Андрей Воронин - Слепой против бен Ладена
Глава 13
Легкий пятиместный вертолет, набирая высоту, прошел над свинцовой гладью залива. Справа неторопливо проплыла и осталась позади статуя Свободы, о подножие которой разбивались холодные океанские волны. С высоты прибой напоминал рваное белое кружево, перспектива терялась в серой ненастной дымке. Генерал Андреичев без какого бы то ни было пиетета оглядел эту медленно разрушающуюся махину, вблизи выглядевшую не величественной, а просто громадной и довольно запущенной. Он вдруг припомнил, как буквально за пару дней до трагедии одиннадцатого сентября весь Нью-Йорк позабавила история, приключившаяся с французским парашютистом, который решил прыгнуть со статуи Свободы, но зацепился за что-то наполовину раскрывшимся парашютом и провисел так несколько часов, пока его наконец не сняли.
Величественная панорама Манхэттена, знакомая каждому, кто смотрел телевизор больше двух раз в жизни, надвинулась вплотную, вертолет поднялся еще выше и пошел, перемалывая винтами сырой дымный воздух, над плоскими крышами небоскребов. Его отражение скользило по зеркальным стенам, внизу открывались, чтобы тут же исчезнуть, идеально прямые ущелья запруженных транспортом улиц. Все было как в кино, куда давно приевшиеся всем кадры с летящим над Манхэттеном вертолетом вставляются нарочно, чтобы подчеркнуть особую важность и чуть ли не глобальный масштаб происходящего. Дмитрий Владимирович Андреичев очень редко смотрел телевизор, голливудские боевики считал ярким проявлением свойственного подавляющему большинству американцев инфантильного кретинизма, но даже ему картина порхающего среди небоскребов геликоптера успела опостылеть хуже горькой редьки, очень уж она была назойлива.
Но сегодня был как раз тот случай, когда придуманные режиссером глупого боевика эффектные сцены вдруг становятся явью. Вертолет летел над Манхэттеном, и это действительно было предвестием событий мирового масштаба. Пилот этой пташки служил не в гражданской и даже не в военной авиации, а в ЦРУ, и лощеный тип без имени и фамилии, что сидел слева от Дмитрия Владимировича, наверняка получал свою зарплату там же. Оба прекрасно знали, кого везут, а генерал Андреичев, в свою очередь, был полностью в курсе, с кем имеет дело, и сидел с таким видом, словно летать над Манхэттеном для него, генерала ФСБ, было делом привычным и уже успевшим изрядно надоесть.
Вертолет описал плавную дугу и завис, слегка покачиваясь, над намалеванным на плоской крыше небоскреба белым кругом, обозначавшим посадочную площадку. "Как в кино", – опять подумал генерал. "Кретины", – мысленно добавил он, углядев сверху торчавшую вокруг вертолетной площадки вооруженную охрану в полной боевой амуниции.
Генерал ЦРУ Джон Уэбстер встретил Дмитрия Владимировича в просторном, но выглядевшем несколько запущенным офисе на тридцать втором этаже. Они поздоровались тепло, как старые знакомые, связанные не только взаимной симпатией, но и общими профессиональными интересами. Их взаимоотношения уже много лет напоминали дружбу партнеров по шахматам, если только на свете существует такое явление, как шахматные поединки без правил.
– Это Айзек Бернстайн, – сказал генерал Уэбстер, указывая на бесцветного лысого типа лет тридцати пяти, поднявшегося из глубокого кресла в углу при появлении Дмитрия Владимировича. – Он представляет государственный департамент.
Андреичев пожал вялую ладонь Бернстайна, улыбаясь с преувеличенной приветливостью, поскольку недолюбливал евреев. То обстоятельство, что внятно объяснить причины своего негативного отношения к нации, давшей миру Иисуса Христа, генерал не мог, ни в коей мере не умаляло его неприязни ко всем этим Бернстайнам, Рабиновичам и Кацам. Впрочем, в данный момент национальный вопрос отступал на задний план. Гораздо более любопытным Андреичеву казался сам факт присутствия представителя госдепа на этой неофициальной встрече. Участие Бернстайна придавало предстоящей беседе почти официальный статус. Еще раз оглядев запущенный, явно очень редко посещаемый офис, Дмитрий Владимирович поневоле задумался о том, сколько таких встреч здесь уже состоялось и сколько людей, объявленных впоследствии злейшими врагами великой Америки, успело посидеть в этих старомодных креслах с потертой кожаной обивкой.
– Виски, джин, бренди? – вежливо осведомился Уэбстер, указывая на уставленный бутылками столик.
– Вам известны мои предпочтения, Джон, – ответил Андреичев, удобно располагаясь в кресле. – Вы отличный работник и всегда уделяли должное внимание всестороннему изучению противника.
