Юлия Латынина - Бандит
Но все они были пузатой и засаленной мелочью, которая, конечно, могла бы убить бухгалтера в качестве предупреждения, но при этом наверняка расколотила бы всю аппаратуру и оставила прорву следов. Такая штука, как бутылка с отпечатками пальцев Нестеренко, ей была не по мозгам. А если бы Нестеренко попался в руки этих крох, они бы его завалили безо всяких последующих выдумок, долженствующих объяснить его пропажу. Напротив: они бы потом ходили по рынку и хвастались, поднимая за счет покойника свой авторитет и доходы.
И уж, конечно, никаким боком эта мелкая, как килька, сволочь не была вхожа к председателю кооператива «Аврора» Иванцову и следователю московской прокуратуры Миклошину.
Отсидевшись в машине и оправившись от неудачного обыска, следователь Миклошин отправился обедать. Обычно он загружался калориями в прокуратуре, но тут, в поисках разнообразия или по другой причине, следователь зашел в расположенное в соседнем скверике кооперативное кафе, с темными красными шторами, низкими потолками и высокими ценами.
Народу благодаря обеденному часу было довольно много. Во всяком случае, достаточно, чтобы Миклошин, оглядевшись в поисках свободного места, оного не нашел и потому, вполне естественно, подсел к угловому столику, уже занятому крепким сорокалетним мужиком в джинсах и цивильной рубашке.
Круглое, как донышко сковородки, лицо мужика слегка повернулось, и глаза цвета асбеста поглядели на следователя, как на редкое насекомое.
— Это что за шандарах по всему городу? — спросил Шерхан. — «Вооружен», «при задержании стрелять на поражение»… Ты меня что, стукачом выставляешь? Тебе заказали — завалить человека, а ты это всей, московской ментовке решил препоручить? Боялся стрелять — так бы сразу и сказал, а кто меня кидает — долго не живет.
— Это вы меня обманули, — холодно сказал Миклошин.
— Вы мне сказали, что я должен задержать какого-то качка, отморозка, который наехал на оберегаемого вами человека. А выяснилось, что вы решили моими руками убрать крупного конкурента. И сейчас я намерен раскрутить это дело, как оно того заслуживает. Я арестую всю их банду — весь кооператив, ясно?
Шерхан смотрел ошарашенно.
Это какую ж игру затеял поганый мент? Ему было сказано: завалить Нестеренко!
Шерхан и сам бы его завалил, но сейчас, после убийства в кооперативе, это вызвало бы слишком много расспросов.
Были еще не те времена, когда число убитых на улицах Москвы неуклонно подтягивалось к числу пьяных. Пока еще каждый труп на ком-то висел, каждый труп нуждался в объяснениях. С учетом этого Шерхан и заказывал мокряк Миклошину.
Ведь как было задумано в самом начале?
Бытовуха. Кооператор Нестеренко убил своего бухгалтера и скрылся. Дело не стоит выеденного яйца. Правда, кооператора не нашли, но это уже проблемы ментовки.
Дело не выгорело. Хорошо. Переиграем.
Кооператор Нестеренко на самом деле занимался рэкетом. При задержании попытался бежать и был застрелен. В руке имел старый «ТТ», на котором числится пара трупов. Итого в активе — раскрытое убийство бухгалтера кооператива «Снежокъ-best» и еще два списанных висяка, за которых людей Шерхана уже больше никто и никогда не тронет. Не такая у нас ментовка, чтобы собственную отчетность портить и закрытое дело пересматривать.
А теперь что?
Теперь Миклошин на его, Шерхана, горбу хочет в рай въехать! Да еще Нестеренко упустил!
И вот что погано: какая-нибудь сволочь из старых, «с понятиями», вроде Шутника, пустит небось слух, что Шерхан не хочет человека валить, что Шерхан его в ментовку сдал… За такой слушок не погладят. За такую весть людей Шерхана в тюрьмах могут отпетушить запросто…
— Вы могли бы меня предупредить, — продолжал Миклошин, — про пушку!
— У него что, действительно была пушка? — Иностранная. «Глок», насколько я успел заметить.
Шерхан нахмурился. Вчера у Нестеренко пушки не было.
Иначе бы он захватил ее с собой на аудиенцию с Рыжим. Где он, спрашивается, мог шопнуть машинку в такие ударные сроки? — У меня свой интерес, — сказал Миклошин, — раскрутить Нестеренко на полную катушку.
— И въехать повыше.
— Да, очень высоко. Хотите знать куда?
Шерхан сидел молча. — Сейчас в Москве создается управление по борьбе с организованной преступностью. Если раскручу дело Нестеренко, в новой структуре я могу попасть оч-чень высоко. Вы понимаете, насколько вам это выгодно?
