Сергей Дышев - Гасильщик (Сборник)
Кошкин расплылся в дежурной улыбке оперативника.
– Добрый вечер. Можно к вам?
– Добрый… – без эмоций ответила Варвара. – Проходите. Не желаете ли чаю, кофе с котлетами, только с пылу с жару.
– Спасибо, – вежливо отказался Савушкин. – Обойдемся…
Савушкин и Кошкин прошли в комнату и осмотрелись. Все свободное пространство было заставлено, заполнено, завалено ажурными скатерочками, фигурками собачек, кошечек, ангелочков, на стенах висели жуткие репродукции с натюрмортами, и в завершение – положенный по бессмертной моде – сервиз «мадонна» в шкафу за стеклом.
Среди всего этого подавляющего изобилия сыщики не сразу и заметили застывшего в кресле Курбана в черной кожаной куртке. Тут он дернулся, не зная, как поступить: встать или продолжать сидеть, приняв хозяйский вид.
Савушкин, заметив Курбана, тоном, не оставляющим альтернативы, рявкнул:
– А вы кто, гражданин? Документы!
Курбан подскочил, будто получил хорошего пинка, быстро достал из кармана куртки азербайджанский паспорт, протянул Савушкину.
– Курбан Степанович Алиев. – Савушкин хмыкнул.
Курбан торопливо пояснил:
– Папа у меня русский, а дедушка – азербайджанец.
Варвара тем временем шустро заскочила в ванную комнату, скинула халат, достала внушительный флакон с какой-то парфюмерией, опрыскалась со всех сторон, особенно основательно под мышками. Потом резкими движениями поправила прическу, встряхнула грудь, натянула блузку и брюки.
В комнату вошла со свежей улыбкой.
Савушкин и Кошкин принюхались, переглянулись и поморщились: от парфюма Варвары по комнате пошел густой дух.
– Он у вас проживает? – закашлявшись, спросил Савушкин у Варвары.
Варвара с наигранным смущением ответила:
– Он приходит в гости.
– Есть показания соседей, что Алиев проживает постоянно, – внес ясность Кошкин.
– И без регистр-а-ации… – подвел итог Савушкин.
– Мы оформляем документы на постоянную прописку, – тихо сказала Варвара.
– А Мария Олеговна даст согласие? – спросил Савушкин.
– Ну, в принципе, да…
Курбан угодливо поддакнул:
– Она очень привязалась ко мне…
– А вас не спрашивают! – оборвал Савушкин.
– Не из-за этого ли принципа у вас в квартире ночью был скандал с криками и грохотом, после которого и пропала без вести Мария Олеговна? – поинтересовался Кошкин.
– Какой скандал? – пожала плечами Варвара и переглянулась с Курбаном.
– Весь дом слышал ваши крики, голос Марии и даже тишайшего Курбана, – с напором продолжил Кошкин. – Есть показания жильцов.
– Это Ромка, филолог занюханный, настучал? – скривилась Варвара. – Да, мы немножко повздорили… Мне же надо устраивать свою жизнь… Годы проходят. Летят, как стая гусей. – Голос Варвары постепенно окреп. – И я вправе выбирать себе спутника жизни без чьих-то указаний и рекомендаций!
– Мне этот дом тоже очень родной стал! – запальчиво воскликнул Курбан. – Здесь часть моей души и сердца! А также – ламинат, там вот – унитаз новый, а еще – кафель на кухне. Даже картины купил! А Маша – она мне как дочка!
– Сколько вы здесь живете? – перебил отческий монолог Савушкин.
– Да не живу я – только в гости прихожу! – уже оправдывался Курбан, размахивая руками.
Савушкин, как пасту из тюбика, продолжал выдавливать показания.
– Конкретно?
Варвара и Курбан вновь переглянулись.
– Ну, года три, наверное… – хмыкнула Варвара и пожала плечами.
– Все понятно, – безапелляционно произнес Савушкин. – Значит, вы, вступив в тайный сговор, без согласия Марии Лихолетовой решили прописать в квартиру гражданина Азербайджана Алиева. Это и послужило причиной конфликта, в результате которого почему-то бесследно исчезла ваша падчерица, родителям которой и принадлежала эта квартира. Следовательно, у нас есть все основания предъявить вам, гражданин Алиев, и вам, гражданка Шпонка, обвинение в похищении или же убийстве вашей падчерицы Лихолетовой Марии.
– Это какой-то бред… – опешила Варвара. – Может быть, она у кого-то из родственников? Ну, может, обиделась…
– Не может! – жестко внес ясность Савушкин. – Все родственники и знакомые опрошены. Кстати, мы просили найти школьный альбом Марии…
– Мы все обыскали, но не нашли.
– Есть хоть какие-то фотографии Марии?
– Что самое странное, не осталось ни одной ее фотографии. Даже в детском возрасте.
– Не поторопились ли уничтожить? – напирал Савушкин.
