Иван Стрельцов - Афганский осведомитель
— И где вы, товарищ прапорщик, слышали стук?
— В двигателе слышал, салага, — донесся из кабины недовольный голос. — Заклинит мотор где-то на марше, зампотех тебе голову оторвет и мне заодно. А мне голова еще самому пригодится. Так что лучше болезнь сразу предупредить, чем потом огребать от вышестоящего руководства.
— А чего здесь тормознули? — не унимался водитель.
— А ты что, хочешь на трассе отсвечивать, как червяк на крючке? — повысил голос невидимый прапор. — «Духов» приманивать? Ты давай не рассуждай, быстрее исправишь — быстрее поедем.
Солдат легко запрыгнул на массивный бампер и рывком поднял крышку капота.
— «Духи» рассредоточились, — из наушников донесся голос Кольцова. — Двое заняли боковое охранение, двое в тылу возле ишаков, последняя пара подбирается к «Уралу».
— Ждем, — последовала короткая команда старшего спецназовца.
Особист с оперативником, подняв головы, со своей позиции наблюдали за грузовиком. Наконец с противоположной стороны хлопнула дверца, и на пыльную землю спрыгнул обладатель недовольного голоса.
Со своей позиции Кирилл видел только начищенные берцы да выгоревшие на солнце штаны полевой формы. Ботинки сместились в сторону переднего колеса, и через мгновение в зоне обзора появился невысокий, плотно сложенный прапорщик в новой, еще не успевшей выгореть под жарким афганским солнцем армейской панаме.
У прапорщика было широкое лицо с раскосыми глазами и короткий, как нарисованный, нос, тонкие губы были изогнуты в лукавой улыбке.
В правой руке Кайфуров держал продолговатый предмет, завернутый в местную газету.
— Ну что, обнаружил червоточину? — еще шире улыбнулся «кусок».
Ухватившись за край капота, он легко вскочил на бампер и, внезапно широко размахнувшись, обрушил свернутую газету на затылок водителя. Тот беззвучно повалился лицом на двигатель.
Кайфуров спрыгнул на землю, развернул газету и отбросил в сторону обрезок трубы, а листок поднял высоко над головой.
— Есть контакт, — рация ожила сдавленным голосом Горыныча, майор тут же стал отдавать команды: — Глеб, на тебе тыловики, я беру на себя боковое охранение. Нурсултан, твоя пара переговорщиков, начинай с заднего.
— Командир, не учи ученого, — вальяжно отозвался немногословный казах.
Грысюк никак не отреагировал на подобную наглость, а продолжил радиообмен:
— Поэт, вам достается «сундук». Сами управитесь или, может, его сперва покалечить?
— Сами управимся, — недовольно буркнул Евтушенко. Отключив переговорное устройство, он обратился к Маркову: — Ну что, Кирилл, стреножишь иуду?
— Тепленьким возьму гада, — одними губами прошептал сыщик. Его сердце учащенно забилось, так с ним всегда случалось перед выходом на борцовский ковер. Зато в схватке он действовал спокойно и расчетливо.
Они встретились возле заднего борта «Урала», двое афганцев и прапорщик Кайфуров. Кирилл узнал идущего впереди басмача: маленький, плюгавый, с редкой бороденкой, именно он вел переговоры с предателем.
Кайфуров раскинул руки, будто собираясь обнять компаньона, но не тут-то было. Сперва рухнул замыкающий, а следом взорвался череп плюгавого. Юннат проявил завидную реакцию, отбросил газету и попытался вытащить из кобуры свой табельный пистолет.
Тем временем Марков рванулся из укрытия, как спринтер с низкого старта. В несколько больших прыжков он преодолел расстояние в десяток метров. К этому времени прапорщик уже вытащил пистолет и с бешеным взглядом резко обернулся на звук приближающихся шагов.
Увидев черный зрачок ствола, направленный ему в грудь, Кирилл с ходу ударил ногой под руку, пистолет отлетел в сторону. В следующую секунду кулак оперативника врезался в живот прапорщика, тот утробно охнул, пытаясь согнуться, но завернутая за спину рука не позволила.
Как из-под земли появились спецназовцы, со своими толстоствольными чудо-автоматами они больше походили на охотников, выследивших матерого зверюгу.
Первым к грузовику подошел Евтушенко, на его правом плече стволами вниз висели два автомата, он шел усталой походкой, выбивая подошвами ботинок из рыхлой пористой земли густую рыжую пыль. Остановившись в метре от скрюченного прапорщика, особист наклонился и поднял валяющийся пистолет.
— Ну и что интересного нам птичка в клювике принесла? — приблизившись к грузовику, с усмешкой спросил майор Грысюк. Он отдернул брезентовый полог, потом легко, как атлет на соревнованиях, забросил свое тело в кузов.
