Николай Иванов - Спецназ, который не вернется
Заремба наладился тихонько выйти наружу, потом подумал о последствиях для солдат: Приходько в любом случае взгреет их за сон на посту и специально заворочался, шумно встал. Даже подал голос:
— Что на улице?
Охранники испуганно вскинули головы.
— Командир на улице? — переспросил подполковник.
— Да. Позвать?
— Я сам выйду.
— Я провожу, — то ли из вежливости, то ли согласно инструкции старшего лейтенанта предложил свои услуги один из охранников. Вверху начинался вечер, но все равно Заремба зажмурился от света, наплывшего ему в глаза после полутьмы землянки.
— С добрым вечером, — подтвердил время суток и Приходько. Он восседал на бронетранспортере. Под рукой стояла радиостанция, наушники старший лейтенант надел на колено — или ждал переговоров, или уже пообщался с руководством. Увидев, что в первую очередь внимание гостя привлекла рация, отвлеченно успокоил:
— Про вас забыли, в эфире ни слова. Дела поважнее и погорячее разворачиваются.
Заремба ловко вспрыгнул на бронетранспортер, присел рядом. Не стал расспрашивать о новостях конкретно, просто кивнул на рацию:
— Что там?
— Большое скопление «духов» около Грозного. Ожидается попытка штурма. Как всегда, одновременно станут атаковать все блокпосты на наиболее важных магистралях. Готовимся.
Только теперь подполковник заметил, что солдаты на блоке ходят не бесцельно, а готовятся к обороне. Без суеты, но скрупулезно выверяли секторы обстрела, из землянок выносили и укладывали рядом с пулеметными гнездами патронные цинки с грубо вспоротыми животами, внутри которых обнажились серые бумажные коробочки с патронами. Танковую пушку довернули, и она теперь смотрела вдоль дороги, на которой не было никакого транспорта — и это убедительнее всего говорило о предстоящем бое. Оглянулся Заремба и на близкий лес. Пост был прикрыт от него всего одним пулеметом.
Перехватив взгляд, старший лейтенант успокоил и подтвердил давнюю догадку разведчика:
— Там все в минах.
Помолчал, потом поделился тем, о чем думал, вероятно, до прихода Зарембы:
— После того, что узнал от вас, не удивлюсь, если боевики войдут в Грозный победным маршем, без единого выстрела.
— А какие команды поступили?
— Как всегда: быть готовым к отражению атаки. Помощь подойдет.
— Оружие-то свое мы возьмем, — как бы и предупредил, и попросил подполковник.
— Лишний автомат не помешает. Только, товарищ подполковник… командовать здесь буду я.
— Это ли проблема, — отмахнулся Заремба. — Раньше нападения на пост случались? Как солдаты, психологически готовы?
— Обстрелы случались, так что свист пуль над головой слышали все.
— Взглянуть на схему обороны можно?
Старший лейтенант вытащил из нагрудного кармана измятый, протертый на сгибах листок. Подполковник вгляделся в условные обозначения, одновременно сверяясь с местностью. Явного брака не увидел, да и не отличался он особым военным мастерством в области охраны и обороны. Его задача всю жизнь заключалась в том, чтобы налететь, взорвать, украсть, разворошить — одним словом, крупно наследить и смотаться. Спецназ! Вернул схему, похвалив старшего лейтенанта:
— Вроде все предусмотрено.
— Если ночь пройдет спокойно, завтра днем переброшу вас, как и обещал.
«Вряд ли получится ночь спокойной, а потому не перебросишь ты нас никуда», — про себя подумал подполковник.
Уж чего-чего, а опыта в тактике боевиков он поднабрался за полтора года войны достаточно. Если они вышли на боевые, долго в одном месте большим скоплением находиться не отважатся: авиация на стороне федералов, одного налета хватит, чтобы от отрядов полетели ошметки. Банды неуязвимы именно своей малостью, маневренностью. Так что если вышли в районы сосредоточения, команда на штурм отдана. Требуется дождаться лишь время «Ч». Поэтому выскользнуть с блокпоста никто не успеет.
Получается, что война не хочет выпускать его из цепких лап. Она всасывает в свою воронку, со стороны наблюдая, выберется ли он в очередной раз на поверхность. Самой войне неинтересны закулисные интриги, ей наплевать, из-за чего ее развязали. Ей в радость и удовольствие сам процесс — стрельба, атаки, маневры, схемы обороны на листочках из школьных тетрадей, смерти, поражения и победы. Чем больше война, тем крепче ее «здоровье, тем больше людей вовлечено в ее пляску, тем шире орбита. И уже не только люди, но и экономика, производственные мощности служат ей подпиткой. Шире замахнешься, быстрее раскрутишься — попробуй потом остановить мчащийся поезд!
