Наталья Троицкая - Сиверсия
К тому времени, как появился Хабаров, им удалось с десяток раз доказать свой профессионализм. Самые горячие головы предлагали немедленно повторить эксперимент, а уже потом делиться впечатлениями. Они действительно сделали бы это, но явно не разделявший общего восторга Хабаров моментально остудил их боевой пыл, резонно уточнив:
– Кто за все это будет платить?
– Саня, старик, – Скворцов обнял Хабарова за плечи. – В баню это оружие! Башка уже гудит. Пошли лучше поедим!
Хабаров и Чаев сидели за столиком, ожидая, когда позвонки, толпившиеся у громадной витрины, сплошь уставленной яствами, сделают заказ.
– Ты ничего не хочешь мне рассказать? После твоего возвращения мы так и не поговорили, – Хабаров смотрел в лицо Чаева спокойно и прямо.
– Не о чем рассказывать, Саня. Попрессовали. Потом их главный, лысый такой, сказал: «Пусть живет!». Остался я один на темной дороге, в темном лесу. Очухаться не успел, подлетают двое, корочки мне в нос и – на Лубянку, – нарочито небрежно произнес Чаев. – А ты? Ты ничего не хочешь мне рассказать?
– По поводу?
– Фотография, где мы у мечети в Дубае. Он как рожу твою увидел, аж затрясся весь!
– Почему мою? Мы же вместе снялись.
– Потому, что при виде моей рожи, вот так, – он рванул Хабарова за грудки, – вот так близко, он мне мозги вышибить хотел! На твою посмотрел, – и все. Сердце оттаяло!
– Успокойся, позвонок. Ты устал. Нервы. Я всё понимаю.
– Катись ты со своим пониманием!
– Давай сменим тему. Ребята идут.
– А других тем у нас с тобой не будет!
– Нам направо.
Хабаров взял за руку Дашу, увлек за собой и легонько втолкнул в свой номер.
– Ты меня похищаешь? – она подарила ему обворожительную улыбку.
– Да!
– Учти, я буду кричать и звать на помощь. Еще я умею больно царапаться и кусаться.
– Прелесть моя!
Хабаров медленно провел рукой по ее волосам, потом властно притянул к себе. Он чувствовал ее дыхание, видел, как пульсирует тонкая, едва заметная жилка на ее шее, руками он скользнул вниз по спине девушки, пока не дошел до уютной ложбинки ниже талии, с восторгом отметив, что под маленьким тонким платьем ничего нет. Он поцеловал ее легко и нежно. Даша подалась вперед, ее губы сначала робко, потом все с большей и большей страстью откликнулись на его ласки.
Резкий стук в дверь заставил их вздрогнуть.
– Ты кого-то ждешь?
– Не обращай внимания. Уйдут.
Но настойчивости позднего визитера можно было позавидовать.
Даша деликатно высвободилась.
– Я подожду в спальне.
На пороге стоял растерянный Женя Лавриков.
– Что случилось?
– Сань, Витька Чаев исчез. Мы с ним в одном номере. Я всех ребят обошел, его нет нигде.
Хабаров глянул на часы. Было начало второго.
– Не морочь мне голову! Никуда он не денется. Вероятно, с Лорой засиделись в каком-нибудь баре. Иди спать!
Хабаров захлопнул дверь перед носом Лаврикова.
Даша ждала его в постели. Тонкая простыня откровенно подчеркивала ее формы.
Хабаров рванул на груди рубашку. Пуговицы разлетелись, ткань раздалась.
– Сашка! – Даша задохнулась восторгом.
«Чем меньше на женщине одежды, тем короче путь к ее сердцу! – развязно подумал он. – Хоть будет за что держать ответ!»
В темном проеме бойницы Восточной башни крепости Старого города уже очень давно застыла одинокая человеческая фигурка. Человек сидел неподвижно, отрешенно глядя с тридцатиметровой высоты на пестрое ночное великолепие – плод цивилизации.
– Что случилось?
Лора коснулась плеча.
Чаев вздрогнул, обернулся.
– Как ты нашла меня?
Она улыбнулась, ласково погладила его по волосам.
Он перехватил ее руку, поцеловал ладонь и спрыгнул на площадку башни. Некоторое время потемневшими от страсти глазами он изучал ее лицо, наконец, словно устав бороться с собою, поцеловал. Лора обвила его шею, еще теснее прижалась к нему.
– Я люблю тебя, – чуть охрипшим голосом произнес он. – Я хочу, чтобы ты была моей женой. Я даже не хочу это обсуждать. Так должно быть – и все! Мы тратим жизнь на какие-то ничтожные, никому не нужные пустяки. Мы не живем, мы ждем, чтобы начать жить. Так нельзя. Я это понял совсем недавно. Поэтому я не хочу слышать «нет».
Ночное шоссе уносило их в ночь.
