Михаил Серегин - Похмельный синдром
– Да, к этому дяде Тимофею.
– А что случилось? – встрепенулась Юля.
– Собирайся, – решительно сказал Китаец.
Юля растерянно пожала плечами. Продолжая живописать сельский парадиз, она направилась в спальню. Китаец, внимая ей, остановился у открытой двери в комнату. Юля сняла халатик, бросила его на кровать и подошла к шкафу. Огромное зеркало давало Китайцу возможность наблюдать за ней. Из белья на ней были только узкие черные трусики. Стоя в профиль к нему, она подняла руки, доставая что-то с верхней полки. Китаец видел мягкие очертания ее груди, небольшой, но упругой, как у молоденькой девушки.
Наконец Юля нашла то, что искала, – футболку темно-оранжевого цвета. Спрятав под ней свою аппетитную грудь, она следом надела джинсы, джемпер и вышла в коридорчик. Молча обула кроссовки. Китаец помог ей надеть куртку, и они вышли. В лифте Юля сделала еще одну попытку повиснуть на Китайце, и он, все еще взволнованный созерцанием ее груди, проявил большую сговорчивость. Когда двери лифта разъехались на первом этаже, губы Танина все еще целовали Юлю.
Увидев Перепелкина, Юля, как показалось Китайцу, была несколько разочарована и сбита с толку. Китаец захлопнул за ней заднюю дверцу и сел за руль. Юля коротко и внятно, несмотря на поглощенный ею алкоголь, объяснила, как добраться до Ольховки.
Глава 14
Начинало смеркаться и подмораживать. На снежную гладь оледеневшей Волги ложились широкие сиреневые тени. Справа, наполовину съехав за горизонт, полыхал огромный оранжевый диск. Над ним высоко в небе клубилось продолговатое бирюзовое облако, постепенно вытягиваясь в подобие запертой меж двух золотых берегов лагуны. Вокруг нее порхали клочья разноцветного газа – маленькие, объятые желтым и розовым пламенем облачка. По мере того как «Массо», следующий по мосту в колонне автомобилей, приближался к противоположному берегу, картина неба менялась: солнце все больше погружалось в невидимую бездну, лазурь и бирюза заслонялись серо-сизыми тучами, золото наливалось кровью. Вскоре верхняя часть солнечного диска запылала багрянцем, а по палево-синему пологу туч разлились ручейки бордового цвета. Купол неба окрасился в нежно-лиловые тона. Подножием этому синевато-сиреневому великолепию служил темно-красный конус, образованный сиянием тонущего за горизонтом светила. Он все больше расползался снизу, пока не рухнул под напором наползающего со всех сторон угольно-синего мрака.
– Здесь направо, – скомандовала Юля, – скоро будем на месте.
По дороге Китаец объяснил Юле, зачем им нужно срочно навестить дядю Тимофея.
Миновав мост, «Массо» свернул направо, потом – налево и стал углубляться в степной массив левобережья. «Массо» двигался вдоль обрывистого берега волжского рукава. Между трассой и рекой мелькали черные стволы и голые ветки редких деревьев. Потом небольшой лесок начал густеть, и вскоре глазам путешественников открылся совершенно другой пейзаж. По обеим сторонам дороги шел лес, с левой стороны над ним громоздились довольно крутые холмы. Дорога сделала еще один поворот направо. Теперь поросшие редким лесом холмы потянулись по обеим сторонам трассы. За следующим поворотом справа мелькнуло разреженное пространство покрытой льдом и снегом реки. Наконец «Массо» свернул с широкой дороги на боковую, не столь презентабельную и, сделав еще один поворот направо, выехал на финишную прямую. Ольховка осталась далеко справа, на накатанной и выровненной верхотуре холма.
– Приехали? – Китаец бросил на Юлю недоверчивый взгляд.
– Машину надо оставить здесь, а через лес до хутора пойдем пешком. Там, – махнула она рукой в сторону леса, – подъездных путей нет.
Китаец тормознул «Массо» на опушке леса, вылез сам, помог даме. Перепелкин весело выпрыгнул на подмороженный снежный настил.
– Да тут, ребята, Северный полюс, – засмеялся он. – Мои снега, – фальшивя, запел он, – мое богатство-о-о… А в лесу, наверное, сейчас жутко, – пошутил он.
– Не более чем в городе, – усмехнулся Китаец.