Скосив глаза, Кирилл заметил, что кузов едва ли не до потолка был загружен деревянными ящиками.
— Весьма недурственно, — донеслось из грузовика. — Английские мины к восьмидесятимиллиметровому миномету и китайские реактивные гранаты к «РПГ-7». Хватило бы на солидную засаду.
— Твою мать с твоим прапором! — выругался Евтушенко и зло сплюнул под ноги. — Юннат, это же изъятые боеприпасы из тайника Ранжи. Ты же, сукин сын, должен был их уничтожить. Своим в спину бьешь, тварь!
— Своих у меня пять ртов, плюс жена и ее родители, — морщась от боли, прохрипел прапорщик. — И все мы живем в старом деревянном доме. Да какой там дом, сарай, развалюха, а я хочу жить в нормальных условиях, чтобы горячая вода была и теплый туалет. А честно разве заработаешь… Вот и выкручиваюсь, как могу, как все.
Кирилл, слушая эти откровения, вдруг вспомнил старшину Огородника, который отправился на войну, тоже намереваясь помочь своей семье с квартирным вопросом, но только он даже не помышлял шакалить. Совсем другой подход был у старшины к заработку.
— Ну, хорошо, боеприпасы ты продал «духам», а что было бы с пацаном, водилой? — Евтушенко заговорил неожиданно ровным, спокойным тоном, будто еще минуту назад его не захлестывало от ярости к предателю. — Грохнул бы мальца?
— Зачем? — пытаясь вырваться из крепкого захвата Маркова, хмыкнул Кайфуров и смахнул левой рукой каплю пота, повисшую на кончике носа. — После того, как «духи» выгрузили бы машину, отвез бы его в Даши-Мусс на больничку, дескать, солнечный удар с пацаном приключился, и все шито-крыто. Первый раз, что ли?
— Да уж, не первый, — нехорошо усмехнулся особист.
— У-у, дурак, — сквозь стиснутые зубы выругал сам себя прапорщик. Такой прожженный делец, и попался на простой трюк.
— Действительно, рассчитываться бородачи собирались по-настоящему, — встрял в разговор Глеб Кольцов, он только что срезал висящую на боку плюгавого «духа» кожаную сумку, она была битком набита пачками засаленных банкнот.
Особист посмотрел на Маркова долгим и почему-то грустным взглядом, потом приказал:
— Отпусти его, Кирилл.
Сыщик разжал пальцы, отпуская запястье прапорщика-предателя, и смачно плюнул тому на надраенный ботинок. Забрал у майора свой автомат и встал рядом.
— Ты уже понял, Юннат Османович, в каком оказался положении? Тебя посадят, посадят надолго. А когда те, с кем ты будешь сидеть, узнают, за что осужден бывший ротный старшина, то до утра ты вряд ли доживешь. Удушат, а то скорее всего утопят в параше, как помойную крысу. — Евтушенко выносил приговор ровным и немного трагическим голосом инквизитора, не оставляющего и малейшего шанса на помилование. — Бог с тобой, Юннат, ты, как говорится, человек взрослый и сам себе выбрал судьбу. Но почему твои отпрыски должны жить с клеймом детей предателя?
Прапорщик Кайфуров после этих слов будто стал ниже ростом, ссутулившись и вжав голову в плечи.
— Выход у тебя один, паскуда, — продолжил особист. Передернув затвор, он дослал патрон в патронник и бросил пистолет предателю со словами: — Умри хоть с честью.
Кайфуров с отрешенным взглядом все же поймал на лету оружие, крепко сжал рукоятку и приставил ствол к груди. Облизав пересохшие губы, он тихо проговорил:
— Я, конечно, умру. Не тот вор, кто ворует, а тот, кто попался. Я попался, — он сделал глубокий вздох, будто на что-то решаясь, как вдруг выкрикнул: — Но ты умрешь раньше меня!
Резко развернувшись, прапорщик, как на соревнованиях по стрельбе, вскинул руку с «Макаровым».
Черный зрачок пистолетного ствола подействовал на Кирилла, как сигнал гонга. Достать Кайфурова со своего места он не успевал, оставалось лишь одно. За долю секунды до того, как палец предателя завершил свой ход на спусковом крючке, он провел молниеносную подсечку и, свалив с ног майора Евтушенко, покатился вместе с ним по пыльной земле.
Пистолетный выстрел грянул оглушительно громко, и в следующее мгновение прапорщик дернулся всем телом, выронил оружие и, падая на спину, прохрипел:
— Шайтан.
В том месте, где еще несколько секунд назад прапорщик прижимал ствол пистолета, торчало лезвие специального ножа, которым только что Кольцов срезал сумку с убитого душмана.
Сам каскадовец стоял в стороне, сжимая в правой руке рукоятку ножа. Хмыкнув, Глеб невозмутимо заявил:
