Андрей Таманцев - Пешки в Большой игре
— На кого пашешь?
— А ты?
— ФСБ.
— А я УПСМ, — сказал Пастухов и вдруг мрачно улыбнулся.
— Ты чего?
— Да Апшерон вспомнил.
— Кончишь меня?
— Нет, я не потому — тогда еще подумал, что вот такие игры со смертью потом обязательно аукнутся.
— Я не суеверный.
— Может, с нами поживешь?
— Подумаю, — ответил Кожевников.
То, что один из его бойцов — Младший — был жив, казалось, не произвело на Кожевникова никакого впечатления. Он только мельком взглянул на своего коллегу и отвернулся. Что за мысли донимали его, понять было можно. Если уж кого и затащили в капкан, то, конечно, их. Но в самом деле Кожевников сейчас не думал о том, кто их предал. Он просто растерялся. Враг оказался другом. Такой разительной перемены цели он не ожидал. Впрочем, он уже почти сообразил, что будет делать дальше. Потому что понял, что он делал до сих пор.
Кожевников старался никогда не мыслить глобально. Вот есть его узкое дело, а на кой черт оно делается, не его забота. Его куда-то отправляли, что-то он делал, а что будет потом, ему наплевать. Но, видно, настал момент, когда пора бы и задуматься.
Можно, конечно, было спросить у Пастухова, в какое дерьмо они попали, из-за чего это побоище, что за аппарат они ищут, но Кожевников считал, что Сергей такой же послушный исполнитель, как и он, что и ему мало что понятно и известно. Стало быть, теперь он все постигнет сам. В лагере его учили выживать и в одиночку.
Вернулся Носорог. Младшего он определил в больницу, парня сразу положили на операционный стол. Может быть, даже руку пришьют, правда, вот сможет ли Младший после операции по-прежнему быть бойцом спецподразделения — весьма проблематично.
— Ну, поехали, капитан, — сказал Пастухов Кожевникову.
— Полковник, — машинально поправил тот. Он уже немного пришел в себя.
— Быстро, — качнул головой Пастухов.
— А ты все в капитанах? Пастухов не ответил.
— И куда мы? — спросил Кожевников, когда забрались в огромный ЗИМ.
— Хочешь, можешь пожить пока у нас. К своим, я так понимаю, тебе сейчас соваться не стоит.
— Почему же это?
— А кто вас нам подставил?
— М-да. Пожалуй, поживу с вами. Бара у вас, конечно, нет, но хоть душ-то есть?
— Душ есть. В очередь. Нас теперь с тобой восемь.
— А кто еще?
— Девушка одна.
— Твоя?
— Ничья.
Аня встретила их на пороге. И ахнула.
У Сергея перебинтовано плечо, у Кожевникова голова, все в копоти, пыли, в грязи. Хорошо еще, что они по дороге оставили в закромах у Носорога оружие. А то были бы, как разбойники с большой дороги.
— Вы что? Под поезд попали? — спросила Аня совершенно серьезно.
— Почти, — криво улыбнулся Пастухов.
— Мы спасали бабушку на пожаре! — воскликнул Артист.
— А такое впечатление, что целый дом престарелых. Ну все, мыться — и за стол.
Из кухни доносился запах чего-то вкусного. Поэтому мылись быстро. Ужасно хотелось есть.
— Слышь, Пастух, — сказал Кожевников, — где-то я ее видел.
— Не, не пройдет, — усмехнулся Пастухов. — У нее жених... Сволочь, правда, еще та. Но — любовь зла, полюбишь и козла.
За ужином, который действительно был вкусным — пальчики оближешь, — балагурили, смеялись, наперебой ухаживали за Аней.
А что, подумал Сергей, может, у Кожевникова и впрямь с Аней что сладится?
Девушке уступили спальню, а сами расположились в двух комнатах на диванах поперек.
Особенно это понравилось Носорогу.
— Давно я вповалку не спал. Аж с войны!
— Вы воевали?
— Ага, во Вьетнаме.
Артиста отправили на пост.
И уснули как убитые. Сергею, правда, хотелось поделиться с ребятами своими планами, но он решил — все завтра, утром.
Утром обнаружилось, что Кожевников пропал.
В курсе оказался только Артист.
Он рассказал, вернувшись с поста, как Кожевников вышел из дома часов в пять утра. Просил передать Сергею, чтоб не волновался: он их не заложит. Но оставаться с ними не может. У него свои дела.
— Ты ему веришь? — спросил Док. Пастухов пожал плечами.
— Если бы он нас заложил, сюда уже пришли бы. Я ему верю.
— С добрым утром, — вышла из спальни Аня.
Разговор пришлось прервать.
Потом умывались, завтракали, а потом Пастухов собрал своих друзей и вывел на улицу. Теперь совещаться можно было только здесь.
