Сергей Зверев - Стальная тень
— Гарантии были бы, причем более чем весомые, если бы ты согласился работать на Петра.
Согласился! Легко говорить, тут увяз коготок, всей птичке звездец. Нельзя соглашаться, нельзя отказываться! А что можно? А вот что!
— В горле пересохло, — кашлянул я, нервно усмехаясь. — Может, попросим хозяйку чем-нибудь нас угостить?
— Что предпочтете? — с заметным энтузиазмом отозвался Актер, при этом почему-то перейдя на «вы».
— Легкого красного вина, — ответил я. — Играющего и бодрящего.
— Полусладкое?
— Любое.
Актер мило улыбнулся и вышел из комнаты. Использовать Ирочку в качестве подавальщицы напитков не решился. Я вновь выглянул за окно. На сей раз никого, что, впрочем, еще ни о чем не говорит. Комбриг неосмотрительно дал мне время. И я сумею его использовать. Но он, однако, точно все рассчитал, психолог Петр Петрович первостатейный. Прислал человека, «которому я должен безоговорочно доверять». И ведь в самом деле, когда-то я верил Актеру. Верил его персонажу, когда он играл заброшенного в тыл советского разведчика, верил и его школьному учителю, и простому шоферу… И леснику, спасшему маленького медвежонка от браконьеров, а потом получившему от них пулю в спину. И революционеру-подпольщику, и политзаключенному из разоблачительной лагерной драмы конца восьмидесятых, и доброму сказочному волшебнику, рассказывающему в утренней детской передаче сказки Андерсена… И сейчас он мне интересные «сказки» тут излагает.
— Прошу вас! — послышался за моей спиной голос Актера. — Какой сыр предпочтете в качестве закуски?
— Французский с плесенью, — обернувшись, ответил я.
— Пожалуйста, — Актер кивнул на поднос с колесиками, который он вкатил в нашу «переговорную».
— Вино можно пить с сыром, а водку только с другом, — заметил я, беря в руки бокал красного.
— Подружимся, выпьем водки, — заметил Актер и подмигнул мне.
— Чем черт не шутит, может, и подружимся, — улыбнулся я. — Ответьте мне на последний вопрос. Лично вы очень хотите власти? Хотите на самый верх?
— А ты, Валентин? Я знаю, Петр предлагал тебе хорошую должность.
— Было дело… Вместо вас произнесу завершающую фразу — любой прогресс несет с собой социальные бури и катаклизмы. Война — основной мотор, двигатель этого самого прогресса. Спорить с этим бессмысленно, выбора у нас нет!
На самом деле выбор есть. О нем мне говорила детская писательница Наташа. Только выбор этот специфический. Либо войны, несправедливость, но при этом прогресс. Либо идеальное общество, но ходишь при этом в одной набедренной повязке, как островитяне, про которых мне рассказывала детская писательница.
— Ты и Петр должны быть друзьями, — подняв свой бокал с вином, продолжил свою линию Актер. — Точнее, соратниками.
— Петр Петрович пошел погулять, поймал перепелку, пошел продавать. Просил полтинник, получил подзатыльник! — я всеми силами изображал нервное, наигранное веселье обреченного человека.
— У тебя прекрасная актерская дикция! Вполне мог бы поступить в театральный институт.
Я лишь махнул рукой.
— Выпьем за принятое мною решение, — проговорил я, перестав улыбаться. — Знаете, какое?
— Надеюсь, разумное, — пожал плечами Актер.
— Сдаюсь, — кивнул я. — Послать бы вас всех по известному адресу, но… Жизнь дороже. Сейчас выпьем, и поеду я туда, куда вы скажете. Только если Петр меня прикончит, это на вашей совести будет.
— Ну что ты, Валентин…
«Ну что ты, мой мальчик! Как ты мог подумать?!» — говорили и лицо, и фигура Актера.
— Устал я от вас всех. Делайте свои эксперименты, а мне жить дайте. За это и пью! — я поднес бокал к губам, но остановился. — Может, девушек позовем?
— Конечно. Счастливый финал всегда в компании девушек! — кивнул Актер.
Он поверил, что я сдался. Но вот поверили ли в это те, кто сейчас слушал нашу беседу? К правому рукаву недешевого актерского пиджака пришпилена оригинальная запонка. Можно предположить, что «их благородие» просто пижон, но мне хватило тренированного зрения, чтобы разглядеть запонку, которая была вовсе не пижонским атрибутом. И берег ее Актер, лишний раз рукой не тряс, старался держать рукав поближе ко мне, запонкой вверх. Вот она — «прослушка»!
— Милые женщины! Поздравим Валентина с его мудрым, продуманным решением! — произнес Актер вошедшим в комнату Ирме и Любе.
