Роже Борниш - Гангстеры
— Он еще не протрезвел, — вздыхает Аттия.
— Не надо было оставлять его одного, — ворчит Бухезайхе. — Ты видел, как он перезаряжал кольт?
— Нет, я был за рулем…
— Ты много потерял, Жо. Видел бы ты, как дрожали его пальцы.
— Почему он взял кольт?
— Он считает, что его пистолет приносит ему несчастье. Если так дальше пойдет, то перед каждым налетом он будет советоваться с гадалкой.
— Ты знаешь, Жорж, — внезапно говорит Аттия, — что-то мне не нравится все это. Давай подъедем ближе к лавке. В случае чего мы сможем вмешаться.
— Яволь.
В лавке господин Саррафьян смотрит на своего клиента, выложив на прилавок часы, кольца и цепочки, а также самую дорогую в своей коллекции вещь: часы-кулон.
— Эти часы стоят сто сорок тысяч франков, дороговато, но это их цена, — говорит он, торопясь убедить покупателя до закрытия магазина.
Лутрель берет часы в руки, внимательно разглядывает их, определяет вес. Наконец он с энтузиазмом заявляет:
— Я беру их. Оставлю вам в залог пятьдесят тысяч франков, а остальное передам завтра утром, после того как вы пришлете часы в «Гранд-Отель».
— Хорошо, мсье, — говорит ювелир с облегчением, желая покончить с этим клиентом, от которого за версту разит алкоголем. — Я выпишу вам чек.
Лутрель закрывает глаза, превозмогая головокружение, снова открывает их, улыбается. Он опускает руку в карман пиджака, чтобы достать свой бумажник. В его руке оказывается кольт. Но что происходит в его затуманенном мозгу? Вместо того чтобы быстро действовать, он орет:
— Я Пьерро Чокнутый! Выкладывай свои драгоценности!
Карабед Саррафьян — тихий, спокойный человек, который никогда не читает газет и не интересуется хроникой происшествий. Имя Пьерро Чокнутого ему не известно, поэтому он не чувствует опасности. Его не оставляет навязчивая идея: спасти свои сокровища. Он не обращает внимания на направленное на него дуло кольта калибра одиннадцать-сорок пять. Он не знает, что пуля этого размера, попадая в тело, оставляет маленькую дырочку с обожженными краями, но при выходе из него образует отверстие величиной с кулак. Ювелир на глазах испуганной жены решает обезоружить гангстера, видя, что тот изрядно выпил.
Он наклоняется вперед над прилавком, вытянув руку с растопыренными пальцами, чтобы схватить нацеленное на него оружие. Лутрель, пошатываясь, делает шаг назад. Он театрально закрывает один глаз, направляя дуло в сердце коммерсанта, его указательный палец мягко нажимает на курок. Раздается оглушительный выстрел. Ударной волной Саррафьяна отбрасывает к стене. Округлившимися от ужаса глазами ювелир смотрит на свой живот. Ему кажется, что в его кишечнике разрывается миллион пружин…
Лутрель продолжает действовать, как автомат. Он сгребает в кучу разложенные на прилавке украшения, не обращая внимания на жену ювелира, выскочившую на улицу.
Аттия пытается преградить ей дорогу, но несчастная, охваченная ужасом, отбивается и убегает к кафе «Клебер», чтобы вызвать полицию. Улица оглашается ее воплями.
Несмотря на отупение, Лутрель осознает опасность. Он бежит к двери, пренебрегая добычей, и наталкивается на Аттия.
— Садись в машину, — шепчет ему Жо, открывая дверцу.
Лутрель забирается на заднее сиденье. Бухезайхе уже включил мотор. Аттия собирается присоединиться к ним, когда в дверях лавки неожиданно появляется Саррафьян, зажав руками живот, чтобы удержать свои кишки.
Согнувшись пополам, ювелир замечает Большого Жо и начинает кричать. Аттия дважды стреляет в него и прыгает в «ситроен», взявший направление на авеню Клебер.
Карабеду Саррафьяну, у которого прострелены печень и одиннадцатый позвонок, остается жить всего несколько минут, но он еще ускоряет свою смерть. Оставляя позади себя кровавый след, ювелир пересекает тротуар и, пошатываясь, выходит на дорогу. Он в отчаянии от того, что его убийце удается бежать. Его взгляд затуманивается, он уже почти ничего не различает. На него наезжают две светящиеся фары, и сильный удар опрокидывает его.
Машина проезжает по его телу и, отъехав метров на пятьдесят, останавливается. Распластавшись на шоссе, ювелир еще шевелится. По его телу еще раз проезжает откуда-то появившийся «пежо». С зажатой между двумя осями головой Карабед Саррафьян испускает последнее дыхание.