Сначала подвели неутешительные итоги. Филина и Дашева они потеряли, трупы множатся в геометрической прогрессии. Можно, конечно, строить догадки и вызывать на связь Голубкова, но Пастухов любил пощупать все своими руками, в том числе и информацию. Пока противник опережал их на полшага. Полшага в их ремесле все равно что полсекунды. Если ты на полсекунды раньше нажал на спуск, ты жив. Пастухов очень не хотел, чтобы умер еще кто-нибудь. И больше всего, чтобы страдали невинные люди. Наверное, где-то и у кого-то есть такая статистика гибели гражданского населения в войнах по отношению к военным. Если вдуматься, то с развитием техники вооружений, точечных ударов и тому подобного гражданского населения должно погибать больше.
— Нет, славяне, надо ехать. Взглянуть, если удастся, на этого Иванова. Заодно, может, Голубкова прощупаю...
— Вот это верно, — одобрил Док.
— Ладно. На это мне потребуется меньше суток. А вы займитесь вплотную командой губернатора. И еще, не нравится мне эта история с Аней. Найдите ее прежнего женишка и поговорите с ним внушительно.
— Серега, ты не зря встрял в эту историю? — спросил Док.
— Если мы что и делаем на этой земле, то не ради Голубковых и УПСМ, а ради вот таких людей.
— Сильно, — улыбнулся Боцман.
— Ладно, лирическое отступление закончено. Значит узнайте все о губернаторе. Должна быть еще одна, основная база. Вооружение. Численность. Послушайте их. Муха, это по твоей части. Глаз не спускать с Носорога, чтоб не совался в этот гадюшник.
— Попробуй его удержи. Старая гвардия, — усмехнулся Артист.
— Уж постарайтесь.
— Легкое сотрясение? — оживился Боцман.
— Нет, просто запереть.
— И банкир мне этот не нравится, Мурыгин, — продолжил Сергей. — Прощупайте заодно и банкира. Муха, влепи ему жучка в кабинет...
— Будет сделано.
— Все, поехал.
Артист хотел было что-то сказать, но замялся. Пастухову достаточно было одного взгляда, чтобы все понять.
— Зайду я к Александре, зайду, не волнуйся.
Глава пятидесятая
Когда Голубков доложил генералу Нифонтову — начальнику Управления планирования спецмероприятий, — что его люди не только изъяли весь материал по «Меркурию», но и, похоже, вышли на ту самую сделку с Бен Ладеном, которую они ждали, и что в ближайшие несколько дней все прояснится, Нифонтов долго молчат, тихо постукивая пальцами по столу.
— Ну что думаешь? — спросил он после молчания. — Это политика?
— Пока не могу сказать наверняка. Но очень не хотелось бы.
— Вот именно. Не хотелось бы.
— Особенно если учесть, так сказать, политическую ориентацию депутата Круглова.
— А что у него там с ориентацией? — слегка озадаченно спросил Нифонтов.
— Коммунист, — коротко пояснил Голубков, — Тяготеющий к национализму. Правда, в КПРФ не состоит. Пытается создать свое политическое движение.
— Это, Константин Дмитриевич, конечно, стоит учитывать, — возразил генерал. — Но меня беспокоит другое.
— Что?
Нифонтов действительно казался обеспокоенным. Даже утром этого дня, когда еще ничего не было известно, он выглядел значительно увереннее.
— Я расскажу тебе одну историю, — сказал вдруг он, и Голубков с интересом прислушался. — Это было в девяносто третьем. В ночь с третьего на четвертое октября. Перед штурмом парламента. Тогда ведь неизвестно было, кто кого быстрее штурмовать начнет... — Он немного помолчал. — Как я потом узнал, к Коржакову пришли Бурбулис и Филатов, и рассказали, что знают где-то в Подмосковье суперфизика, создавшего лазерный прибор, который способен влиять на толпу. Несколько, мол, пучков света — и враги демократии ослепнут... Ну а мне-то как раз и выпало срочно съездить по этой наводке да проверить что к чему.
— И что, — спросил Голубков, — туфта?
— Да, ерунда полная. Недоработано все, экспериментальная модель, да и действует не совсем так... Но дело не в этом. Чувствуешь, как просто появляются подобные идеи и как просто решаются на самые невероятные акции наши политики? А тут не лазер... Кто поручится, что кому-то в голову не пришла мысль устроить землетрясение в Москве? Чтобы померли враги президента? Ведь все у них в руках, не так ли, Константин Дмитриевич? Голубков пожал плечами.
— Может быть, не стоит преувеличивать опасность? — произнес он.
И генерал ответил именно так, как думал Голубков.
— Нет, Константин Дмитрич, — ответил он, — пока мы не знаем всех фактов и не уверены в деталях, мы должны как можно страшнее малевать черта...
