или иной мелочью. Франца это смешило и раздражало.
— Девчонки, не мельтешите, присядьте и посидите с гостем. Тем более мы, видимо, ближайшее время будем в одной упряжке.
— Пойдем, погуляем, — предложил Василий Францу. — Если не возражаешь, только вдвоем.
Опустился вечер.
На Калининском проспекте сверкали огнями роскошные витрины магазинов. Мордастые качки с сотовыми телефонами деловито суетились возле иномарок.
Подавленные и раздраженные этим великолепием, они молча шли по направлению к Смоленскому метро.
Двое верзил у входа в магазин “Юпитер” показались Францу знакомыми. Франц с Василием подошли ближе.
Картина прояснилась еще больше. Касым Жарылгапов со своим телохранителем кого-то поджидали. Черный длинный реглан из английской шерсти мягко спадал на шикарные кожаные туфли. Чуть раскосые глаза степняка живо выхватили Франца из толпы.
