Александр Белов - Поцелуй Фемиды
— Вот возьми, Гриха, мою кружку. Это подарок, — сказал Саша. — Я уже выпил, а ты сполосни и налей себе заново. И вот что, парни, я вам скажу…
Боль сделалась почти невыносимой, и он замолчал, обхватив виски ладонями.
— Видно, год Петуха объявили в тюрьме досрочно, — Бруно закатил глаза под лоб и демонстративно улегся на свою шконку, отвернувшись к стене: судя по всему, углубился в чтение «малявы».
Белов, разумеется, миллион раз слышал рассказы об «опущенных», и в тюремной иерархии разбирался, как ему казалось, неплохо. Разбирался он и в человеческой природе. И именно поэтому не мог взять в толк, каким образом здоровенный Григорий, кровь с молоком и косая, как говориться, сажень, оказался в самой униженной, самой растоптанной из тюремных каст. «Петухами», по его представлениям, становились Люди физически слабые, абсолютно не способные постоять, за себя. Но этот Гриха… да он одним своим кулачищем способен уложить рядком с десяток таких малахольных как эти Бруно с Виталиком!
Впрочем, на жизненном пути этого деревенского дурня, очевидно, попадалось зверье по- страшнее. И- еще. Собственный жизненный опыт не единожды подтверждал Белову известную истину: в штатном расписании небесной канцелярии всегда имеются вакансии палачей и вакансии жертв. Степень физического совершенства играет при зачислении на эти должности, несомненно, важную, но не решающую роль.
Сколько их бывает, крепеньких с виду мальчиков, которых лупят почем зря в детском саду. Потом их бьют во дворе и подставляют в школе, устраивают «темные» в пионерских лагерях.
Эти ребята самим фактом своего присутствия удобряют почву для расцвета «дедовщины» в армии. И открывают шлюзы прежде дремавшим садистским наклонностям в любом ближнем, стоящем хотя бы на полступеньки выше по общественной лестнице. Любой партнер по бизнесу безо всякого предварительного умысла, на каком-то этапе чувствует острую необходимость «кинуть» такого партнера. Их бьют даже собственные жены, их предают даже лучшие друзья…
Что это — клеймо жертвы, припечатанное злым роком, или же конструктивный недостаток в строении определенного процента человеческих особей? Ответа на этот вопрос Саша не знал. На душе было скверно.
— Александр Иваныч… Это самое, Саша… — Белов не сразу почувствовал, что Бруно осторожно трясет его за плечо. — Можно я буду звать вас Белов?
В пустом спичечном коробке парень аккуратно приладил крошечную, почти невесомую полоску бумаги и поднес к ней зажженную спичку. По всей вероятности, в огне сейчас исчезла та самая малява, полученная вместе с обедом и содержавшая беловские «правильные рекомендации», только малость запоздавшая.
— Ты, это самое, пойми правильно… — Бруно никак не мог попасть в нужный тон и подобрать подходящие слова. — Нас того… Подставили…
Кто именно подставил, обитателей камеры номер 345, Белов выяснять не стал. Хотя по этому поводу у него уже зародились некоторые догадки.
— Ты бы так сразу и сказал. Мол, я Саша Белый, который… — Бруно нервно сглотнул, будто бы подавившись собственными словами. — А это правда?
— Что?
— Что ты… вы… то есть в одиночку замочили гэбэшного стукача и двадцать его охранников? Мне про это еще в колонии кореша рассказывали. А мужика, который был не при делах — отпустили?
— Вранье, — Белова откровенно развеселила эта версия. Никому верить нельзя, чтобы не говорили. Ну кто знает, как было на самом деле? — Понимаешь, брат, — сказал он очень серьезно — Это был и не стукач вовсе, а этот, как его, — маршал КГБ. И охрана при нем была в триста рыл! Причем все в бронежилетах и с базуками. И убил я их не сразу: живьем на куски порезал, и родне в посылочках переслал.
— Шутите… — догадался Бруно. — А насчет Грихи вы зря переживаете. Ему у нас — вы же видите! — совсем даже неплохо. Мы с Виталей, хоть и скинхеды, но зато убежденные натуралы!
— Насчет натуралов — верю, сам такой. А с чего вдруг скинхеды?
Дневной свет, и без того представленный в камере по минимуму, начал за окном меркнуть. Одновременно наступило самое сладкое время — поговорить за жизнь и рассказать свою историю.
История двух друзей-недоумков, Виталика и Стасика, получившего благодаря немецкой фамилии Миллер и особым заслугам на ниве неформального молодежного движения, почетную кликуху Бруно, была банальна до тошноты. Стремная пора полового созревания совпала у ребят с периодом поздней перестройки, признанным, по мнению большинства окружающих, эпохой полного бардака и беспредела. Пацанов тянуло к сильным людям, а слово «порядок», вызывающее глубокое отвращение у зашуганного этим самым порядком поколения их родителей, для мальчиков, наоборот, обладало магическим и запретным смыслом. На беду- на их пути подвернулась вожделенная «сильная личность». Она явилась в образе тридцатидвухлетнего тренера по самбо, отсидевшего срок «на дурке» за убийство собственной жены.