– Это верно, – с шутливой важностью кивнул Уэбстер. – Хотя, если я все правильно понял, в данный момент мы выступаем скорее как союзники...
– Вы все поняли правильно, – подтвердил генерал ФСБ, уловив в голосе американца вопросительные нотки. – Именно союзники. Как в сорок пятом.
Он говорил с уверенностью, которой сам не испытывал. Союзники... Еще неизвестно, что получится из этого союза и получится ли что-нибудь вообще.
– Так, значит, водка, – подытожил Уэбстер, выуживая из частокола бутылок литровую емкость со "Столичной". – Мистер Бернстайн, а вы?
– Я не пью, – с кислой миной старой девы, получившей непристойное предложение, сообщил представитель госдепа.
– Что ж, как говорится, мы в свободной стране, – заметил по этому поводу американский генерал, который, хоть и не являлся антисемитом, явно и недвусмысленно недолюбливал мистера Бернстайна, что не ускользнуло от внимания Дмитрия Владимировича. – Здесь каждый волен губить себя на свой манер. Поэтому я выбираю шотландское. Что ж, Дмитрий, давай выпьем за встречу.
– Со свиданьицем, – по-русски пробормотал генерал Андреичев и залпом выпил водку.
Захмелеть он не боялся: доза, после которой возникала угроза хотя бы частичной утраты самоконтроля, как раз помещалась в стоявшей перед ним бутылке. Уэбстер об этом, разумеется, знал, что полностью исключало попытку с его стороны повлиять на ход переговоров путем банального спаивания партнера. Говоря простыми словами, перепить Дмитрия Владимировича он был не в состоянии, хотя пить, как всякий профессиональный разведчик, умел неплохо.
Зато Рабинович... то бишь мистер Бернстайн, явно был не в курсе. Андреичев понял это по тому, как хищно блеснули очки представителя госдепа, когда пустая рюмка негромко стукнула донышком о стеклянную крышку стола. Этот хлюпик уже прикидывал, какую выгоду сумеет извлечь из общения с пьяным русским генералом. В детстве небось слюни пускал, фантазируя, как трахнет обладательницу титула "мисс Америка", а теперь, видите ли, мечтает споить русского офицера... "Такой большой, а в сказки верит", – вспомнился Дмитрию Владимировичу старый анекдот.
Минут пятнадцать они с Уэбстером болтали о пустяках, обмениваясь домашними новостями. После второй рюмки американец пригласил Дмитрия Владимировича погостить на своем техасском ранчо. "Раз уж вы все равно здесь", – добавил он, закуривая. Сказано это было, разумеется, по-английски, но прозвучало все равно как-то очень по-русски – так что, отказываясь от приглашения, Андреичев испытывал искреннее сожаление. Ну что это такое, в самом деле? Встретились коллеги, почти друзья, сто лет знакомы, пуд соли вместе съели, столько раз натягивали друг другу нос, и нет времени по-человечески посидеть, поговорить по душам! Встретились и разбежались, да еще под бдительным присмотром этой госдеповской мартышки...
– Я действительно очень сожалею, – повторил он, прикуривая от поднесенной Уэбстером зажигалки, – но дело, по которому я сюда прибыл, крайне спешное.
– Что ж, – вздохнул американец, – в таком случае мы вас слушаем.
При этих словах унылая физиономия затосковавшего было Бернстайна вновь приобрела заинтересованное выражение.
– Как вам известно, – начал Дмитрий Владимирович, – не так давно швейцарский суд принял решение о выдаче вашему департаменту юстиции бывшего министра атомной энергетики России Евгения Адамова.
Очки представителя госдепа гневно блеснули, он напрягся и даже привстал в кресле, готовый ринуться в бой. Уэбстер, напротив, остался абсолютно спокойным.
– Это известно всем, Дмитрий, – мягко сказал он, заинтересованно глядя на Андреичева сквозь дым своей сигареты. – Сомневаюсь, чтобы ты проделал такой путь только затем, чтобы сообщить нам эту новость.
– Разумеется, не за этим. Время новостей наступит чуть позже, а пока я хотел бы напомнить вам, джентльмены, еще один общеизвестный факт, а именно то, что руководство моей страны крайне заинтересовано в возвращении Адамова на родину.
На этот раз Бернстайн не промолчал – наверное, просто не смог утерпеть.
– Этот вопрос неоднократно обсуждался на самом высоком уровне, – выскочил он, – и принятое решение, несомненно, известно не только мистеру Андреичеву, но и его руководству. Евгений Адамов обвиняется в крупных финансовых махинациях, уклонении от уплаты налогов и присвоении весьма значительных сумм. По совокупности предъявленных обвинений ему грозит тюремное заключение на срок до шестидесяти лет, и мы...