23
Черный автомобиль на второй скорости пересекает авеню Клебер, доезжает до площади Иена и невзирая на красный светофор спускается к набережным Сены. Сжав челюсти, Бухезайхе ведет машину резко, но профессионально. Безучастный к уличному движению, Аттия вытирает платком выступившие на лбу капли пота. Время от времени он оборачивается, чтобы убедиться в том, что их никто не преследует, смотрит на завалившегося на заднем сиденье Лутреля, затем снова съеживается, хмуря лоб. Чокнутый с трудом перебарывает подступившую тошноту. Осоловелым взглядом он смотрит на свою руку, продолжающую судорожно сжимать кольт. Бухезайхе сворачивает с бульвара Делльсера на набережную Пасси в направлении моста Мирабо. Лутрель икает и глотает горькую слюну.
— Убери оружие, Пьер, — предлагает ему Аттия.
Лутрель подчиняется. Голова его идет кругом. Неуверенными жестами он расстегивает пальто, отворачивает его полы, произносит нечленораздельные слова, расстегивает пиджак, втягивает в себя живот и убирает кольт за пояс. В нормальном состоянии операция заняла бы у него одну секунду. Но Лутрель пьян и возбужден своей неудавшейся вылазкой в ювелирную лавку. Пряжка ремня упирается в курок кольта. Пальцы Лутреля обхватывают холодную сталь. Он нервничает и резко нажимает на курок. Внезапно машину сотрясает оглушительный выстрел. Бухезайхе от неожиданности делает резкий поворот. Аттия подскакивает на своем сиденье, быстро оборачивается назад, но ругательство застывает на его губах. Вытаращив глаза, он на мгновение теряет дар речи, затем восклицает:
— Господи!
Кровавое пятно в форме звезды проступает на брюках Лутреля. Кровь стекает на сиденье и коврик. Аттия молча смотрит в глаза Лутреля в течение минуты, которая кажется ему вечностью. Затем радужная оболочка глаз Пьера тускнеет, а лицо становится мертвенно-бледным.
Большой Жо причитает:
— Что ты наделал, Пьер! О Господи!
Пьер отвечает ему стоном, зажимая пальцами рану. Сейчас он переживает те же муки ада, что и Саррафьян перед смертью. Его отяжелевшие веки закрываются, подбородок опускается на грудь. Кровотечение продолжается. Бухезайхе видит в зеркальце побелевшее лицо Лутреля. Он не нуждается в объяснении. Толстому Жоржу все понятно. Он просто спрашивает Аттия:
— Это серьезно?
— Он выстрелил себе в кишки.
— Ах! Скверно! Шлехт! Что будем делать?
Аттия думает. Если отвезти Пьера к Маринэтте, то это ничего не даст, кроме ее слез и истерики, в то время как Лутрель нуждается во врачебной помощи. Бухезайхе неожиданно предлагает:
— Давай отвезем его к врачу, который лечил тебя после Шампини.
— Ты с ума сошел! — возмущается Аттия. — Меня все знают в лицо. Если консьержка увидит меня с умирающим, пиши пропало. Врач тоже погорит. Нет, поедем к Жермене, жене Буржуа. Она живет в Четырнадцатом округе, на улице Ашиля-Люшера. Мы вызовем врача туда.
Машина сворачивает с авеню Версаль на мост Мирабо. Когда она останавливается на улице Ашиля-Люшера, Лутрель уже хрипит. Его брюки и пальто пропитаны кровью.
— Ты думаешь, это конец? — спрашивает Бухезайхе у Жо.
— Я не знаю. В любом случае мы должны поднять его к Жермене. Не оставлять же его здесь!
Улица пустынна, это удача. Друзья осторожно извлекают из машины безжизненное тело и поднимают его на третий этаж. Аттия стучит в дверь ногой, так как руки его заняты. Двадцать часов тридцать минут. Обычно Жермена ложится спать очень рано. Когда она открывает дверь, ее голова в бигуди. Она накинула розовый халат на прозрачную ночную сорочку. Жермене не больше тридцати лет, и она недурна собой, но сейчас, с лоснящимся от крема лицом, она похожа на творожную массу.
— Что случилось? — спрашивает она, пропуская странный кортеж.
— Неприятности, — лаконично отвечает Аттия. — Где телефон?
Не более чем четверть часа спустя появляется Бурели. Он приветствует Аттия и Бухезайхе и проходит в узкий салон, где Лутрель уложен на клеенке. При виде раненого врач испытывает шок. Не снимая пальто, он ощупывает живот Лутреля, затем встает с испачканными кровью пальцами.
— Он не может здесь оставаться, — заявляет он. — Как это случилось?
— Самоубийство, — объясняет Бухезайхе, — но мы не можем отвезти его в клинику, так как полиция будет тотчас же поставлена в известность.
Доктор Бурели кивает:
— Да, верно. Но его необходимо госпитализировать. Я знаю одну клинику. Если он не умрет, то полиция ничего не узнает.
