Сергей Самаров - Человек без лица
– Не так и важно, поскольку вы работаете единой командой.
– Вы, Александр Игоревич, в очередной раз заставляете меня пожалеть о том, что наше руководство рекомендовало вас из наших же рядов в ряды Интерпола. Это слишком большая жертва. У нас вы были бы гораздо полезнее.
– Пока почти каждая антитеррористическая операция Интерпола в нашей стране происходит при непосредственном участии вашего подразделения, Владимир Васильевич. И получается, что я выполняю работу по вашему заказу, но оплачивает ее Лион. В выигрыше и Лион, потому что я еще кое-какую работу, не касающуюся России, выполняю, и вы, поскольку мы работаем на вас, доволен, в том числе, и, естественно, сам я, потому что нынешняя зарплата от моей прежней отличается тем, что к ней добавляется всего-то лишний ноль. Но весь выигрыш в том, что ноль добавляется сзади…
«С минуты на минуту», как обещал генерал Астахов, полковник Мочилов не появился. Он появился только через пятнадцать минут.
– Уезжали, дороги были свободны, назад едем – не продерешься… – посетовал полковник. – Вроде бы ночь начинается, откуда такое движение!
– Дороги чистят, – прокомментировал Яблочкин. – Из-за того и пробки. Во многих местах движение перекрывают, приходится объезжать.
– Впрочем, мы ненадолго, – сказал полковник и принял из рук «маленького капитана» принтерную распечатку с фотографией Алимхана Абдуловича Кашаева в новом виде, как прислали ее из Лиона.
Полковник глянул мельком и удовлетворился. Распечатку положил на стол.
– Вам звонил генерал Астахов?
– Конечно, мы все нужные отпечатки отправили, – кивнул Басаргин. – И извинились за первоначальную ошибку, допущенную по небрежности Доктором Смерть. А запрос на эти отпечатки уже получен?
– Какой запрос? – насторожился Юрий Петрович. И майор Яблочкин тут же резко обернулся в сторону Басаргина.
– Я полагаю, запрос из Чечни по поводу человека, «потерявшего лицо». Мне кажется, такой должен быть отправлен в Лион. Нас, правда, пока по этому поводу не информировали, но скоро, вероятно, проинформируют. Это его дактилоскопическую карту мы отправляли? – кивнул Басаргин на портрет человека, определенного Интерполом, как Алимхан Абдулович Кашаев.
– Его… – сказал Мочилов почти с угрозой и выдержал продолжительную паузу, выжидательно глядя в глаза Басаргину.
Басаргин ничего не сказал, и полковник вынужден был сам задать вопрос:
– Что и откуда вы знаете об операции?
Все, кроме пары представителей ГРУ, засмеялись.
– Что здесь смешного? – не понял Мочилов. – Произошла утечка информации. И мы должны знать, где эту утечка происходит.
– Никакой утечки не произошло, – заверил полковника Басаргин.
– Вы хотите сказать… Это опять ваши фокусы?
– Это не фокусы, это анализ известных фактов и построение аналитическо-логической модели события, – объяснил Басаргин. – Если я захочу просчитать операцию в деталях, думаю, что даже многие детали совпадут.
Полковник Мочилов, как и генерал Астахов, уже много раз встречался с удивительной способностью Басаргина просчитывать ситуацию из нескольких отдельных фактов, логически дополняя недостающие звенья общей цепи и выдавая правильное решение, если не полностью соответствующее действительности, то хотя бы близкое к ней.
– Мне остается только развести руками. – Мочилов обессилено сел в глубокое кресло Пулата и вздохнул как человек, ни за что приговоренный к смертной казни.
3Метель надвинулась даже раньше, чем Сохно предполагал. Вернее, это еще и не сама метель пришла, а предшествующая ей поземка. Но и она начала заметать следы на траверсе хребта, открытого со всех направлений, так усердно и старательно, что Сохно порой даже казалось, что это не он ходил этим же маршрутом несколько минут назад. И темнота стала настолько мутной, что снег начал казаться темно-серым, чуть грязноватым, и давно плотно слежавшимся. Еще хорошо, что сам снег наметало сухой, схваченный морозцем, пусть и колючий. Принеси метель вместе со снегом сырость, ходить по горам в такую погоду – врагу не пожелаешь…
Задачу Сохно поставил себе простейшую. Отыскать убитых боевиков и изъять гранаты, чтобы использовать для своих нужд, в том числе с помощью все тех же убитых. План даже не созревал в голове подполковника. Он родился сразу. Но, чтобы успеть план претворить в жизнь, следовало торопиться, потому что свежие джамааты противника должны быть уже рядом. А что на хребет в помощь тем, кому помощь уже не нужна, пожаловал не один джамаат, опытный спецназовец не сомневался, услышав плотность автоматного огня, раздавшегося в ответ на единичный выстрел старого полковника.
