Валерий Горшков - Реаниматор
— Ну, спасибо, отец родной, утешил! — помощник депутата сорвался на громкий истерический крик, напоминавший карканье. — И это все?! Мне лежать и ждать, когда придут все твои гребаные заключения?! А как же боль? Ее тоже ждать?!
— Что — боль? — не сразу врубился в тему Соломон Эрастович и кончиком пальца поправил на носу очки в тонкой золотой оправе.
— Я ее не чувствую! — воскликнул Мальцев. — Когда последний раз всаживали иглу, я вообще ее не почувствовал, словно рука омертвела! Но она же шевелится! Дайте сюда что-нибудь острое, быстро! — крикнул потерявший самообладание авторитет.
Телохранители растерялись. Один из них осторожно, словно это была живая гадюка, извлек из недр своей одежды небольшой выкидной нож. Усатый врач, сделав от окна шаг вперед, словно на перекличке, торопливо вложил в протянутую прыгающую ладонь ужасного пациента запечатанный одноразовый шприц и тут же отступил назад, укрывшись за спиной более габаритного лопоухого коллеги и грузной, дородной врачихи, заведующей лабораторией.
— Вот, глядите! — Без малейшего испуга обозрев нож, но решив даже перед лицом пугающей неизвестности не наносить себе серьезных увечий, Александр Петрович сорвал со шприца упаковку, оголил иглу и, оскалив пасть не хуже тигра, принялся сначала осторожно, а потом все активнее и активнее тыкать иглой сначала в одно, затем в другое бедро.
— Вы видите?! Я — как манекен! Я ничего не чувствую! — орал он, орудуя иглой. — Хотя могу координировать все свои движения и даже... у меня столько силы, будто я Арнольд Шварценеггер!
Отшвырнув в сторону бесполезный шприц, бандит медленно поднялся на ноги, подошел к офисному шкафу со стеклянными дверцами и вдруг, размахнувшись, ударил по нему кулаком. Женщина-врач невольно вскрикнула. Со звоном посыпались осколки стекла. Медленно обернувшись, Мальцев продемонстрировал всем рассеченный во многих местах, изрезанный острыми краями осколков кулак.
— Не похоже на шутку или предупреждение, слышь, носатый! Башка кружится, кровь бегает по венам как сумасшедшая... Скажи, сколько твои эскулапы сделали анализов на особо опасные для жизни болезни?
— Все, — отводя глаза, признался главврач. — Некоторые, правда, можно вылечить. Остальные — такие, как СПИД... медицина, увы, бессильна.
— От СПИДа нервные окончания не атрофируются, — хмыкнул Мальцев. — Да не ссы ты, не урою. На хер ты мне сдался, такой красивый. Уедешь в Израиль живым и здоровым. Возьмешь в руки оружие и — ать-два! — пойдешь мочить арабов! Черт, что за дупель... хочется бить рожи и ругаться матом.
— Я... я, кажется, теперь... — промямлил главврач, — понимаю. В капсуле, можно утверждать с большой долей уверенности, был сильный психотропный стимулятор! Нечувствительность к боли, безразличие — это первые симптомы! А если так, то...
— Что? Жить буду? — осведомился Мальцев.
— Возможно, вам тогда не о чем тревожиться, — закончил Иванов, разглядывая развалившегося на кушетке авторитета, как если бы тот был препарированной, растянутой на специальной рамке, но еще живой лягушкой. — Лариса, э-э, Андреевна, голубушка! — обращаясь к заведующей лабораторией, торопливо попросил Соломон Эрастович. — Остановите кровотечение и наложите Александру Петровичу повязку. Да поскорее! — Похоже, к доктору стремительно возвращалось самообладание.
И в этот самый момент в кармане расстегнутого пиджака авторитета послышался зуммер сотового телефона. Мальцев поджал губы, как-то странно посмотрел на свою окровавленную клешню, кивком дал понять, что можно начинать перевязку, здоровой левой рукой залез во внутренний карман пиджака и достал трубку.
— Слушаю!
— Как здоровьице, Саша? — ласково, почти заботливо осведомился Тихий. Не узнать хрипловатый голос старика Мальцев не мог. — Я слышал краем уха, у тебя возникла маленькая проблема?
— А-а, твоих рук дело, мумия ходячая, — бессильно скалясь, взвыл бандюган. — Так я и думал...
— Ты плохо мыл уши, мальчик? — В голосе старика появился металл. — Я тебе задал вопрос о здоровье, а ты хамишь. Нехорошо. Чему тебя только в школе учили? К старшим нужно проявлять уважение.
— Дерьмово мне, колотит всего! — совершенно неожиданно для самого себя жалобно признался помощник депутата. — Башка как кирпич. Боли не чувствую. Все по фигу. Вместо крови словно свинец раскаленный течет. Что за гадость ты мне впрыснул, хрен старый?
— Жить хочешь, Сашенька?
— Глупый вопрос. Конечно хочу... Слушай, Степаныч, давай разберемся! Достали непонятки стремные, в натуре! Что я тебе плохого сделал? За что твои сявки на барыг моих по беспределу наехали?! Веронику едва не кончили. Хорошо, «мерин» ее с броней. А ты и не знал, дурак... — Мальцева понесло.
