Чингиз Абдуллаев - Третий вариант
Мы вернулись домой через час. По существу, эта квартира в маленьком французском городке и стала моим домом. Тем самым домом, которого у меня никогда не было. Не важно, что я не спал здесь с моей переводчицей. Дом — это не просто место, где любят по ночам. Дом — это место, где любят всегда. В последнее время я стал как-то иначе относиться к Надежде. Может, из-за ее дочери. А может, потому, что впервые увидел ее в платье, когда оказалось, что она нормальная женщина с красивыми ногами и привлекательной внешностью. До этого я видел в ней какое-то бесполое существо.
А теперь мне стыдно было признаваться, но она мне нравилась все больше и больше. Ее сдержанность, ее мягкий юмор, ее отношение к дочери. Словом, мне стало казаться, что лучше переводчика у меня не могло и быть. В последнюю ночь во сне меня посетили даже не очень целомудренные мысли в ее отношении. И хотя это был только сон, он меня здорово озадачил. И вот теперь все было кончено…
В душе я, видимо, надеялся на чудо. Мне хотелось, чтобы этот мужчина оказался тем человеком, которого я искал. Чтобы его разоблачение заняло еще несколько недель, в течение которых я мог бы находиться в этом доме, с Надей и Сашей. Но всему хорошему приходит конец. Моя версия оказалась ошибочной. Теперь переводчик мне уже не понадобится. Придется возвращаться в Москву и все начинать сначала. Касимов оказался гораздо хитрее, чем я мог представить. Но меня все-таки беспокоит одна деталь. Ведь он на самом деле звонил в Лабуэр. И, как мне удалось выяснить, звонил как раз в это кафе, где мы сейчас сидим. Значит, вызывал-то из дома напротив. Телефон я помнил почти наизусть. Но если это так, то жильцы дома просто обязаны знать, где находится Касимов. А это значит, что у меня, кажется, еще есть шансы.
Но, когда мы возвращаемся домой и Надежда видит мое лицо, она все понимает без слов. К этому времени у нас, как у хороших супругов, так и было — понимали друг друга без лишних слов.
— Мы ошиблись, — она не спрашивает. Это почти утверждение.
— Кажется, да, — признаюсь я честно. — По-моему, легче было искать его в Москве.
— Они уже приехали?
— Я их сам видел. Это не Касимов. Совсем на него не похож.
— При таких деньгах всегда можно сделать пластическую операцию.
Можно. Но не до такой степени. Касимов был человеком среднего роста, лысым, худощавым, с маленькими, запоминающимися глазами. А сюда приехал толстый, высокий, рыжий, широкоплечий мужчина. Если хирурги могут делать такое, я готов поверить в любое чудо. Это не он.
Высказавшись, я прошел на кухню за пивом. К тому времени я уже пристрастился пить какой-то особый сорт чешского пива, который почему-то здесь продавали на каждом углу, словно Лабуэр заключил особый договор с Прагой.
Надя с девочкой поднимаются наверх, и я остаюсь один. Конечно, в кафе, что напротив дома наших земляков, можно еще раз проверить телефон. Можно даже побеседовать с миловидной француженкой, которая там работает. Но, во-первых, кафе очень маленькое, и она наверняка запоминает своих клиентов, что опасно. Она может просто рассказать своим милым соседям о человеке, который расспрашивает про них. А во-вторых, откуда она может помнить, кто именно говорил по ее телефону полгода назад? Но какая осторожность у подлеца Касимова. Он ведь даже не домой позвонил, а в соседнее кафе, чтобы никто не смог найти по телефону, даже выйдя на это заведение.
И почему он так оберегает этого рыжего толстяка и его жену? Почему с такими предосторожностями звонил в Лабуэр? И куда делась его женщина, которую он вывозил из Москвы через Турцию? Все-таки придется лететь в Турцию, чтобы выяснить, куда делась эта Элина Селичкина. Но если я отсюда уеду, мне больше никто не даст визы. Придется снова просить помощи у моего заказчика. Если эта молодая женщина не имеет никакого отношения к Селичкиной, то почему она заказывала в Стамбуле билет Париж—Бордо. А если эта женщина и есть Селичкина, то где тогда сам Рашид Касимов? Получается, он вызвал ее сюда, чтобы она вышла замуж за рыхлого толстяка. Это как-то мало похоже на того Рашида Касимова, чье досье я читал. Нет, все-таки нужно повременить с отъездом в Турцию и попытаться все выяснить здесь, в Лабуэре. Я достаю сотовый телефон и звоню главному заказчику. Он, конечно, сразу отвечает.
— Как у вас дела? — спрашивает он, по голосу я чувствую, что он нервничает. Если так волнуется, мог бы позвонить сам. Впрочем, этого я ему не говорю.