— Поздравим! — кивнул я. — Я продаю собственные убеждения, отрекаюсь от собственных принципов. Плюю на всех, все и вся! На товарищей погибших плюю! — я выпучил глаза и по-звериному оскалил зубы. — Потому что хочу жить! — с этими словами я залпом выпил вино и тут же продолжил: — Спасаю свою шкуру на радость этому господину и его хозяевам, — кивнул я в сторону Актера и тут же вновь наполнил собственный бокал. — Жить хочу, девчата!
Второй бокал я также осушил, ни с кем не чокаясь.
— Музыку! Хочу музыку по этому поводу! — я подошел к ДВД-проигрывателю, поставил первый попавшийся диск.
Помещение наполнилось приятными ритмами зарубежной эстрады семидесятых годов.
— Да, да, девушки! Лучше быть продажным гадом, но живым! Ваш всеобщий друг сумел меня в этом убедить! За него следующий тост!
Я шумно чокнулся с несколько ошалевшим Актером и еще более обескураженными женщинами. Актер выпил вино, вернул бокал на поднос.
— И еще один тост! — я распалялся все больше и больше, чувствуя, что от выпитого вина мое лицо начало краснеть. — За прогресс, которому ничего не сможет помешать!
С этими словами я налил вина сперва себе (наплевав на застольный этикет), потом девушкам, потом «их благородию».
— И еще тост! — заорал я, хотя вино еще не было даже пригублено. — За то, чтобы все добрые, талантливые, умные люди наконец объединились в кодлу и пошли мочить всю возможную нечисть.
При последних словах я позволил себе садануть ладонью по самодвижущемуся подносу-столику и целых три бокала с вином (мой, «их благородия» и Ирочкин) опрокинулись на актерский пиджак. Спортсменка Люба, обладающая завидной реакцией, свой бокал успела подхватить.
5
— Ой, надо немедленно застирать! У нас порошок есть, как раз от таких пятен!
Возражать Ирочке Актер не решился, неловкими движениями снял заляпанный пятнами пиджак и отдал его Любе. Ну не кричать же ему — подождите, я «прослушку» сниму! Неудобно получится перед девчонками-то… Тем более, «прослушка» водонепроницаемая, на всякие передряги рассчитана. Да и со мной разговор окончен. Актер сумел-таки своим красноречием «сломать» меня, я сдался на милость победителю, но не без финальной истерики, свойственной многим проигравшим. Сорвался человек, с кем не бывает… Музыка тем временем продолжала играть, Люба и Ирма скрылись в ванной комнате, а я как ни в чем не бывало повернулся к Актеру:
— Я вообще-то коньяк больше люблю, сорокадвухградусный. Но от него пятен меньше.
При последних словах я ударил Актера ногой чуть ниже его колена. «Их благородие» охнул и, не устояв на ногах, рухнул на диван. Я в одно мгновение запер дверь и бросился на него. Коленом прижал грудь, а вокруг шеи Актера обмотал его же собственный галстук.
— На галстук вино не попало, — сообщил я. — А вот кровь или, скажем, мозги его могут испортить.
Я усилил хватку, и Актер захрипел.
— Ну, теперь думай, как свою жизнь выкупить! Мне терять нечего! — произнес я.
— Чего ты хочешь? — простонал Актер, когда я чуть ослабил хватку.
— Достать твоего Петра, Комбрига. Я ведь ясно сказал — Петр просил полтинник, получил подзатыльник. Вот я ему его и отвешу!
Выпитые за короткий промежуток времени бокалы вина несколько разгорячили меня.
— Ты сошел с ума!
— Возможно! — кивнул я. — Что за разработки ведутся Комбригом? В чем конкретно они заключаются?
— Я не знаю…
— Кто знает? Говори быстро!
— Я…
Актер что-то лепетал, изображая жертву произвола. Но мне эти его «спектакли» уже порядком надоели.
— А я ведь сейчас сорву планы Комбрига самым примитивным образом. Попросту убью тебя! Я сумасшедший, ты верно заметил!
Актер затрясся. «Спектакли» кончились. Сейчас ему стало по-настоящему страшно. Теперь и он понял, что в ловушке не только я, но и он. И Комбриг. За сутки до подписания указа — смерть известнейшего артиста! Да еще на квартире Ирочки Уткиной! Таким образом Актер стал окончательной «гарантией моей безопасности». Играл Петр Петрович мной, как пешкой шахматной, а теперь вот я им поиграю. Потому, как подставился Комбриг. Показал свое слабое место. Не убить тебе ни меня, ни народного заслуженного приятеля.
— Я тебя в окно выброшу, — сообщил я Актеру, вывернув ему правую руку и обхватив за тело. — Тут невысоко, но шею ты себе свернешь как пить дать. Толпа сбежится, милиция, пресса. И никуда твой труп уже не спрячешь. Каков подарочек Петру Петровичу?
