Валерий Горшков - Реаниматор
Леха, стараясь дышать тише, дождался момента, когда акт орального секса выйдет на финишную прямую, а потом решительным движением руки распахнул створку окна и вполголоса проговорил:
— Я вам не помешаю, голубки?
Ляля вздрогнула, чуть не подавившись, и испуганно отпрянула в сторону, так и оставшись стоять на коленях. Браток, вмиг перестав двигать задом и сладострастно мычать, весь резко напрягся, по-черепашьи втянул голову в плечи, а затем медленно-медленно повернулся на до боли знакомый голос.
Из окна на него смотрел черный провал пистолетного ствола. Холодная улыбка Реаниматора не предвещала ничего хорошего.
— Привет, любовнички. Не ждали? Уж простите меня великодушно. А я случайно проходил мимо, дай, думаю, зайду к старому другу... А тут такая любовь... Не двигаться!
— Ты... чего, Леша?! — с ужасом в глазах пролепетала Ляля, задом отползая к стенке и тыльной стороной ладони торопливо вытирая влажно поблескивающие в полумраке припухшие розовые губы. — Ты что, обиделся на меня, да? За то, что я...
— Расслабься, милая. Разве можно обижаться на подворотню, в которой мочатся все, кому не лень? Собирай вещи и вон отсюда, — стараясь не слишком шуметь, глухо процедил Реаниматор. И, слегка смягчив тон, добавил: — Ты здесь совершенно ни при чем, куколка. Просто нам с Лобастым надо побеседовать без свидетелей. А теперь бегом! И лучше через окно...
— К-как? — переспросила стриптизерша.
— Очень просто. Здесь низко, не разобьешься.
Ухватившись левой рукой за подоконник, Леха, не опуская «ТТ», пружинисто перепрыгнул через препятствие и оказался в комнате.
Лобастый, улучив момент, попытался метнуться к столу и схватить оружие, но опоздал на целую секунду. Едва кончики пальцев новоиспеченного бригадира дотронулись до «стечкина», как удар рукояткой «ТТ» по затылку заставил его вскрикнуть и ничком рухнуть на пол, с грохотом опрокинув стул.
— Ку-уда, падла?! — тяжело дыша, прошипел Реаниматор. — Я еще только начал.
— Ну... я пошла? — окинув взглядом сначала отправленного в нокаут клиента, а затем лежащие на столе заветные доллары, осторожно спросила Ляля.
— Проваливай, — равнодушно бросил Леха. — И гонорар за работу не забудь, — не сводя глаз с пошевелившегося братка, Реаниматор кивнул на стол. — Все, пошла на хер отсюда. Считаю до трех. Два с половиной...
— Дурак! — оскорбилась Ляля. Гордо расправив плечи и виляя бедрами, подошла к окну и, на удивление легко перескочив через облупленный подоконник — сказалась профессиональная растяжка, — через секунду оказалась уже с той стороны дома. — Теперь даже не подходи! — крикнула напоследок и стремительно метнулась к открытым воротам.
— Как скажешь, — вздохнул нисколько не задетый истеричной репликой шлюхи Реаниматор. Он легонько пнул в задницу поднявшегося с пола Лобастого, и тот привалился спиной к стене. — Ты меня слышишь, земеля?
— М-м-м, — промычал в ответ браток.
— Что же ты наделал, скотина? — крепче перехватив рукоятку пистолета, с заметным сожалением тихо спросил Леха. — Я же тебе доверял, мудила с Нижнего Тагила, а ты меня продал.
— Это не я, — пробормотал Лобастый.
— А кто? — приподняв брови, спросил Реаниматор.
— Верзила...
Сильный, неожиданный удар ногой в висок заставил братка вскрикнуть и упасть на бок, гулко приложившись головой о крашеный дощатый пол. Леха, грудная клетка которого вздымалась, как кузнечные мехи, нагнулся, сгреб Лобастого за воротник, рывком поднял, заставив встать раком, схватил за багровеющее на глазах ухо, наступил на кисти рук, намертво пригвоздив их к полу, и, ткнув в висок бывшего подельника накрученным на ствол пистолета глушителем, выдавил:
— Ну и тварь же ты!
— Не убивай, — часто дыша, жалобно проскулил голозадый браток. — Я отдам тебе все бабки! Они в углу, за тумбой, в тайнике под полом!
— Так ты думаешь, придурок лагерный, что сможешь откупиться лавами за все то, что сделал? — сквозь зубы процедил Реаниматор. — Нет, Лобастый. Такую подлянку за бабки не отмазать. Я тебе не судья Запесоцкий. Я мочить тебя пришел. За то, что ты, пес шелудивый, которого я не один год считал правильным пацаном, своим шакальим звонком папе отправил меня и девчонку на верную смерть. Бог с ней, она для тебя никто. Но ты, зная о лажовых подозрениях Мальцева, меня, мою жизнь променял на говенные бабки! В бригадиры захотелось, да?! А помнишь, сука, как я тебе жизнь на стрелке с тамбовскими спас?! Если бы не я, лежал бы ты сейчас на Южном, под черным гранитным обелиском вместо креста!