— Пока ничего конкретного. Есть некоторые следы, но ничего определенного.
— А когда будет точнее? — вдруг срывается. И спрашивает: — Вы действительно пока ничего не знаете?
— Я его ищу. И не нужно на меня кричать. Я делаю все, что могу. Во всяком случае, в ближайшие два-три дня у меня будет более определенная информация. Но есть просьба.
— Что там еще?
— Мне надо продлить визу Франции. Я не могу долго находиться тут с транзитной визой. А мне нужно здесь быть еще хотя бы десять дней.
Он молчит несколько секунд. Потом нехотя говорит:
— Хорошо. Визу мы вам сделаем. Где вы сейчас находитесь?
— На юге Франции, — я не собираюсь сообщать этому типу наше точное местонахождение. Может, просто боюсь сглазить.
— Вы должны приехать в Париж завтра утром.
— Только днем, утром я не успею.
— Ладно. Пусть будет днем. Обратитесь в наше посольство во Франции. Я предупрежу консула, чтобы вам помог. Вам сделают визу еще на две недели. Но это последний срок. Мне нужен результат, Левша. Ведь вы понимаете, какие деньги пропали с этим подлецом. И мы пока ничего не можем сделать.
Сказал бы я этому типу все, что о нем думаю. Но нельзя. Сейчас нельзя, я не хочу портить с ним отношения. Может, мне просто хочется еще немного пожить в Лабуэре, в своем домике, в котором мне так удобно и тепло.
— До свидания. — Я отключаюсь, окончательно понимая, что все мои подозрения в отношении «владельца скотобойни» оправдались. Он не просто заказчик. И это не мафия. Ни одна мафия мира не смогла бы делать то, что делает этот человек. Даже не позвонив в Париж, он небрежно заявляет, что его посольство мне поможет. В Швейцарии его люди сделали визу за один день, в Москве — тоже за один. Предположить, что у мафии повсюду свои люди или она их покупает, невероятно, хотя бы потому, что он должен был сначала выяснить — продается их консул в Париже или не продается. Но он говорит это сразу и таким безапелляционным тоном. Он имеет право приказывать. И консулу, и людям в Швейцарии, и вообще всем чиновникам своего суверенного государства. А это значит, что мой главный заказчик представляет само государство. То самое государство, которое получило независимость в результате развала Советского Союза. То самое государство, которое решило спрятать на счету в Швейцарии несколько сотен миллионов долларов на «черный день». Которые присвоил Рашид Касимов.
Все становится на свои места. Теперь я знаю, почему Касимов так поспешно бежал и кто взорвал его машину. Очевидно, он и его люди знали об этих деньгах, что не устраивало моих заказчиков. Они принимают решение ликвидировать Касимова и всех его людей. У меня хорошая память, и я помню, именно в те дни в газетах появились сообщения о кровавой бойне в аэропорту Шереметьево и на даче какого-то бизнесмена. Теперь ясно, чья это была дача. Ясно, почему мои заказчики не могут предъявлять претензий к швейцарским банкам. Эти деньги были тайно вывезены из государства и, очевидно, через финансовые структуры самого Касимова переведены на счета в банки Швейцарии. Их владельцы теперь не могут требовать деньги обратно, опасаясь скандала. Поэтому им нужен живой Касимов, чтобы получить деньги через него.
Пытаясь его убить, они не думали, что он выживет. И, выжив, прилетит в Швейцарию, где умудрится перевести все деньги на другие счета, перепрятать их. А они не могут сделать официальный запрос, иначе все выплывет наружу. Он на это и рассчитывал.
Касимов рассчитал все правильно. Его бы ни при каких обстоятельствах не оставили в живых. Ни за что. Значит, он должен был исчезнуть. Что он и сделал, прихватив с собой все их деньги. Теперь ему остается только ждать. Как только нынешний режим в этой республике падет или умрет президент, он сможет вернуться домой. Фантастически богатым и живым.
Теперь мне известны мотивы обеих сторон. Конечно, Касимов должен был бояться. Его убивали не из-за денег, нет. Его убивали из-за самой тайны. И попутно из-за денег, чтобы он не мог до них дотянуться ни при каких обстоятельствах. Могу себе представить, как он боится. Поэтому он сделал все, чтобы его не нашли.
Но меня все равно не мучает совесть. Он такой же мерзавец, как и мои заказчики. Никакого различия между ними я не вижу. Просто один негодяй обманул другую свору негодяев, которая, наняв меня, ищет его по всему миру. Думаю, они наняли не только меня. Сначала искали сами, целых полгода искали, пока не решили, что настало время найти еще нескольких профессионалов, рассчитывая на их везение.