Он приобнял Юлю, и они двинулись по тропинке. Перепелкин не отставал. Он что-то напевал себе под нос, скользя и все время обо что-то спотыкаясь. Тропинка была такой узкой, что хождение в обнимку оказалось невозможным после первых десяти метров. Юля пошла впереди. Малейшее отклонение в сторону грозило провалом в рыхлый сугроб. Растущая белесоватая луна выполняла роль фонаря и справлялась с ней, надо сказать, весьма неплохо. После десяти минут ходьбы они выбрались из леска и стали осторожно спускаться по крутому склону. Справа маячил красивый ровный холм. Он немного загораживал панораму округи. Китаец подумал, что днем, наверное, можно в полной мере насладиться открывавшимся отсюда видом. Сейчас же было видно только затопленное сумерками пространство, которое неуловимо для глаз где-то вдалеке сливалось с небом. Все же ему удавалось различать более темные и менее темные области, мутная мозаика которых, казалось, уходила в первозданный мрак. Внизу он заметил хутор, не больше десятка домов. Окна некоторых ярко светились.
В котловине, на дне гигантской чаши, образованной несколькими холмами, под толстым покровом льда и снега дремало озеро. Вокруг него лепились домики. Прямо над озером поднималась грязно-белая стена самого высокого холма, где мелькали рассеянные во мраке огоньки. С левой стороны, у подножия горы, на отшибе, поблескивая рыжеватым оконцем, на фоне бело-серой поверхности озера темнел маленький домик.
– Вон дом дяди Тимофея, – ткнула Юля пальцем во тьму.
Китаец снова стал придерживать ее на спуске. Ее кроссовки отчаянно скользили. Сам он постоянно проваливался в снег.
– Ну вы, ребята, даете, – хохотал скользящий, как корова на льду, Перепелкин, которого изрядно веселила эта неурочная прогулка, – видит бог, засиделись мы в городе. Ух, а воздух-то какой! «От Москвы до самых до окраин…» – наполнил он снежную немоту холмов своим задорным фальцетом.
По озеру идти до дома дяди Тимофея не рискнули. Обогнув эту законопаченную спящую воду, по узкой тропинке добрались до жилища «отшельника».
Китаец покачал металлическую сетку забора. Юля крикнула: «Дядя Тимофей, это Юля!» Вскоре к калитке уже бежала маленькая темная фигурка.
– А шо ж ты, – раздался сухой надтреснутый старческий голос, – эк ты!
Калитка тяжело и звонко громыхнула, и Китаец увидел перед собой щуплого мелкого мужичонку в телогрейке. Падая на его седые всклокоченные волосы, лунный свет окутывал их призрачным сиянием. Лица старичка Китаец толком разглядеть не смог.
– В гости, Юлечка?
– Тимофей Иванович, мы ненадолго.
– Ну, надолго, ненадолго, все равно проходите. – Тимофей Иванович отступил в сторону, освобождая проход.
Первой по расчищенной тропинке к дому направилась Юля, за ней Китаец и Перепелкин. Старик запер калитку и поплелся следом. Через сени они вошли в чистую просторную горницу, посредине которой стоял большой деревянный стол.
– Присаживайтесь, – пригласил их Тимофей Иванович, – будьте как дома.
Все сели на лавки рядом со столом, и в комнате на несколько минут воцарилось молчание. Иваныч нарушил его первым.
– Гляжу, вы не отдыхать приехали-то, – посмотрел он на Юлю.
– Не отдыхать, дядя Тимофей, – кивнула Юля. – Несчастье у нас. Роман погиб, его жена – тоже и Константин Семенович…
– Вот как! – негромко воскликнул Тимофей Иванович, покачивая головой. – Как же это?
– Долго рассказывать, дядя Тимофей, – вздохнула Юля.
– А вы, что же, – Иваныч обвел всех проницательным взглядом, – никак торопитесь?
– Торопимся, дядя Тимофей, – Юля посмотрела на Танина.
– Что же, даже чайку не попьете? – старик заморгал слезящимися глазами.
– Чаю, это можно, – вставил Перепелкин.
Старик поставил на стол чашки с блюдцами, вынул из шкафа вазочку с вареньем и заварочный чайник. Принес и водрузил на край стола электрочайник.
– Роман Сергеевич подарил, – с гордостью сказал он.
Чайник быстро закипел. Дед щедро сыпанул в заварочник из пачки и накрыл чайник льняной салфеткой.
– А ты, паря, казах, что ли? – пристально глядя на Танина, спросил он.
– Не совсем, – Танин улыбнулся, – я наполовину китаец.
– Во как! – воскликнул дед. – То-то я смотрю, нерусский. И как там у вас, в Китае? Такой же бордель, как в России?
– Дядя Тимофей, – снисходительно улыбнулась Юля, – Владимир Алексеевич давно уже не был в Китае.
– Да, – подтвердил Китаец, – очень давно.
– Ну, пейте, – со вздохом сказал Тимофей Иванович, и первым наполнил свою чашку.
Все принялись пить чай. Юля и Перепелкин изредка поглядывали на Китайца, словно чего-то ожидая от него, но тот сидел с непроницаемым лицом.
– Дядя Тимофей, – не выдержала наконец Юля, – Роман ничего на оставлял вам… на хранение?
– Хм, – усмехнулся старик, – а я-то думаю, говорить вам или нет?
