Андрей Воронин - Инкассатор: Страшный рассказ
— Здесь — это в Москве.
— В Москве я буду только завтра, — сообщил господин главный редактор. Тон у него при этом был очень недовольный: Димочка явно чувствовал, что у Юрия на этот счет другое мнение. — До завтра ты потерпеть не можешь?
— Я могу, — сказал Юрий. — Дело не может.
— Знаешь, где они у меня, эти твои дела? — с тихой тоской спросил Светлов.
— Знаю, Дима, — сказал Юрий. — Извини, очень надо.
— Не сомневаюсь. Когда?
— Прямо сейчас. Извинись за меня перед Лидочкой.
— Толку ей от твоих извинений… Ч-черт, угораздило меня с тобой связаться! Ладно, что тебе еще нужно, кроме моей персоны?
— Твоя записная книжка, — сказал Юрий. — С адресами и телефонами.
Светлов пренебрежительно хмыкнул.
— У меня их штук двадцать, — сообщил он. — Что, все тащить?
— Только те, — терпеливо сказал Юрий, — в которых записаны координаты редакторов издательств и толстых литературных журналов. И… Ну, я не знаю, тебе виднее. Короче, мне нужны люди, от которых зависят новые публикации в художественной литературе.
— Ты написал роман? — спросил Светлов, но это прозвучало как-то рассеянно, словно, задавая вопрос, господин главный редактор напряженно думал о чем-то Юрий догадывался, о чем именно, и не сомневался, что такая опытная акула пера, как редактор «Московского полудня», сумеет сделать правильные выводы из полученных крох информации. — Ага, — продолжал Светлов после короткой паузы, — я, кажется, начинаю понимать…
— Вот и прекрасно, — не очень-то вежливо перебил его Юрий. — Будет о чем подумать по дороге.
Светлов озабоченно покашлял и сказал:
— Да, ты прав. Если моя догадка верна, обсуждать это по телефону и впрямь бессмысленно. Ну, хорошо. Только имей в виду, сначала мне придется заскочить в редакцию. Я храню блокноты в кабинете.
— Ладно, — нетерпеливо сказал Юрий. — Там и встретимся. Когда?
Светлов опять помолчал, прикидывая.
— Через два часа, — сказал он. — А лучше через два с половиной.
— Обалдел, что ли? — возмутился Юрий, хотя и знал, что раньше Светлов до Москвы просто не доберется.
— Сам обалдел, — огрызнулся господин главный редактор. — У меня же все-таки машина, а не сверхзвуковой истребитель! И вообще, имей совесть. Должен же я хотя бы штаны надеть!
— Черт с тобой, — проворчал Юрий. — Встречаемся ровно в восемь у подъезда редакции. За три с половиной часа ты успеешь даже побриться, а не то что штаны нацепить.
— Спасибо, благодетель, — ядовито поблагодарил Димочка. — Знаешь, что мне кажется? — добавил он после коротенькой паузы. — Мне кажется, что ты нарочно ищешь приключения на свою… гм… Словом, на то место, которым ты думаешь.
— Да пошел ты, — сказал ему Юрий, но Светлов этого уже не услышал — он прервал связь, отправившись, по всей видимости, натягивать штаны, а заодно объясняться с женой.
Юрий положил телефон на край стола и поднес к губам окурок. Обнаружилось, что, пока он общался со Светловым, сигарета потихонечку истлела. Помянув недобрым словом производителей табачных изделий, взявших моду пропитывать сигареты чем-то, что превращает их в подобие бикфордова шнура, Юрий с трудом затолкал бычок в пасть фарфоровой рыбины и тут же, не успев поймать себя за руку, закурил очередную сигарету. Кофе в фаянсовой кружке уже слегка остыл; Юрий отхлебнул немного, затянулся сигаретой и посмотрел на часы. Было четыре сорок три, серенькая предутренняя мгла за окном светлела прямо на глазах, и откуда-то уже доносилось шарканье дворницкой метлы. Дым от сигареты косой извилистой струйкой вытекал в открытую форточку, запах кофе вызывал раздражение и тупую головную боль. Необходимость ждать выводила Юрия из душевного равновесия, но альтернативы бездействию в данный момент не было. Можно попытаться соснуть часок-другой, но Филатов сомневался в двух вещах: во-первых, что сумеет уснуть, а во-вторых, что сможет вовремя проснуться. Огромное количество выпитого кофе булькало у него в желудке, глаза горели, как будто кто-то насыпал под каждое веко по пригоршне песка, но, стоило Юрию их закрыть, становилось еще хуже — резь усиливалась, а веки так и норовили распахнуться, словно на пружинах.