— Что Туманов? Спит? — поинтересовался старший лейтенант.
— Спит. Ему полезно.
Ошиблись.
Пошатываясь, щурясь от света, на пороге землянки показался капитан. Мгновение он привыкал к своему вертикальному положению, свету и свежему воздуху, потом увидел командиров и направился к ним. Хотел взобраться на броню, но оставил попытку и только прислонился к ней.
— Получше? — одновременно спросили у него офицеры.
— Получше, чем вчера, но наверняка похуже, чем будет завтра. Вроде выкарабкиваюсь, спасибо. Что в мире? — тоже посмотрел на рацию.
Для человека военного мир подразделяется на расстояние радиоволны до командования, и на все остальное, что происходит в мирной жизни.
Заремба и Приходько переглянулись, и подполковник решил не беспокоить капитана раньше времени.
— На нашем направлении — бои местного значения.
— Прикурить можно? — сразу и сигарету, и зажигалку стрельнул у старлея пограничник.
— Сколько мотало по стране, где бы ни был, а тихие вечера — это лучшее, что могла сотворить природа, — романтично продолжал Туманов, оглядываясь вокруг. Подполковник думал, что он заметит приготовления к бою, но пограничник вслушивался и вглядывался только в летний вечер.
… Он оказался невольно прав: прошедший вечер стал последним мирным. На рассвете, с первыми лучами солнца на блокпост обрушилось такое количество огня, что стало ясно: отныне жизнь разделилась на две части — до боя и после него.
— Не стрелять, — сдерживал своих подчиненных Приходько. — Спокойствие и выдержка. Бить по моей команде и только по реальным целям.
Рассвет только-только притронулся к земле. И хотя птицы, как опытные солдаты, замолчали при первых выстрелах, и воздух пока нес больше прохлады, чем тепла, очередной летний день наступал как неотвратимая данность.
А вот боевики почему-то не наступали, не попытались использовать элемент неожиданности. Огонь вели хотя и сильный, но из-за укрытий.
— Значит, попытаются держать в блокаде, — поделился Заремба соображением со старшим лейтенантом.
Тот сквозь узенькую щель-амбразуру между мешками всматривался в свой сектор обстрела, пока не готовый ни подтвердить, ни опровергнуть слова подполковника. Но в конце концов согласился:
— Что-то медлят. Лупят со всех стволов, а нос не показывают. Может, подвох какой?
Для командира, конечно, самое лучшее — откровенная атака. Отбил ее — молодец. Готовься к очередной. Здесь же противник не выказывал никаких намерений, и это смущало старшего лейтенанта больше всего.
— Стрельба по всем блокпостам по трассе, — сообщил связист, послушав эфир.
— Спроси, Грозный атакуют или нет? — потребовал от него Приходько. — На нас пойдут одновременно со штурмом Грозного.
Ошибся. Про Грозный не сообщали, а вот кольцо вокруг блокпоста начало постепенно сжиматься. Замелькали сгорбленные спины перебегавших поближе боевиков, и солдаты после первого сигнального выстрела командира открыли огонь по дергающимся бугоркам — экономно, без напряжения. Стоило еще раз порадоваться умению старшего лейтенанта руководить людьми. Первая волна атаки, еще робкая, только зарождавшаяся, захлебнулась, когда в лесу прогремел взрыв. В нем боевики тоже, судя по всему, решили поискать счастья и тропинку к «Комиссарову телу», и самому нетерпеливому и неосторожному развесило кишки по веткам.
Стрельба на некоторое время притихла. Чеченцы, похоже, выясняли по связи, кто подорвался. Если авторитетный боевик — следует ждать слепого и яростного ответного огня, рядовой — наоборот, замрут, перегруппировывая силы.
— Давай, Саша, — махнул кому-то рукой Приходько, тут же затыкая уши.
Сзади присел, стараясь не рассыпаться от собственного выстрела, танк. Хлопок ударил по перепонкам, оглушил Зарембу, и тот запоздало приоткрыл рот, чтобы хоть как-то смягчить удар. А взрыв, клубясь и с шумом завихряя вокруг себя воздух, прожег полсотни метров до кустарника на той стороне дороги и, не найдя применения своей убойной силе, разворотил попавшуюся на пути землю, вышвырнул прочь с места собственного падения кусты и что-то похожее на человеческое тело.
— Ориентир три, — сквозь ватную пелену дошла до слуха новая команда старшего лейтенанта, и Заремба успел заранее зажать уши. — Огонь!