Шерхан понимал. Шерхан понимал по некоторым тонким, но хорошо различимым признакам, что одному против московских воров ему не выстоять. Значит, нужен союзник. А кто в союзничках? Отморозки? Это не союзнички, это эскорт на тот свет, и даже не особенно почетный. Значит, единственный союзник против воров в законе — родная милиция в лице уважаемого следователя по особо важным делам Андрея Миклошина. И чем выше товарищ Миклошин при этом окажется, тем лучше. Связь с господином Миклошиным лучше не афишировать, а вот если товарищ Миклошин во главе будущего управления разгромит банду Шутника, то это действительно заманчиво…
Одна была во всем этом проблема: Рыжий. Люди самого Шерхана не будут трепаться про Нестеренко, а вот Рыжий… Если Рыжий растреплет, что это Шерхан сдал странного кооператора с «глоком» ментовке, то воры могут плюхнуть в Шерхана — из гранатомета.
А что надо сделать, чтобы не растрепал?
Для этого надо урыть самого Рыжего и объявить: это-де потому сделано, что Рыжий сдал ментовке хорошего человека.
— Ну что ж, — кивнул Шерхан, — добро. Однако предупреждаю: Нестеренко — не бандит. Не знаю, откуда он «глок» взял, на какое мороженое выменял, но он — не бандит.
— Так это еще лучше, — сказал Миклошин, — гораздо легче раскрутить ту банду, которую ты сам выдумал.
Хирург сто десятой городской больницы Иван Сергеевич Пономарев вышел с территории больницы через кирпичный пролом в стене, так было короче, и заспешил к расположенному чуть наискосок магазину. Часы на его руке показывали больше трех, и, судя по отсутствию очереди у дверей, магазин должен был уже открыться. Пономарев отметил краем глаза, как к тротурару мягко подкатил зеленый «Москвич» — распахнулась дверца, и в следующее мгновение бедный хирург, словно грачонок, подхваченный турбиной реактивного самолета, был втащен за шиворот в темное нутро автомобиля.
— Вы что?
— Не возникай!
Пономарев вгляделся и обмер. В водителе «Москвича» он узнал того самого кооператора — водкой они торговали там, что ли, или сластями? А-а, мороженым! — который позавчера привез в больницу свою бабку с обширным инфарктом, — Пономарев попросил денег за операцию. Впервые попросил, неловко и не для себя: в больнице лопнули трубы, стали делать ремонт, рабочие застряли на полдороге, куражась и требуя денег, и сердце Пономарева ночами стыло, ведь каждая пустая, с оборванными обоями и заляпанными стремянками палата — это новая могила на кладбище. А что? Он, кооператор, богатый — пусть и платит! С кого еще взять? Как деньги грести, так бегут с большой ложкой, а как заболеют, так норовят проехаться на государственном горбу!
Сейчас кооператор не походил на того скромного молодого парня в джинсах и пестрой рубашке, которого Пономарев видел в коридоре больницы. Во-первых, он был в каком-то добротном, явно заграничном костюме благородного бежевого оттенка, который раньше носили только комсомольские работники и другие ответственные лица. Во-вторых, костюм был изгваздан до неприличия, как будто кооператор трахал в нем кошку в мусорном ящике. В-третьих, кооператора, очевидно, недавно били, судя по роже, и что-то подсказывало хирургу, что Нестеренко выплатил драчунам в их же собственной валюте, причем с царскими процентами.
Нестеренко полез в карман и, к ужасу доктора Пономарева, вынул из него пачку зеленых бумажек.
— Здесь десять тысяч баксов, — сказал Нестеренко, — на всю твою долбаную краску. Делай бабке операцию. Зарежешь…
Нестеренко схватил доктора за волосы, вздернул вверх, и тут в горло Пономарева уткнулось что-то железное и круглое. Пономарев скосил глаза и увидел вороненый, мягко поблескивающий бок пистолета.
— Понял?
Пистолет нырнул обратно в карман дорогого пиджака, и Нестеренко выпустил волосы доктора. В следующую секунду он распахнул дверцу машины и вытолкнул Пономарева на тротуар. Тот едва устоял на ногах. «Москвич» взвизгнул, сорвался с места и в мгновение ока исчез за поворотом.
Пономарев стоял, шумно вдыхая раскаленный воздух и почему-то держась рукой за сердце. На балконе пятиэтажки толстая женщина поливала желтые, хиреющие в горшке помидоры. Какая-то старуха рылась в помойке. Вывернувшаяся из-за перекрестка машина, отчаянно взвизгнув тормозами, замерла перед большой пробоиной в асфальте, образовавшейся, судя по надписи на заборчике, в результате жизнедеятельности ремонтно-эксплуатационного управления № 5. Заборчик был сбит и валялся в самой пробоине.