В отсутствии запаса сил подполковника Сохно еще никто и никогда не обвинял. И он эти силы расходовал не жалея, чуть не бегом припустив по тропе, и, как танк, не замечая труднопроходимости маршрута. У ближайшего боевика нашлось в запасе две гранаты, у следующего – три, у последнего еще две. С этого, последнего, Сохно и начал, прижав освобожденную чеку внутренней частью локтя убитого. Наверняка товарищи пожелают забраться в карманы распахнутого бушлата или хотя бы в лицо взглянуть. А для этого придется тело лежащее лицом вниз, перевернуть и локоть пошевелить. Тогда граната свое дело и сделает…
Теперь назад, к основной тропе. Там необходимо поворот утоптать так, чтобы он стал заметнее.
Через десять шагов от поворота – «растяжка» прямо в тропе, под уплотненным, казалось бы, многими ногами снегом. Здесь уже шли многие люди, здесь должно быть безопасно – все говорит об этом. Для того и говорит, чтобы стало опасно…
Дальше… Еще двадцать шагов… Ах, какое удобное место…
Нож в руки, одно движение – и срезан прут длиной в пару метров. Боковые веточки обрубить, и в большой, вместительный карман «разгрузки», чтобы выбросить потом, но не на месте предстоящего действия, а на месте действия другого, которое позже развернется. Здесь, по одну сторону тропы, кусты и камни – очень трудно через них перебираться. С другой стороны снежная целина. По целине пройти могут без проблем. Особенно, когда торопятся догнать… Скорее всего, там и пойдут. После предыдущей «растяжки» ни в коем случае не по тропе…
Прут проталкивается от тропы, идущей рядом с корнем коренастой, кривой сосны, под снежным настом. Длины должно хватить. К пруту крепится шнур, другой конец шнура – к гранате, гранату – на ветку сосны. Низковато, разброс осколков будет на слишком велик, тем не менее он все равно будет более широким, чем при взрыве на земле. А устроить гранату на более высокой ветке рискованно – могут заметить даже в темноте. Ветки тонкие, иголок мало, и не место здесь для новогодних игрушек.
Теперь дальше. Новый поворот тропы.
– Бандит, видим тебя или не тебя?
– Я на тропе…
– Значит, тебя… В ПНВ и не узнать… – говорит Кордебалет.
– У тебя же батарея скончалась.
– Командир от своего бинокля выделил.
– Как она подошла? Калибр, кажется, другой.
– Приспособил с проводами.
– Значит, будем жить! Оставайтесь на месте, я «почву готовлю».
Место и здесь хорошее. И можно легко представить, куда двинутся боевики после обстрела. Естественно, к камням, обещающим укрытие. И двинутся при этом бегом или даже ползком… Все переворошат, лишь бы спрятаться от пуль. Как тут удержаться и не побежать?..
Сохно начал сажать «картошку».[23] На снегу это дело и трудное, и опасное. Приходится вдавливать гранату в сугроб сильно. Пусть и следы останутся, поземка быстро сделает их старыми. При общей предстоящей панике на такие следы никто внимания не обратит.
Взрыв со стороны первой растяжки донесся тогда, когда подполковник сажал последнюю «картошку». Он не отвлекся, только Согрин спросил через «подснежник»:
– Твоя работа?
– Я не думаю, что старый полковник имеет в кармане гранаты, – ответил Сохно. – А больше здесь работать некому.
– Может, боевики бросили в старика? – предположил Кордебалет.
– Тогда бы для порядка несколько очередей дали, – сказал Согрин, хорошо знающий манеру боевиков воевать.
Сохно работу закончил.
– Теперь ко мне… Сюда, в ложбинку… Левее, на бугорке… Смотри, я рукой показываю… Бугорок, в нем ложбинка. Я раньше присмотрел.
– Что там? – спросил командир.
– Место для отдыха хорошее. Полежим, отдохнем, отдышимся.
Но сам не сразу поспешил в ложбинку, находящуюся чуть в стороне от тропы, а сначала вытащил из кармана разгрузки те веточки, что срезал с прута, и стал втыкать их в снег, изображая непонятный никому, в том числе и ему самому, знак.
– Что за вернисаж? – спросил Кордебалет, наблюдающий за Сохно в ночной прицел, а заодно контролирующий его тылы на непредвиденный случай.
– Скульптурная группа под названием «Рот не разевай! Здесь пули чирикают…» – объяснил подполковник. – Пусть здесь остановятся, задумаются…
