Сергей Зверев - И не таких гасили
Внезапно она сделалась предельно серьезной. Сняла очки, зажмурилась, потерла розовую вмятину, оставшуюся на переносице. Посмотрела на Антонова сначала без всякой оптики — маленькими, подслеповатыми глазами. Потом, не отрывая взгляда, нацепила очки, поправив дужки обеими руками и сказала… Нет, не сказала. Провозгласила.
— Сейчас вы услышите то, что предстоит услышать президенту. Постарайтесь представить себя на его месте. Представить, что он почувствует, когда осознает суть ультиматума.
Чтобы показать, как он захвачен этим театром одного актера, Антонов попросил:
— А можно ли сделать так, чтобы на мои наушники транслировался уже измененный голос? Для эффекта присутствия.
— Разумно, — согласилась Темногорская. — Ноу проблем.
Ее толстые пальцы пробежались по клавиатуре. Затем она выпрямилась и несколько раз прочистила горло, упиваясь взглядами охранников и пленников, обращенными на ее персону.
— Итак, гм… гм… — Темногорская поправила микрофон и полузакрыла глаза. — Итак, начинаю…
В наушниках Антонова раздался тяжелый бас, звучащий так, словно и без того низкий голос решили еще и воспроизвести замедленно. Пожалуй, с таким же замиранием сердца советские люди слушали сообщение Левитана 22 июня 1941 года.
* * *Примерно час спустя Второй сидел на заседании Совета безопасности Российской Федерации, созванном в столь спешном порядке, что в зале присутствовало чуть больше половины членов совета. Заседание вел председатель, то есть глава государства собственной персоной. Среди постоянных членов Совбеза были такие фигуры, как директор ФСБ, руководитель администрации президента, шеф МВД, председатель правительства и министр обороны.
Второй попал в это общество в качестве сопровождающего Первого, который был не кто иной, как директор ФСБ и руководитель Антитеррористического центра — един в двух лицах. В настоящий момент он, как и все собравшиеся, прослушивал (в четвертый или пятый раз) запись ультиматума. Под его глазами набрякли и обвисли мешки, воспаленные глаза прятались под приспущенными веками.
Мысли, бродившие в голове Второго, были под стать его наружности: такие же безрадостные. Директор ФСБ захватил его для того, чтобы было кем прикрыться, как живым щитом, но не это удручало сильнее всего. Он впервые за много лет получил сокрушительное поражение, не сумев переиграть террористов.
Слушая самодовольный бас, зачитывающий ультиматум, Второй понимал, что впереди у России самый унизительный этап в ее истории. О чем бы они здесь ни говорили, что бы ни решали, а законный президент будет вынужден уйти, уступив место улыбчивому хмырю в синих джинсах и клетчатой рубахе с расстегнутым воротом, который на следующий день после инаугурации махнет в Вашингтон, где подпишет все, что ему скажут. И будет хмырь бегать по утрам кроссы, и есть кашу с молоком, и позировать для репортеров в обнимку с миловидной женой и детишками, а в перерывах между этими занятиями произносить речи, подготовленные для него дядями из госдепа США. И весь мир будет знать, куда и почему делся предыдущий президент, и откуда и как взялся новый, а поэтому будет стыдно и тошно.
Второй не имел представления о том, как воспрепятствовать этому. Он видел потухшие глаза президента и понимал, что тот уже принял решение. Ни один вменяемый человек не станет удерживать позиции за счет жизней тысяч и десятков тысяч своих сограждан. Ну а мерзавец, пошедший на подобный размен, все равно не останется у власти. Его начнет презирать собственный народ и станут избегать правители других стран. Короче говоря, выбор президента был совершенно предсказуем.
Судя по торжествующим ноткам, угадывающимся в голосе, зачитывающем ультиматум, автор знал об этом. Лучшие лингвисты и психологи ФСБ очень скоро установят это, как установят, может быть, что голос подвергся вейвлет-преобразованию или принадлежит психически неуравновешенной личности, но это ничего не даст, ничего не изменит. Тот, кто затеял переворот, был гениален в той же мере, что и безумен.
— Не тешьте себя напрасными надеждами и сомнениями, — говорил он. — Отбросьте их и взвесьте свои шансы. Их у вас попросту нет. Вам даже не удастся скрыть это послание от своего народа и мировой общественности, потому что кто-нибудь из вашего окружения не устоит перед соблазном продать эту информацию за хорошие деньги. Вы ведь сами наплодили вокруг себя толпу воров, мздоимцев и казнокрадов, так что не обессудьте.
