Лев Пучков - Тротиловый эквивалент
— На приеме Барьер, — ответил командир уиновского спецназа.
— Пусть Аюб выйдет.
— Понял…
В зеркала было видно, как из «рафика» вышел пленник с заведенными за спину руками. Дистанция — более двухсот метров, лица не рассмотреть. Сулейман скрутил стекло со своей стороны и высунул голову в окно.
Костя шевельнулся и вопросительно посмотрел на Иванова. Может, хрен с ним, с сапером? Сейчас можно было бы…
Полковник едва заметно качнул головой. Насчет сапера он, может, был и солидарен. Сейчас, когда выяснилось, что объект явно не собирается выходить из машины, появились иные приоритеты… Но щелчок под полом ему здорово не понравился — особенно вкупе с реакцией Глебыча на это странное явление.
— Скажи, пусть покажет, как он на коне, — попросил Сулейман.
— Чего покажет?
— Как он на коне. Пусть передадут слово в слово.
Иванов продублировал просьбу в эфир. Барьер тоже сразу не понял, уточнил.
Потом пленнику разомкнули наручники, и он показал, как это, на коне. Ноги колесом, левая рука впереди, дергается взад-вперед, а правая вверх и по обеим сторонам — хлесть, хлесть… То ли шашкой рубает, то ли плеткой стегает…
Вот такая пантомима. В целом очень даже нехитро. Любой мог бы показать, если бы знал, что имеется в виду. Просто неожиданно: кто его знает, как у них там на коне?
— Нормально, — кивнул Сулейман, поднимая стекло и возвращаясь в исходное положение. — Ну что, будем дела делать?
— За этим и приехали, — напомнил о своем старшинстве Иванов, несколько удивленный тем, что Сулейман до сих пор не спросил, кто тут главный. У горцев вообще так не принято. Любые вопросы по делу всегда решают со старшим, сколько бы с ним ни пришло на встречу других людей. — Теперь твоя очередь. Показывай, что там у тебя.
— У меня две новости, — Сулейман достал из кармана пульт — обычную самсунговскую «лентяйку», и качнул его в руке. — С какой начинать?
— А, вот оно! — опять не в тему прорезался Глебыч, прищурившись на пульт.
— С хорошей, — выбрал Иванов, уничтожив сапера взглядом. — День сегодня неплохой, так что…
— Для вас хороших новостей нет, — Сулейман с сожалением развел руками. — Есть плохая и очень плохая.
— Вот даже как? — Иванов досадливо крякнул и решительно взялся за дверную ручку. — Если ты так себя ведешь, нам не о чем разговаривать. Тут у нас не балаган, так что…
— Выходить нельзя, — Сулейман аккуратно похлопал широченной ладонью по подголовнику. — Минус пятьдесят килограмм — взорвется.
— Ага… — Иванов отдернул руку от двери и обес-кураженно уточнил:
— Это плохая новость?
— Да, это начало плохой новости, — кивнул Сулейман. — Там десять килограммов тротила, хитрый такой заряд с рессорой… Ну, не я делал, мне сапер просто рассказал.
— Хорошо, — одобрил Глебыч. — Дублирующего на избыточную массу нет?
— Я не понял, о чем ты, доктор, — Сулейман опять похлопал ладонью по коже сиденья — нежно, как по попке любимой девушки. — Но выходить точно нельзя, там заряд, я его включил. Если кто-то выйдет из машины — сразу взрыв. Чтобы выключить, надо набрать код внизу.
— Мы так не договаривались… — Иванов напрягся, не сумев с ходу определиться, как теперь себя вести в данной ситуации. — Ты… Ты что себе позволяешь?
— Быстро ехать тоже нельзя, — Сулейман на Иванова — ноль внимания. — Если наши задницы подпрыгнут, там будет больше, чем минус пятьдесят килограммов, сразу взорвется. Можно только очень аккуратно ехать. Медленно, без прыжков.
— Это понятно, — Глебыч, совершенно не реагируя на изменение эмоционального фона встречи, сформулировал вопрос попроще:
— А дополнительная нагрузка?
— Зачем дополнительная?
— Сапера допрашивать как будем? Или Аюба посадить…
— Да, это можно, — кивнул Сулейман. — Я шибко не шарю, но мне объяснили — там в одну сторону. В общем, минус — нельзя.
— Это уже лучше, — Глебыч удовлетворенно клюнул щетинистым подбородком. — Жить можно.
«Скотина безмозглая! — прорычал взгляд Иванова. — Какой, на фиг, „лучше“?
И зачем вообще такому идиоту жить?!»
— Теперь вот это, — Сулейман, радостно жмурясь, как уличный кот при виде банки сметаны, ткнул красную кнопку на «лентяйке» и быстро набрал комбинацию цифр, повернув пульт спинкой к аудитории. — Теперь меня убивать нельзя.
— Цепь «пульт-пояс»? — как ни в чем не бывало уточнил Глебыч.
