Михаил Серегин - Похмельный синдром
– А, Танин, – радостно и бодро сказал Перепелкин, – а я тебе звонил.
– Мне секретарша говорила, но я был чертовски занят – разбирался с милицией.
– А-а, понятно. Засветился где-нибудь? – сделал предположение Алик.
– Да нет, просто трое парней вздумали устроить разборку прямо в моем кабинете. Не могли найти другого места, олухи! – с юмором отозвался Танин.
– Короче, Танин. Ты копаешь, сдается мне, под самого губернатора, – хихикнул Алик, – а за это по голове не погладят.
– Давай лучше выкладывай, что узнал, – резковато сказал Китаец.
– А сотня баксов для моего приятеля и полсотни для меня у тебя найдется?
– О чем речь!
– Так вот… Эх, Танин, Танин, никакой конспирации! Разговор-то нетелефонный.
– Ну так жми на все педали. Я тебя жду. Да, захвати диктофон на всякий случай.
– Уговорил.
Танин положил трубку и, вставив сигарету в угол рта, достал из ящика свои гадальные монеты. Он сконцентрировался на занимавшей его проблеме и шесть раз кинул монеты на стол. Выпала гексаграма Тун-жен: «Небо вверху. Огонь внизу. Компаньоны». Образ: «Рыба в воде, существо в своей собственной среде». Символ: «Деньги делятся между двумя людьми».
В толковании гексаграммы по Вэнь-вану значилось: «Компаньоны на просторе. Это удача. Благоприятное время для пересечения великой реки. Настойчивость, которую приобрел продвинутый человек, принесет успех сейчас».
Далее он прочел, что Тун-жен является гексаграммой «возвращающейся души». Танин обратился к толкованию третьей черты – яо, которая оказалась переходной: «Он прячет свое оружие в густых кустах и взбирается на высокую гору, чтобы занять выгодное положение».
Китаец задумался. «И-цзин» предполагала индивидуальное толкование или интерпретацию. Танин задался вопросом: где могут находиться документы? И вот получен ответ, который нужно еще было истолковать. Документы – где-то у реки, или шире – у воды. Это ясно. Банк, стоящий на берегу Женевского озера?
Он закурил, и, облокотившись на спинку кресла, прикрыл глаза.
Но сосредоточенная активность его мысли была сметена энергичным вмешательством Перепелкина.
– Хеллоу, – влетел он в кабинет, – у тебя такое выражение на лице…
Алик рухнул в кресло и заулыбался.
– Какое?
– Прямо аскет или прорицатель древний!
– Ты недалек от истины. Ну так что там у тебя? – Китаец обратился в слух. – Говори, потом будем кофе пить.
– Заводиком нашего небезызвестного Чеботарева налоговые службы действительно интересовались. – Алик сиял, довольный тем, что может поделиться с другом такой важной информацией. – Ну, заинтересовались доблестные органы и стали нашего милого Чеботарева трясти. Задержали, значит, автоцистерну с надписью «Молоко», а в ней – пятнадцать тонн чистейшего спирта.
– Так он и сейчас молочной тарой пользуется, – с недоумением посмотрел на приятеля Китаец.
– Так теперь он губернатор, теперь ему все можно, – с язвительной усмешкой прокомментировал Алик. – Так вот, это не самое страшное, что налоговики выяснили для себя. Он ведь, Чеботарев, им так и сказал: тары, мол, другой нет. Документы в порядке, что еще нужно? Но оказалось, что спирт, отправляемый якобы в Литву, то есть за границу, на самом деле шел в Московскую, Рязанскую и Орловскую области. Документы таможенные были самой натуральной липой! По ним получалось, что Чеботарев за весь девяносто пятый и первые три месяца девяносто шестого года продал в ближнее зарубежье почти два миллиона декалитров спирта. А спирт, идущий на экспорт, как ты сам, наверное, знаешь, акцизными сборами не облагается. Возбудили, значит, уголовное дело против Чеботарева. По факту уклонения от уплаты налогов. Однако вскоре наш проныра становится губернатором. И всем уже наплевать, что он задолжал казне около ста тридцати миллионов рублей.
– Так он и нынче в губернаторы выдвигается, – усмехнулся Китаец, – а что, если мы помешаем его великим планам?
Танин как заговорщик посмотрел на Перепелкина.
– Что ты имеешь в виду? – напрягся Алик. – То, что я тебе рассказал, – это, сам понимаешь, только информация и ничего больше. Дело губернатора закрыто или приостановлено. На каких там условиях – черт его знает. Но факт остается фактом – Чеботарев сидит в кресле губернатора.
– И занимается темными делишками, – подытожил Китаец.
– Ты имеешь в виду спирт?
– И спирт, и азот, и убийства крупных предпринимателей. Вот что, Алик, ты нужен мне как представитель прессы. Я догадываюсь, где спрятана бомба, которая взорвет весь этот затхлый чеботаревский мирок.
Китаец резко встал.
– Да я что?.. Я только фотограф.