Тренер, организовавший из подростков зондер-команду, надо отдать ему должное, быстро охладел к этим игрушкам и нашел себе другие. Он возглавил секту сатанистов, а потом и вовсе куда-то исчез. Но дело его не пропало даром. Бывшие подопечные уже «подсели» на привычку носить черные шмотки, брить виски и безнаказанно задирать прохожих, хоть в чем-то отличавшихся от их представлений о чистоте нации. Бруно оказался более ловким и сообразительным, чем его товарищ, и продвинулся в «табели о рангах» до серьезных должностей. Зато у Виталика очень здорово получалось «впадать в транс», валиться на пол и выкрикивать лозунги, поднимая тем самым всеобщий боевой дух.
О том, что замечательное искусство падать и орать на самом деле не искусство, а диагноз, и называется «эпилепсия», друзья узнали уже позже — в исправительно-трудовой колонии, куда попали за массовую драку с нанесением тяжких телесных повреждений гражданину Вьетнама. Вьетнамец, получил серьезную черепно-мозговую травму, но, по счастью, остался жив. Благодаря этому обстоятельству к моменту наступления совершеннолетия Виталик и Бруно уже оказались на воле.
Свобода для двух приятелей, правда, длилась недолго. Первый же рейд, в котором они приняли участие, оказался необъяснимо провальным. Скинхеды всегда отличались своей организованностью: на образцово-показательную «зачистку» городского рынка планировалось затратить не более двадцати минут. Но кто-то, вероятно, из своих же, стуканул, и менты проявили ничуть не меньшую оперативность и организованность. Милицейская операция закончилась еще быстрее и не в пример успешнее.
На этот раз в приговорах Виталика и Бруно помимо «нанесения тяжких телесных повреждений» значилось еще и «разжигание национальной розни». Идеологический «довесок» чувствительно повлиял на длительность предстоящего заключения и возмущал Бруно до крайности. Именно разжигание розни осужденные и оспаривали в своих кассационных жалобах, и в настоящий момент в изоляторе ожидали повторного рассмотрения дела.
— А теперь я расскажу тебе, как было дело. Хочешь послушать?
— Вы что — экстрасенс?
— Нет. Просто давно живу. И мне лично понятно, что вас развели как последних лохов.
Бруно напрягся: мол, рассказывать рассказывай, а обзываться-то зачем?
— Сам ты и твои доблестные партайгеноссе сыграли в этой операции почетную роль бакланов.
Брутто подскочил, как ужаленный.
— Да успокойся ты! — Белов махнул на него рукой. — Я же в хорошем смысле сказал.
— В хорошем смысле назвал меня «бакланом»?! — бедный парень не знал, как реагировать на такой базар.
— Ты вообще-то знаешь, кто такой баклан?
— В хорошем смысле? Не знаю!
— Так слушай. Это птица такая, на вроде чайки или пеликана, живет возле моря и питается рыбой. Нормальная, в общем, птица, не хуже других. Довольно крупная, оттого и рыбку себе на обед ловит тоже ничего себе.
Бруно угомонился и слушал, Григорий, свесившись с верхней шконки, тоже слушал так внимательно, что даже рот приоткрыл.
— И что же придумали наши с вами предки — рыбаки? Снасти-то у них в ту пору были так себе, из какой-то херни сделанные, вроде костей животных, ненадежные снасти. Вот умные ребята и придумали приручить бакланов. То есть, чтобы птички рыбу ловили и в клюве бы ее рыбакам приносили. Нормально придумано? Нормально, не хило. Да только баклан, хоть и прирученный, а все ж. таки не семи пядей во лбу, к тому же сам голодный. Он эту рыбу по дороге сам норовил заточить.
— В одну харю! — удовлетворенно вставил Бруно.
— Так вот чтобы этого не случалось, рыбаки придумали что? На шею баклану надевали специальное кольцо. Открыть свой клюв (вот как Гриха, например) птица может, и рыбину схватить может, не может только проглотить. Потому как мешает кольцо.
Саша на минуту прервал свой рассказ, давая возможность своему собеседнику обдумать услышанное. Сам он тоже задумался. Собственный поучительный рассказ вывел его на неожиданную аналогию, причем не только с историей этих недоумков, но… и с собственной историей тоже. Ведь и он, выходит, для кого-то таскал рыбку из пруда. Орнитологические выкладки применительно к той трагической ситуации, в которой оказался успешный топ-менеджер Александр Белов, требовали детального обдумывания на досуге.
