Виталий Гладкий - Кровь за кровь
Краем глаза я видел старого урку. Он сидел, не шевелясь, но его острые глаза-бритвы зорко следили за мною и окружающими. И в них поблескивал какой-то странный огонек – словно ситуация не только вызывала интерес, но и возбуждала, радовала. Сукин сын…
Я так и знал. Бугор и впрямь был тупым. Окажись на его месте кто поумней, все можно было спустить на тормозах, не роняя достоинства. Но он все-таки пошел на абордаж, как говорится, без страха и упрека.
Теперь я уже не сдерживался. Их насчитывалось шестеро, камера тесная, узкая, а потому массу, которая хлынула на меня во главе с бугром, можно было сдержать лишь одним способом – валить всех подряд и до упора.
Главного "быка" я встретил прямым в лоб. Он завалился под ноги остальным и впрямь как скотина на бойне – только хрюкнул. Но мне было недосуг рассматривать дело своих рук – свалка пошла нешуточная. Я отмахивался, меня молотили – только кости трещали. К сожалению, я был лишен маневра из-за тесноты и меня едва не затоптали, когда кто-то сделал мне подсечку. Лишь с детства выработанная привычка любой ценой держаться на ногах заставила меня ценой невероятного усилия сначала встать на колени, а затем стряхнуть пенящуюся от злобы свору с загривка.
Драка закончилась прозаически: лязгнули засовы, заскрипела дверь и в камеру вошли два охранника.
– Брэк! – резко скомандовал один из них, с поломанным носом; похоже, бывший боксер. – Все по местам!
Мои супротивники повиновались беспрекословно и быстро. Наверное, этот охранник имел немалый авторитет среди подследственных, обретающихся в ИВС.
– Ты снова за свое, Дерюга? – с ленцой спросил он мини-бугра, только-только очухавшегося после моей примочки. – Нехорошо. Помнишь мое обещание? Лады. На выход. Посидишь несколько дней в карцере – остынешь. А вас, – охранник посмотрел на остальных, – предупреждаю в последний раз. Ведите себя тихо.
Свора ответила тихим покорным шелестом.
Наконец он обратил свой взгляд и на меня.
– Ты новенький?
– Похоже, что так.
Мне почему-то показалось, что охраннику я понравился. Он смотрел на меня с легким удивлением и благосклонностью. Наверное, охранник узнал во мне бывшего спортсмена, коллегу, и в его душе проснулось корпоративное чувство.
– Ну-ну… – сказал он неопределенно – и был таков, уводя смурного бугра.
В камере воцарилось напряженное ожидание. И я знал чего. Увы, таков закон подобных сообществ – кулак стоит выше мозгов. Мне приходилось бывать в разных компаниях, но нравы в них не отличались разнообразностью.
Я спокойно прошел к окну и сел на "престижную" койку. Никто из моих бывших противников даже не пискнул; все сделали вид, что так оно и должно быть. Я их понимал – шобла лишилась вожака, а потому была морально сломлена.
– Отец! – позвал я старого урку. – Переселяйся.
Мне показалось, что он даже стал выше ростом и значимей. Старик не спеша протопал вслед за мной и занял шконку напротив; я уступил ему лучшее место. Он поблагодарил меня взглядом и жестом фокусника достал из своей одежды две сигареты.
– Куришь? – спросил он, не обращая ни малейшего внимания на остальных.
– Не откажусь, – ответил я и тут же почувствовал, что зверски голоден.
Мы возлегли, как римские патриции, на свои "ложа" и молча задымили. Наши сокамерники тем временем стали умывать сопли и приводить в порядок одежду.
Наконец настало время все обдумать. Я даже не пытался, как в кино, когда невинного человека бросают за решетку, бросаться на дверь камеры, стучать и требовать объяснений у охранников, просить, чтобы отвели к следователю и тому подобное. Не знаю, как там за бугром, а у нас такие номера не катят. Единственное, чего я мог добиться своим буйством, так это поссориться с надзирателями, что могло принести мне большие неприятности. А их у меня и так хватало.
Итак, кто-то запихнул меня в клетку на съедение органам нашего самого справедливого в мире правосудия. Мало того, моя одежда исчезла и я был одет в дерюжку с чужого плеча.
Зачем этот маскарад? Кто это сделал? Неужто Храпов? Нет, такой фортель был ему не по плечу. Тут чувствовалась рука опытная, жестокая и имеющая власть. И о ней я не имею ни малейшего представления. Потому оставим ее за кадром – всему свое время. Меня явно все эти дни держали на уколах – что-то наркотическое или снотворное. Зачем? Ответ напрашивался сам по себе – чтобы выиграть время. Но не проще ли было отправить меня на дно к ракам? Кто-то не захотел такого поворота ситуации. Пожалел? Ха-ха! Пожалел волк кобылу, оставив хвост и гриву.