– Вот и прекрасно. Поехали!
– Куда? – округлил глаза Перепелкин.
– По дороге расскажу.
– А как же обещанный кофе? – заныл Алик.
– В другой раз, друг, извини.
В машине Китаец ввел Перепелкина в курс дела.
– Ну круто, старик! – замотал головой последний, – только не знаю, не выйдет ли нам боком вся эта история.
В голос Перепелкина закралась опасливая нотка.
– Что-то я тебя не узнаю. Ты ли это, храбрый рыцарь пера и фотообъектива? – с шутливой иронией воскликнул Китаец.
– Времена меняются. В начале девяностых все мы были королями и героями, если хочешь. Гласность, демократия, под танки ляжем, а свободу отстоим! А нынче времена другие, смутные, я бы сказал. Какая там к черту гласность! Чуть чего не так скажешь, напишешь – вмиг с работы полетишь!
– Мне, честно говоря, плевать на времена. У меня есть две симпатичные клиентки, которые ждут от меня выполнения определенной работы. И еще плюс женщина, которую убили те, кому чеботаревская и своя собственная шкура дороже всего. Не сочти меня циником или разуверившимся пессимистом, но я думаю, что, если бы каждый хорошо делал порученное ему дело, нам не пришлось бы жить в таком дерьме. В это я твердо верю. А вот теперь у меня появилась возможность заработать и еще восстановить справедливость, короче, что-то сделать для общества, черт его возьми.
– Да-а, – вздохнул Перепелкин, – с виду ты всегда был спокойным… Помнишь, Иришка, наша «горячая» корреспондентка из «Листка», все не могла тебя раскусить: что ты за фрукт. Она ко мне сто раз обращалась. Глаз на тебя положила. А я ей что мог сказать? Буддист, – говорю, – он.
Перепелкин рассмеялся.
– А внутри… – лукаво скосил он глаза на Танина, – ты бунтарь. И чего от тебя ожидать в будущем – знает только бог.
– Разве это плохо?
– Я не даю оценок. Просто констатирую, – улыбнулся Перепелкин.
Китаец остановил «Массо» у знакомого дома. Вышел из машины и нажал кнопки на щитке домофона.
– Юля, это Танин. Мне нужно срочно с тобой поговорить.
– Проходи, – услышал он тихий Юлин голос.
Дверь подъезда открылась. Танин поднялся на лифте на четвертый этаж. Юля в коротком шелковом халатике ждала его на пороге. Едва Китаец приблизился к ней, она повисла у него на шее. От нее пахнуло спиртным.
– У меня мало времени, – стараясь говорить как можно мягче, Китаец деликатно отстранился.
– Что тебя интересует? – Юля прошла в квартиру.
Тон ее голоса стал холодным и отстраненным.
– Твой бывший муж, как я понял, увлекался рыбалкой.
– Да, а что?
– И Снежин тоже?
– Да, они были мирные ребята, – с грустной усмешкой ответила Юля, – охоте предпочитали мечтательное сидение с удочками. Глаза – в пустоту, в мыслях – покой и ясность. Но рыбаками они были заядлыми! Выпьешь чего-нибудь?
– Нет, я за рулем.
– Роман и меня частенько брал с собой. Элла Юрьевна за все время нашей дружбы на рыбалке была раза три, а я систематически готовила уху и колотила комаров. – Китайцу показалось, что в Юлиных глазах стоят слезы. – Чудесное было время, – с романтическим вздохом произнесла она.
– А куда вы ездили? Было ли какое-то особое место, которому отдавалось предпочтение?
– В Ольховку. Останавливались у простого сельского дядьки на хуторе. Тимофеем Ивановичем зовут. Представь себе, – Юля плеснула себе в стакан коньяку – пузатая темная бутылка с этикеткой, на которой в воинственной позе замер золотой кентавр, стояла на журнальном столике, – обычная хатка, причем не в селе, а за три километра от него… Баня, недалеко – озерцо, образованное волжскими протоками, красота! Мы частенько ночевали в палатке, когда ездили к дальним протокам. Зря не хочешь, – кивнула она на бутылку и сделала глоток из своего стакана, – «Мартен».
– Я уже оценил… зрительно, – с улыбкой добавил Китаец. – Ты можешь показать дорогу?
– Дорогу? – непонимающе посмотрела на Китайца Юля.
– Да, к этому дяде Тимофею.
– А что случилось? – встрепенулась Юля.
– Собирайся, – решительно сказал Китаец.
Юля растерянно пожала плечами. Продолжая живописать сельский парадиз, она направилась в спальню. Китаец, внимая ей, остановился у открытой двери в комнату. Юля сняла халатик, бросила его на кровать и подошла к шкафу. Огромное зеркало давало Китайцу возможность наблюдать за ней. Из белья на ней были только узкие черные трусики. Стоя в профиль к нему, она подняла руки, доставая что-то с верхней полки. Китаец видел мягкие очертания ее груди, небольшой, но упругой, как у молоденькой девушки.
