Андрей Воронин - Комбат против волчьей стаи
Тогда Андрей, расталкивая пассажиров, ежесекундно извиняясь, сумел пробраться к другой противоположной двери. Снова всмотрелся через стекло.
«Да уж, искать человека в большом городе — занятие неблагодарное», — подумал он.
Ему уже давно не приходилось ездить в метро, он привык пользоваться машиной, а тут еще нужно было ходить быстро. Андрей чувствовал себя, как провинциал, оказавшийся в метрополитене. То его задевали, то он натыкался на людей. На следующей станции он бегом преодолел вагон и успел проскочить в уже закрывающиеся двери.
Вспомнил о совете Комбата расспрашивать пассажиров.
«Те, кто стоят, едут недолго», — решил Подберезский и остановил свой выбор на молоденькой девушке, сидевшей в самом торце вагона. Она держала на коленях большой бумажный пакет и старательно изучала испанскую надпись, проговаривая про себя слова. Губы ее шевелились, девушка морщила брови, будучи не в силах перевести какое-то слово. Подберезский стал напротив нее, она подняла глаза.
«Небось, подумает, что я к ней сейчас клинья подбивать начну. Ну да, черт с ней, пускай думает, что угодно».
— Вы с какой станции едете?
— От самого начала, — девушка подозрительно посмотрела на Подберезского.
— Вы не видели случайно мужчину в инвалидной коляске с бородой?
— Сегодня нет.
— Что значит, сегодня?
— Я каждый день тут раза по четыре езжу, иногда даже дважды за день его встречаю. Он меня уже в лицо знает… — она задумалась, — он с медалями и орденом, в камуфляже?
— Он самый.
— Я ему никогда не подаю, — рассмеялась девушка, поняв, что Андрей и впрямь интересуется бомжем, а не собирается к ней приставать.
— Почему?
— По-моему, никакой он не инвалид и тем более, не герой. Нацепил чужие награды и ездит в инвалидной коляске, деньги вымогает.
— С чего вы так решили?
— А я его видела в городе однажды, нормальный, даже без палочки ходит, без костылей. Он что друг ваш или вы… — она попыталась подобрать нужное слово, — смотрящий за ним?
— Да нет, просто немного.., знакомый, даже незнакомый.., друзья попросили узнать.
— Вот оно как.
Поезд остановился, и Андрей бросился вон из двери.
С другой стороны платформы как раз отправлялся встречный поезд, и Подберезский успел заметить, как инвалидная коляска въезжает в вагон. Увидел край седой бороды и яркую отливающую металлом картонку на коленях у Щукина.
Подберезский бежал так быстро, как только мог.
Створки двери сошлись у него перед самым носом, и он не успел остановиться, чтобы смягчить удар, уперся в них руками.
— Черт!
Щукин обернулся. Поезд уже тронулся Подберезский пытался руками раздвинуть створки, но уцепить ся было не за что. Щукин подозрительно смотрел на него. Еще шагов десять, и Подберезскому пришлось отступить, поезд, набирая скорость, исчез в тоннеле, оставив после себя лишь удушливый ветер. Андрей тихо выругался.
«Хоть ты пешком его догоняй. И самое поганое, что с Комбатом не договорились о связи. Но главное, Щукин здесь!»
Андрей с нетерпением смотрел на сменяющиеся цифры на электронном табло.
«Через сколько тут поезда ходят?»
Глава 15
Комбат проехал уже два круга. И тоже напал на след Щукина, ему сказали, что того видели совсем недавно — передыхал на платформе.
«Но в какую сторону после этого подался Щукин, или, может, решил выбраться наверх, — думал Борис Рублев, — куда легче отыскать противника, спрятавшегося среди скал, чем человека, который, не прячась, разъезжает по метро».
И он продолжил поиски, начав с хвоста поезда, перебегая на станциях через один вагон.
* * *Семен Щукин тем временем даже не подозревал, что Тормоз уже стоит за его спиной. Инвалидная коляска располагалась в проходе, и бывший капитан советской армии, гордо расправив грудь, начал свой обычный монолог. Он сильно не старался, зная, что его слова все равно заглушит грохот колес. Не слова, а инвалидная коляска, награды и седая шевелюра с бородой внушали доверие.
— Подайте инвалиду, пострадавшему в Афганской бойне.
Кое-кто из пассажиров тут же прикрылся газетой, кто сосредоточенно стал смотреть себе под ноги, третьи — в черные, как облитые смолой, окна. Но часть пассажиров потянулись за бумажниками, в руках появились разноцветные купюры. Щукин взялся за ободья коляски и покатил по проходу. Тормоз неотступно следовал за ним.