Но что мне инкриминируют? Я был на все сто процентов уверен, что меня очень ловко подставили, а затем, обеспамятевшего, сдали ментам. И что я такого натворил? Неужто меня подвели под "мокрую" статью? Свят, свят… Постучи по дереву, Сильвер. Не дай Бог… Тогда мне точно крышка – тот, кто задумал спектакль со мной в главной роли, не позволит мне выйти сухим из воды. Деньги могут все, а большие деньги – тем более.
Единственное, что меня утешало в моем незавидном положении, так это удовлетворение от хорошо сделанной работы. Я вышел на горячий след! Он прямо обжигал, был свежим и надежным. Но меня сняли со следа как глупую букашку. Сильвер, Сильвер, как же ты, брат, лопухнулся…
– В каком мы городе? – спросил я старого урку.
Шальная мыслишка вдруг забежала в голову и заставила меня не только вздрогнуть, но и вообще задрожать осиновым листом.
Старик посмотрел на меня с недоумением и ответил. Мама родная! Ни хрена себе… Вот это компот. Меня определили на "квартиру" не менее чем за тысячу километров от родных мест. Круто.
– Что с тобой? – полюбопытствовал старый урка, глядя на меня своими холодными буркалами.
– Да так… ничего… – пробормотал я, стараясь прийти в себя; новость и впрямь была сногсшибательной. – Как вас зовут?
– Хе… – показал вставные зубы старик. – По разному. Но для тебя я Степан Ильич.
– Как вы думаете, Степан Ильич, когда меня поведут на допрос?
– Не скоро, – коротко ответил старый урка. – Смотря что ты натворил. Если крупняк – то могут и сегодня выдернуть к следаку. А если на тебе висит мелочевка – тогда рассчитывай на месяц или два.
– Не может быть!
– Еще как может. У них запарка, – он снова показал свои фиксы. – Кича переполнена и народ продолжает прибывать не по дням, а по часам. Некоторые кантуются здесь по полгода. Притом, за сущие пустяки. Вертанул мешок картошки из соседского подвала – и приехали. Дело пустяшное, яйца выеденного не стоит – а мужик ждет разбирательства уже седьмой месяц. Есть тут такой, в соседнем каземате. Пытался права качать – попал под каток. Теперь ребра лечит. Чухонца видел?
– Кто это?
– Попка. Тот, который только что забрал Дерюгу. Бывший боксер. Зверь… – В голосе старого урки послышались уважительные нотки. – Любит порядок. Посадили – сиди и не дергайся. Начальство разберется. Ежели в камерах что не так, с кого спрос? С Чухонца.
Он тут за бугра. Потому и не дает спуску разным сявкам, которые что-то там требуют, а еще хуже – устраивают кипиш. Не завидую я Дерюге – Чухонец предупреждал его уже раза два.
– Понял… – Я задумался.
Значит я буду торчать здесь до новых веников. Плат, даже если поставит на уши весь город, меня, естественно, не найдет. Не думаю, что он догадается про мою одиссею. Как ему сообщить где я и что со мной? Как!? Надежда только на его связи, но поди докричись за тысячу верст…
– Степан Ильич, у меня вопрос… – я понизил голос до шепота.
– Ну? – Старый урка смотрел на меня выжидающе.
– Как связаться с волей?
– Хочешь послать маляву?
– Да. Иначе мне амбец.
– Дело непростое… – Старик хитро прищурился. – Но возможное.
– Помогите, пожалуйста. Тому, кто передаст записку по назначению, хорошо заплатят. А я, если выйду отсюда, постараюсь и вам помочь.
– Хе… Ну, скажем, в помощниках я не нуждаюсь. Но ты мне нравишься. На тебя можно положиться. И я выполню твою просьбу. За мною, сам понимаешь, должок… – Он остро взглянул на притихших бузотеров. – Я бы и сам с ними разобрался… со временем, но ты подсуетился в самый раз. А потому рисуй свою маляву и завтра она уйдет по назначению.
– Это в другом городе.
– Без разницы. Я сказал – доставят, значит так оно и будет…
Последующие четыре дня тянулись как резиновые. В камере царило напряженное перемирие – шестерки ждали бугра. Но ему, похоже, приходилось несладко и присел он в карцер надолго. Старый урка большей частью кемарил или дымил сигаретой. Где он доставал курево, какими путями оно к нему попадало – я даже представить себе не мог.
Судя по моим подсчетам, за день он выкуривал не менее пачки и даже меня угощал, хотя я мужественно и отказывался, не желая попасть к нему в полную зависимость. И тем не менее запас сигарет не иссякал. Прямо тебе чудеса из волшебной лампы Аладдина. Но самое интересное было тогда, когда начинался всеобщий шмон – старик, которого едва не раздевали догола, оказывался чистым словно стеклышко. Мистика…