— С чувством излагает, — негромко прокомментировал Первый, кривя рот в сторону министра внутренних дел. — Мания величия. Синдром несостоявшегося актера.
«Или актрисы», — мысленно возразил Второй, сидящий за их спинами. А голос перешел к сути своего заявления:
— Настоящий ультиматум длится ровно сутки, начиная с двенадцати часов дня по московскому времени. Именно в это время моими людьми были захвачены центры управления трех атомных электростанций. Это Ленинградская, Калининская и Ростовская АЭС. Не сомневаюсь, что к тому моменту, когда вы будете прослушивать это сообщение вторично, вам успеют доложить, что я говорю правду.
Последовало что-то похожее на смешок, а потом чтение возобновилось:
— Хочу прояснить два момента. Люди, удерживающие пульты управления станциями, являются так называемыми фанатиками, добровольно пошедшими на смерть. А вторая неприятная для вас новость заключается в том, что связаться с ними невозможно, так что оставьте надежды отговорить их, переубедить или подвергнуть нейролингвистическому программированию. Они будут поддерживать контакт со мной и только со мной и беспрекословно выполнят приказ при малейшей попытке вытеснить их с занимаемых позиций. А приказ этот велит отключить охлаждающую систему ядерного реактора. Они сделают это также в том случае, если вы прикажете глушить радиосигналы, чтобы лишить их связи со мной.
Голос изменил тональность, сделавшись чуть выше и, как показалось Второму, восторженнее:
— Специалисты подробно объяснят вам, чем это чревато, ну а я сделаю это вкратце, господин президент и те, кто его окружает. Итак, охладительная система бассейнов при реакторах перестает функционировать. Это может сопровождаться утечкой радиации, но не это главное. Без экстренной эвакуации работников АЭС не обойтись, а это в свою очередь порождает панику среди населения. В течение нескольких часов об одновременных авариях под Санкт-Петербургом, Тверью и Ростовом-на-Дону становится известно во всем мире. Обстоятельства скрыть невозможно, как невозможно скрыть условие, поставленное президенту России. А оно очень простое. Он должен обратиться к россиянам по телевидению, объявить о своей добровольной отставке и назначить своим преемником известного политического и общественного деятеля Андрея Криволесова.
Последовала короткая пауза, во время которой можно было отчетливо слышать шумное дыхание оратора.
«А ведь у него одышка, — отметил про себя Второй. — Интересно, сколько в нашей стране полных людей, страдающих отдышкой?»
Между тем бас зазвучал снова:
— Все СМИ снова и снова дублируют текст настоящего заявления. Мировая общественность ожидает решения от господина президента, которому, естественно, совсем не хочется расставаться со своими полномочиями и привилегиями. И каждую минуту, каждую секунду не прекращается активное разрушение зоны трех реакторов. Количество радиоактивных веществ, выбрасываемых в атмосферу, возрастает в геометрической прогрессии. На АЭС начинается неуправляемая цепная реакция. Один за другим происходят тепловые взрывы, за которыми неизбежно последуют ядерные взрывы большой мощности. Единственный способ остановить реакцию — выполнить условие ультиматума. В этом случае я немедленно связываюсь с группами захвата и даю отбой. Охладительные системы запускаются снова, нагрев реакторов прекращается, нависшая катастрофа отменяется.
«А если нет? — подумал Второй. — Если процесс окажется необратимым? Если мы получим у себя в России три Чернобыля в квадрате?»
— Рассчитав длительность процесса с точностью до минуты, — загудел бас, — я даю вам на размышления ровно двадцать четыре часа. Если до завтрашнего полудня мое требование выполнено не будет, все произойдет в соответствии с описанным сценарием. Двадцать четыре часа. До истечения этого срока никаких других контактов не будет. Я отказываюсь вести переговоры с президентом, которого считаю нелегитимным. Любые попытки вмешаться в события приведут к трагедии. Никаких компромиссов, никаких встречных предложений. Так что решайте. На этом позвольте мне с вами попрощаться. Надеюсь, навсегда.
Последние слова были преисполнены ядовитого сарказма. Президент услышал их уже не в первый раз, но не удержался от болезненной гримасы, словно его наградили пощечиной.