— Прости, братан, — по искаженному судорогой липкому лицу Лобастого покатилась первая слеза. — Я виноват перед тобой. У меня крыша поехала. Сам не знаю, как такая херня получилась! Словно наваждение какое! И все из-за этой долбаной сучки!
— Что ты мне тут горбатого лепишь? При чем здесь Алена?! — глухо выговорил Реаниматор, сильнее прижимая ствол к взмокшему виску пробитка. — Бабок ты захотел. И чтоб ни с кем не делиться!
— Тебе сейчас легко базарить! — визгливо вскинулся Лобастый. — А что бы ты сам сделал на моем месте? С Тихим началась война, а ты, зная об этом, внагляк отказываешься сдать девку в заложницы и везешь ее к старику, подставляя пацанов! Да еще эти сраные барыги, которых мы замочили. — Плотно сжав губы, Лобастый досадливо поморщился и нервно мотнул башкой. — Вот меня и заклинило.
— Складно поешь, — хмыкнул Леха. — А с Лялькой? С ней тебя тоже заклинило?
— Ну ты даешь, в натуре! — почти натурально возмутился Лобастый. — К кому вздумал ревновать! Она хоть и красивая, сучка, но обычная блядь, шалава, подстилка, соска рабочая! Ей за двести бакинских каждую ночь лохи прибашленные в рот дают, сиськи спермой поливают и дрючат вдоль и поперек своими потными елдинами, пихая по яйца во все дыры! Какие могут быть претензии?!
— За двести, значит? — холодно усмехнулся Леха, и лицо его потемнело. — Тогда почему же ты, пидор озабоченный, пообещал ей сразу полштуки, да еще при мне сотню накинул?!
— Захотелось мне, понял! Именно ее на хрящ надеть захотелось! — огрызнулся, пряча бегающие глаза, браток. — Кого хочу, того и трахаю! Или ты эту шкурку по жизни для себя одного приватизировал?!
— Да нет, — спокойно ответил Реаниматор. — Ленка вольна распоряжаться своими прелестями как угодно. Только гонишь ты... Тебе не просто так ее захотелось. Тебе, извращенцу, таким образом надо мной возвыситься захотелось. Сначала ты меня, сволочь, сдал, а потом на биксу мою, на которую тебе раньше плевать было, пять сотен зелени не пожалел. Улавливаешь логику?
— Туфта! Бред! Ты рехнулся! — не сдавался протрезвевший Лобастый. — Ты, Леха, просто уже не знаешь, к чему приебаться! Вот и начал гнуть рамсы про Ляльку! Ты лучше перестань крыситься и спокойно, без наездов, посмотри на тему с барыгами и мокрощелкой глазами любого из наших пацанов... Неужели не было повода согласиться с подозрениями Сашки, когда ты вдруг ни с того ни с сего уперся как баран — отвезу ее старому в Озерки, и конец базару! Может, я чего не догоняю?! Тогда, в натуре, чисто конкретно объясни, почему ты прилип к этой... как ее... Алене, бля, как банный лист к заднице!
— Не твое собачье дело, — жестко отрезал Реаниматор. — Но я, так и быть, вот что тебе скажу. Алена... Ни ты, плесень бледная, ни Сашка Мальцев даже одного ее волоска не стоите! И если бы мне выпал шанс повторить все заново, я поступил бы точно так же! Все, ублюдок. Молись, если умеешь...
Глаза Лехи остекленели, лицо вдруг застыло, помертвело. Лобастый с ужасом понял, что все его потуги оказались бесполезны. Отменить уже вынесенный ему Реаниматором смертный приговор не удалось. Еще полсекунды — и бригадир нажмет на спуск.
Ну уж нет!
Все произошло стремительно, как вспышка молнии. Страх смерти, самый сильный человеческий рефлекс, придал Лобастому решимости и удесятерил его силы. Извернувшись и даже не обратив внимания на боль в руках от содранной кожи, на треск фаланг пальцев и хруст ушного хряща, браток отчаянным рывком высвободился из унизительной позы и, сжав кулак, не мудрствуя лукаво, нанес нависшему сверху Реаниматору сокрушительный удар. В пах.
Леха глухо охнул и тяжело упал на колени. Глаза его закатились, рот приоткрылся, лицо налилось кровью. Поймав кураж, обезумев от появившегося вдруг шанса на спасение, Лобастый тут же вцепился в предплечье Реаниматора голодным бультерьером и потянул вниз сжимавшую пистолет руку, стараясь одним сильным рывком пригнуть ее к полу и завладеть оружием. Казалось, все, еще секунда — и ствол выпадет из разжавшихся пальцев. Однако рука Лехи словно окаменела! Усиливая натиск, Лобастый навалился сверху всем телом, в горячке схватки забыв о том, что указательный палец бывшего бригадира до сих пор находится на спусковом крючке. Накрученный на ствол глушитель вроде бы случайно уткнулся точно в левую сторону груди Лобастого.