А в это время Тихий, пыхтя трубкой, беззвучно осклабился и сделал понятный без перевода знак находившемуся рядом Бульдогу — поднял вытянутый вверх большой палец. Клычков облегченно вздохнул. Препарат из гэбэшного наследства действовал согласно инструкции. Сначала подопытный испытывал страх и впадал в истерику, затем его нервная система частично затормаживалась, а мозговые центры, отвечающие за память, наоборот, полностью раскрывались. В таком состоянии даже Штирлиц не смог бы лгать, как бы ни хотел. Органическая химия — серьезная наука.
На лица же телохранителей, ошалело прислушивавшихся к беседе шефа с Тихим, было жалко смотреть. Один просто молча отпал от такого жалкого словесного поноса обычно грозного Петровича, а другой — тот самый Зверь, — судя по все больше и больше каменеющему лицу и сужающимся глазам, уже начинал понимать истинное назначение находившегося в капсуле препарата.
— Ты толопанцем босявым не прикидывайся, я тебе не фраер! — прикрикнул Тихий. — Я первым раздачу начал, вы его послушайте! А кто приказал Быку Новгородскому мои грузовики с бельгийскими спиртзаводами возле Старого Изборска перехватить?! Кто двух шоферов и курьера в придорожной канаве положил?! Дед Пихто?! Кто на коммерсантов наехал, всю кассу выгреб и кричал, что отныне терпилы максают только фиксатому?!
— Ничего я ему не приказывал! Какие к чертям собачьим грузовики?! Я впервые о них слышу! — искренне возмутился Мальцев. — И твои точки на уши ставить я не собирался! Клянусь, Степаныч!!!
— Сдохнешь ты, Сашенька, как шакал, — угрожающе вздохнул Белов. — В страшных муках. Дурь я тебе вколол шибко ядреную. Из арсенала лаборатории КГБ. Ни один анализ ничего не покажет. Однако ж часика через два-три начнет кости выворачивать. Гадить в штаны будешь, стены зубами грызть, умолять шестерок своих, чтобы поскорее пристрелили. Один я могу тебя спасти... Так что не ври мне. Я хочу знать только правду.
— Мамой клянусь, не давал я Фиксе команды бомбить твой товар и гасить травоядных!
— Надо же, прямо ангел с крылышками... И неужели никаких гадостей против меня не замышлял?! — быстро пытаясь осмыслить явно искренние слова Мальцева, на всякий случай уточнил старик.
— Ну... были замутки, — после короткого молчания нехотя признался превратившийся в безвольную амебу пахан. — Хотел Пузыря с Джафдетом подбить ультиматум тебе выдвинуть, долю поделить. Только... не успел я. Пацаны они правильные и насчет моего предложения до сих пор не в курсах! Бес попутал, ей-богу! Прости, если можешь.
— Бог простит, — скрипнув зубами, выплюнул Тихий. Для себя он уже все решил. С заговорщиками базар короткий. Нутром чувствовал: нельзя верить Сашке, продаст! Так и вышло.
— Значит, это все Фикса, гнида, вошь подкожная?! — взорвался помощник депутата, бизнесмен и меценат. — Фуры твои забомбил, долю в общак не отстегнул, обосрался и нас с тобой друг с другом лбами столкнул, инсценировав беспредел! Вот дерьмо...
— Это его отморозков с тачками я в лесополосе у коттеджа сжег? — с трудом сдерживая ярость, почти шепотом осведомился Тихий. — Когда ты, змей, их за Аленой... и быком своим, Реаниматором, прислал.
«Вот и еще одна причина, чтобы кончить тебя, — хладнокровно подумал старик. — Прогнил ты, Саша, до самого ливера. За это и сдохнешь».
— Да, почти всю бригаду. И его самого. Так я не в обиде, старик. Туда ему и дорога! — распалялся Мальцев. — От судьбы не уйдешь! Он со своими шестерками бритыми бодягу замутил, он первый копыта и отбросил! Господь — не лох, все видит. Ништяк! Остальных сявок, которые уцелели, я сам достану и на куски порву, обещаю!
— Порви...
— Значит, замяли дурдом, а, Степаныч?! Мир? Только ты... это... противоядие от дури мне выдай. Как договаривались. Хреново мне, все тело зудит.
— Слушай, инвалид, — неожиданно спросил Тихий, — мне в принципе до фени, но просто интересно. За что ты на бригадира своего зуб имеешь? Просвети старика, сделай одолжение.
— Так я, в натуре, думал, что это он тебе про предстоящий сходняк с Пузырем и Джафдетом стуканул! Кроме него, прикинь, только двое пацанов о моей задумке знали, но их я проверил. Чисто конкретно. Расстрел имитировал. Оказалось, ни при чем оба. Вот и оставался только Леха Реаниматор... Да и подтверждение насчет его измены получил от быка одного... Выходит, я зря его чуть не удавил... Дела-а... Ты прости, Тихий, так вышло. Война есть война. Ну что, будем считать, тему перетерли? Базаров больше нет?