Лора сидела, небрежно откинувшись на спинку сиденья, положив красивые стройные ноги на приборную панель открытого джипа. Она сделала маленький глоток воды из бутылки и специально пролила воду на грудь. Тонкая белая ткань тут же стала прозрачной. Томно вздохнув, Лора тряхнула головой, откинула назад волосы, осторожно провела кончиками пальцев по лицу, шее, словно лаская себя. Прикрыв глаза и выгнув спину, она стала ладонями легко, призывно ласкать свою грудь, живот, бедра и не без удовлетворения отметила, как мужчина украдкой облизал ставшие сухими губы.
Он потянулся к ней, коснулся груди, скользнул большим пальцем по ее приоткрытым губам.
– Скоро приедем…
Оставив позади укрытые ночью скалы, машина свернула с шоссе и нырнула в низину, в оазис, в глубине которого у воды стоял дом.
Чаев притормозил у самых дверей, склонился к Лоре, страстно поцеловал.
Луна деликатно спряталась за облако, оставив их наедине друг с другом.
Он проснулся от того, что лунный свет, проникнув сквозь прикрытые ставни, коснулся его лица. Уставшая, измученная им Лора спала, по-детски уткнувшись носом в его плечо. Больше не было никого в этом мире, только он и она да дремавшее у изголовья их будущее, одно на двоих.
К утру в доме стало прохладно. Чаев потянулся за лежавшим на полу одеялом.
– Почему ты не спишь, Витенька?
Он улыбнулся, легонько поцеловал ее в губы и заботливо укрыл легким хлопчатобумажным одеялом.
– Я не хочу спать. Я хочу смотреть на тебя, хочу прикасаться к тебе, ласкать тебя и чувствовать как ты трепещешь под моими ладонями. Хочу целовать твои губы, сладкие, нежные, доверчивые. Я хочу ощущать тебя каждой клеточкой своего тела. Хочу просто быть и знать, что ты рядом. С тех пор, как погибли мои девочки, меня неотступно преследовало отвратное ощущение пустоты в душе. Словно кто-то не в меру старательный выгреб оттуда все: и хорошее, и плохое. Проснувшись этой ночью, ощутив твое дыхание у своих губ, я понял, что в мою жизнь вернулся утраченный смысл.
Лора погладила его по щеке, коснулась лбом его виска и так замерла.
– Помнишь наш первый вечер в Батуми? Темно-свежее небо…
– Море оперного цвета и мотыльки-ромашки на ветру… Я все помню, Лорка. Очень долго это было лучшим, что мне хотелось помнить. Теперь пошел новый отсчет.
Она крепко спала в роскошной, убранной шелком кровати. Солнце игриво заглядывало в окно гостиничного номера и шалило на ее лице и подушках солнечными зайчиками. Время близилось к десяти утра. Солнце было еще ласковым. Беспощадным оно станет только к полудню.
Она могла позволить себе беззаботно нежиться в кровати, не глядя на часы, сегодня был свободный день. Сегодня только каскадеры Хабаров, Чаев, Орлов и Лавриков работали по контракту с французской съемочной группой. Остальным можно было отдыхать до завтра.
Ей снился белоснежный особняк на берегу дивного озера. Вдвоем с Чаевым они стояли, обнявшись, на пороге и смотрели на детей. Дети возвращались с озера, смеялись, что-то кричали им и весело махали руками. Она подняла голову, посмотрела в его глаза, прошептала: «Я так люблю тебя!»
Вдруг адская боль разлилась по всему телу. Из сонной артерии фонтаном брызнула кровь. Лора инстинктивно попыталась зажать рану. В ужасе она открыла глаза.
Свои окровавленные руки и стоящий рядом адвокат Шипулькин с опасной бритвой в руке было последнее, что видела Лора.
– Ты что сделал, придурок?! Убить тебя, суку? Прямо здесь положить?!
Брюс Вонг швырнул Шипулькина на пол.
– Я, вот именно что… Она сама виновата! – едва не плача, выговорил Шипулькин, алой от крови бритвой указывая на Лору. – Зачем она, значит, надо мною издевалась? Зачем унижала?
Брюс подскочил, рванул к себе сидящего на полу Шипулькина, приподнял, тряхнул.
– Что делаешь в номере моей жены? Где Дарья?! Ты и ее тоже? – хищно вращая глазами, Брюс смотрел на вытиравшего нос Шипулькина.
– За-ачем? К вашей жене у меня претензий нет. Вы, вот именно что, не знаете. Они с Лорой, значит, поменялись. Даша хотела, чтобы ее номер был рядом с номером Хабарова. Вы, вот именно что, обманутый муж – рогоносец, значит.
Брюс издал страшный, нечеловеческий рык.
– Р-р-а-а-х-х!
Шипулькин шмыгнул носом, раз, потом другой, всхлипнул.
– Что теперь делать-то? Меня же посадят. Я не хочу в тюрьму из-за этой гадины. Там плохо…
Он заплакал, по-женски всхлипывая.
– Называется: приехал отсидеться и навестить женушку! Твою-то мать! Лучше б мне Осадчий еще раз промеж ног звезданул!
Брюс за шиворот, как нашкодившего кота, поднял Шипулькина и поставил на ноги.