— Гхм-кхм… — громко прокашлялся Костя.
«Прекрати!» — вопили глаза Иванова, пытавшегося поймать в верхнем зеркале взгляд Глебыча.
Глебыч назад не оборачивался, в зеркало не смотрел, а все время разглядывал пояс на товарище справа. Как непосредственное дите рождественскую елку в магазине для незаможних селян.
— Да, цепь, — кивнул Сулейман. — Соображает ваш доктор. Вот, слушайте…
Все навострили уши, в салоне воцарилась тишина. Иванов тихо багровел, совершенно не представляя, как теперь «разрулить» ситуацию и, вообще, какую выбрать линию поведения с объектом. Костя лихорадочно перебирал возможные варианты развития событий. Сулейман вел себя легкомысленно, как расшалившийся ребенок, или просто… как сумасшедший. Ну и как с таким типом работать дальше?
Пульт запищат. Сулейман, сунув его за пазуху, на ощупь ткнул две кнопки — чтобы враги не видели. Писк не прекращался.
— Не правильно набрал! — жизнерадостно хмыкнув, объявил шалун и опять ткнул на ощупь пару кнопок.
Писк прекратился.
— Каждые две минуты пищит. Надо две цифры набрать. Если не угадал, он продолжает пищать. Надо снова набирать. Если за тридцать секунд не набрал — пояс взорвется. Снимать нельзя, там много проводов, сразу взорвется. Надо код — пять цифр — набрать, чтобы выключить… Нормально, доктор?
— Класс, — похвалил Глебыч, широко улыбнувшись. — Здорово. И просто.
Запрос — ответ, двузначный код. Пять знаков, миллион комбинаций, случайный подбор за тридцать секунд исключен… Нормально!
— А с машиной? — Сулейман любовно погладил кожу кресла.
— С машиной тоже — дешево и сердито, — одобрил Глебыч. — Вообще, сапер у тебя мастер. Все сделал просто здорово!
— О, господи… Бывают же уроды… — не сдержавшись, простонал Иванов и отвернулся к окну, не в силах лицезреть светящуюся физиономию Глебыча.
— Сулейман… — напомнил о себе Костя. — С тобой все в порядке?
— Я не сумасшедший, если ты об этом, Иван, — совершенно серьезно ответил Сулейман. — Надеюсь, вы тоже. Иначе мы все умрем. А это, между прочим, моя любимая машина.
— Да нет, я просто уточнил…
— Теперь очень плохая новость, — Сулейман ткнул пультом в сторону посадок.
— Сапера не будет. Я своих людей не сдаю.
— Ты… ты нарушил договор, Сулейман, — тщательно подбирая слова, процедил Иванов. — Получается, что твое слово ничего не значит?
— Я дал слово, что гарантирую вашу безопасность, — беспечно отмахнулся Сулейман. — И я его сдержу. Насчет остального сказал: договоримся на месте. Вот и договариваемся.
— И как мы договариваемся?
— Сейчас машина приедет. Аюб пусть сюда подойдет, его заберут. Машина уедет. Потом, минут через пять, мы тихо поедем в посадки. Если вертушки не взлетят, я выключу заряд, вас выпущу ближе к селу. Пешком обратно дойдете. Все.
— Мы тебе не верим, Сулейман, — с сомнением покачал головой Иванов. — Ты не держишь…
— Ну, как хотите, — Сулейман ответил на сигнал пульта и положил руку на выключатель печки. — Думай минуту, потом печку выключу.
— И что?
— Будет взрыв. Мы все умрем.
Ответ прозвучал совершенно спокойно, словно речь шла о чем-то обыденном и не очень важном.
Иванов затравленно посмотрел на Костю и развел руками. Как быть? Вот это не фига себе, сходили на переговоры! Костя, не раздумывая, кивнул — надо соглашаться. Для психолога было совершенно очевидно, что абрек без колебаний осуществит свою угрозу. И глазом не моргнет. У него работа такая, готов к смерти в любую минуту…
Прошло больше минуты. Иванов сосредоточенно размышлял и на часы не смотрел. Сулейман ответил на очередной писк пульта, положил его в «бардачок»… развел руки в стороны, ладонями кверху и начал шепотом молиться. Без всякого перехода, как-то с разбегу, буднично и деловито…
Это повергло полковника в состояние шока. Почему-то он думал, что абрек будет ругаться, настаивать, угрожать…
— В крайнем случае — уволят, — подал голос Костя, промакивая платком вспотевший лоб. — Полковник, мы же не фанаты, в конце концов…
— Ладно, твоя взяла, — Иванов достал рацию:
— Барьер — Первому.
— На приеме Барьер.
— Пусть Аюб идет сюда.
Сулейман так же внезапно, как начал, прекратил молитву — обвел бороду обеими руками, поднял взгляд к потолку — словно извинился за прерванный ритуал и вновь взял пульт.