– Да как вы смеете? – взвизгнула Варвара. – У меня от вас голова кругом идет! Вы просто изверги!
– Зачем женщину обижаете? – взялся было заступиться Курбан.
– А вас, Алиев, – Савушкин повысил голос, – мы задерживаем за незаконное проживание в квартире без регистрации… Кстати, мы хотим осмотреть комнату Маши.
– Пожалуйста! – махнула рукой Варвара.
Кошкин и Савушкин прошли в комнату девушки. Тут не было показной «роскоши» мачехи: милые куколки, мягкие игрушки, акварельки на стене, безделушки, открытый учебник, компьютер. Заправленная постель. Подушечки… Девичья…
– Ну, честное слово, она ушла утром, не попрощалась, даже не позавтракала, – взмолилась Варвара. – Ну, не знаю я, куда она пропала.
Варвара подавила спазм, по ее щекам потекли слезы.
– Да, мы сильно поругались. Маша не хотела, чтобы я прописывала Курбана. Но мне в жизни не на кого больше опереться. Я работаю кардиологом в районной больнице. После гибели Олега Машка на мою шею села, так и сидит до сих пор. – Для убедительности Варвара показала рукой.
Савушкин уже не слушал.
– Так… гражданин Алиев, собирайтесь, задерживаем вас в административном порядке. А вам, гражданка Шпонка, завтра к 15 часам прибыть в управление, в уголовный розыск. Со всеми документами.
Савушкин повернулся к Кошкину.
– Фотографию Лихолетовой возьмешь в паспортном столе, будем объявлять в федеральный розыск… А вам, гражданка Шпонка, даю ночь, чтобы вспомнить все подробности… той ночи!
Савушкин и Кошкин увели Курбана. На лице Варвары – страх и смятение.
2-е число. Поздний вечер.
Савушкин устало поднялся по лестнице родного дома, позвонил в квартиру. Дверь открыла жена. Никита коротко чмокнул ее.
– Привет, Наташа.
– Привет… – хмуро ответила, принюхалась, сморщилась, на лице – гамма чувств. – Да-а… Ну и вкусы у твоих женщин. Представляю, как они выглядят.
Громко шлепая тапочками, будто замедленно аплодируя, приплыла теща.
– Натик, ну зачем же ты… Ники, наверное, допрашивал особо опасную преступницу, которая пыталась удушить его своей парфюмерией.
– Близко к истине, Матильда Жановна. Чувствуется жизненный опыт. Были применены отравляющие духи особого назначения.
Наташа бросила ядовито:
– Ты хоть бы душ после нее принял. Простыни там хоть чистые? А то можем выдать комплект…
– А мы на панцирной сетке. Обожаем экстрим…
Наташа не нашла, что ответить, а Никита в скорбной тишине прошел на кухню. На подоконнике на видном месте лежали книги – «Парапсихология» и какой-то детектив – новое увлечение Матильды Жановны. Никита сел за стол, положил рядом мобильный телефон, снял блюдце с тарелки: там покоятся сарделька и холодные макароны. Он рассеянно ткнул вилкой. Неожиданно телефон начал призывно мигать. Никита включил, увидел сообщение, адресат – «НАСТЯ». Никита торопливо прочитал: «Извини, действительно была занята. Не пропадай!»
В кухню вошла теща, заглянула Никите через плечо.
– Кто это, Ники?
– Так, по работе.
Савушкин убрал телефон.
– Ники… – укоризненно начала теща.
– Можно не называть меня этой собачьей кличкой? – устало произнес Савушкин.
– Почему собачьей, Ники? – пораженно вопросила теща. – Так, между прочим, императрица Александра Федоровна называла своего мужа Николая Второго.
– Я не император, Матильда Жановна.
– Но это говорит о вкусе.
– Поэтому плохо и кончили.
– Э-э… Никита, скажи мне, что происходит? Ты перестал называть меня мамой.
– Ваше имя звучит для меня, как мелодия: Матильда Жановна… – почтительно ответил Савушкин.
– Иронизируешь?.. – догадалась теща.
– Отнюдь.
– У тебя нет никакой личной жизни. А временами ты как ненормальный…
– Мама, когда мне показывают окровавленную тряпку, я превращаюсь в бешеную милицейскую собаку. Пока не поймаю зверя… – с этими словами Савушкин вонзил вилку в сардельку. – И сейчас у меня именно такая ситуация… Пропала девятнадцатилетняя девушка. Все признаки похищения или убийства.
– Да? И какие версии? – встревоженно спросила теща.
– Похоже, что причастны мачеха и ее сожитель, – задумчиво ответил Савушкин. – Квартирный вопрос…
– Мне думается, что если бы я только глянула на них, то сразу бы определила, виновны или нет.
Никита покосился на «Парапсихологию» и детектив, лежащие на подоконнике, но от комментариев воздержался.