— Спасибо, спасибо, будет мне и на хлеб, и на водку чтобы помянуть павших товарищей, — кивал Семен Щукин, нагибаясь пониже в поклонах и выпрямляясь так, чтобы звенели одна о другую медали, ему уже давно цыгане предлагали, нацепить побольше наград, но Щукин с гордостью отказывался.
— Чужое не надену.
И тут он почувствовал, что его вновь катят. Тормоз взялся за спинку кресла и толкал его впереди себя.
Приближалась станция, а тут еще не все деньги были собраны. Пришлось задержаться из-за больших сумок, перегораживающих проход. Женщина-челночница никак не могла составить их одна на другую.
За окнами замелькала освещенная платформа, и Щукин, чтобы не терять времени зря, протягивал коробку с деньгами прямо под нос пассажирам.
— Быстрей, браточки и сестрички, инвалиду выходить надо.
И тут случилось то, что заставило его обернуться.
Кативший его толкал коляску так быстро, что женщина, протянувшая тысячную купюру, не успела положить ее в картонку.
— Эй ты! — обозлился Щукин, — протягивая руку и хватая бумажку в кулак, — куда так разогнался?
И осекся, увидев знакомое лицо. Тормоз катил его к двери, не обращая внимания на то, что левое колесо отдавливает пассажирам ноги. Молчание Тормоза и серьезное выражение его лица не предвещали ничего хорошего.
— Эй ты! — закричал Щукин, так чтобы его слышали во всем вагоне. — А ну пусти коляску!
— Ты чего к инвалиду прицепился? — услышал сзади Тормоз женский голос.
— Да. Кто ты такой, а?
Он знал, в споры ввязываться нельзя. Сейчас двери откроются, он выкатит Щукина на платформу, а не довольные свидетели уедут.
— А ну, пусти, — Щукин, изловчившись схватил его за руку, — чего прицепился? Деньги у инвалида забрать хочешь?
Молодой парень, сидевший возле двери, поднялся и шагнул к Тормозу.
— Пусти его, тебе говорят.
— Никакой он не инвалид! — громко, чтобы его слышали, бросил Тормоз, — чужие медали нацепил, сам квартиру пропил, жену с дочерью по миру пустил.
— А ты кто такой?
— Его жена — моя сестра!
Воцарилось секундное замешательство. Щукин прикидывал в уме, кому скорее поверят, ему или Тормозу. Но время сыграло на последнего. Поезд остановился, двери отворились, и Тормоз вытолкал коляску на платформу.
Из пассажиров следом вышла только одна женщина. Она некоторое время постояла в отдалении, смотрела, что будет дальше. Тормоз, почти не шевеля губами, прошипел Щукину:
— Сиди тихо и не дергайся, понял, козел.
— Отцепись.
— Поговорить надо, — уже не так агрессивно проговорил Тормоз, — дело есть.
— Что такое?
— Заработать хочешь?
— Заработать все хотят.
Тормозу нужно было успокоить Щукина и дождаться, пока любопытные разойдутся.
— Сиди тихо, сейчас переговорим.
Бандит откатил коляску в самый конец платформы, поставил ее в последней арке. Женщина, наблюдавшая за Щукиным, увидела, что он больше не протестует, еще немного потопталась и направилась к эскалатору Больше свидетелей ссоры на платформе не оставалось, их увез поезд.
— Ну так, говори Тормоз прикинул, какой вариант поведения лучше всего сейчас избрать. Можно выбраться со Щукиным на поверхность, а там прикончить, закатив коляску в какой-нибудь двор. Но для того, чтобы выбраться из метро, нужно было кого-нибудь просить держать коляску на эскалаторе, тогда появятся ненужные свидетели. И так уже баба любопытная подвернулась. А науку своего учителя, Курта, Тормоз усвоил хорошо — никаких свидетелей, во всяком случае живых.
И он избрал второй вариант — самый быстрый.
Заговорить Щукину зубы, дождаться, когда поезд будет выезжать из тоннеля и резко толкнуть коляску.
Всего лишь три метра отделяли их от края платформы. Значит, Щукин не успеет остановиться и грохнется на рельсы. Тут ему и конец.
«Пассажиры, стоящие на платформе не видят сейчас нас, расположившихся в арке».
— Говори же, Тормоз.
«Они заметят лишь инвалидную коляску, поднимется паника, а я отступлю, смешаюсь с толпой и поднимусь на эскалаторе, а там ищи, свищи ветра в поле».
В тоннеле загрохотал поезд. Тормоз был готов толкнуть коляску в любую секунду.
«Еще чуть-чуть подождать», — думал он.
— Ну говори же, — Щукин обернулся к нему, — какое дело? Много денег? Меня теперь дешево не купишь, видишь, сколько я зарабатываю, — он потряс коробкой от сигарет.
Зашелестели бумажки.
— Держи свои бумажки, а то ветром унесет, — посоветовал Тормоз, отсчитывая в уме, — «Шесть, пять, четыре…»