Он встал, решительно выплеснул в раковину едва пригубленный кофе, потушил под струйкой воды длинный окурок, выбросил его в мусорное ведро, опорожнил туда же пепельницу и тщательно вымыл кружку. Подумав, вымыл заодно и пепельницу, а потом залез в холодильник и проинспектировал аптечку. Бинт у него был, йод тоже, а из лекарственных препаратов в наличии имелись только две подозрительные на вид таблетки аспирина, которые Юрий после недолгих колебаний проглотил, запив отдающей хлоркой водой из-под крана. Прихватив пузырек с йодом, моток бинта и ножницы, он отправился в ванную, где не торопясь принял горячий душ, промыл свои раны и забинтовал колено. Как следует обработать гулю на затылке он не мог и потому ограничился тем, что хорошенько прижег ее йодом. Безобразно распухшую правую ладонь Юрий тоже обмотал бинтом, преследуя не столько медицинские, сколько эстетические цели.
За завтраком, почти насильно впихивая в себя ветчину и яйца, Филатов для разнообразия думал не об исчезнувшей Нике и даже не о коварном литераторе, обожавшем бить людей по затылку, а о Светлове. Он представлял, как Димочка во всю прыть гонит свой дряхлый «Опель» в сторону Москвы по забитому транспортом загородному шоссе, и не сомневался, что тот успеет вовремя и обязательно поможет в поисках Ники, причем лучше, чем вся столичная милиция. Светлов был обязан Юрию Филатову жизнью, и, хотя оба очень не любили об этом вспоминать, никогда не упускал случая погасить хотя бы часть этого долга.
Поймав себя на этой не очень скромной мысли, Юрий невесело усмехнулся. Обязан жизнью… Ну и что, что обязан? Наше время — время поголовного списания долгов. Целые государства отказываются выплачивать взятые в незапамятные времена кредиты, и кредиторам остается только развести руками и сделать жест доброй воли — шумно, с помпой, списать старые долги и снова дать несостоятельным должникам взаймы. Да что государства!.. Ворон ворону глаз не выклюет, это же ясно. Люди тоже относятся к своим долгам более чем спокойно, даже если обязаны кому-то жизнью. Каждый человек кому-то обязан жизнью — например, своим собственным родителям, которые ему эту жизнь подарили. Но далеко не каждый стремится отдать этот долг, иначе откуда на этой печальной планете взялось бы столько одиноких стариков? А некоторые вообще доходят до того, что умудряются не попасть на похороны собственной матери…
Юрий поморщился, вспомнив свое возвращение с войны, и вновь обратился мыслями к Дмитрию Светлову. Он подозревал, что Светлов помогает ему не из чувства долга — во всяком случае, не только. Чувство долга по отношению к постороннему человеку — штука ненадежная, и хватает ее ненадолго. Возможно, отчасти отзывчивость господина главного редактора объяснялась его неуемным любопытством, которое с годами, казалось, не только не ослабевало, но и, напротив, росло и крепло. Да, возможно, все было так, а может быть, и как-то по-другому. Во всяком случае, Юрий знал, что может смело положиться на Дмитрия, и это было приятно: воевать всегда проще, когда знаешь, что у тебя надежно прикрыта спина.
Запыленный «Опель» Светлова остановился перед подъездом редакции без пяти восемь. Юрий, который уже битых полчаса торчал здесь, сидя за рулем джипа, и грыз от нетерпения ногти, поспешно вышел из машины. У него кружилась голова — то ли от недосыпания, то ли от слишком тесного «контакта» с тяжелой бутылкой из-под шампанского, то ли от чрезмерного количества выкуренных сигарет. Солнце уже поднялось довольно высоко, но эта сторона улицы все еще была накрыта прохладной утренней тенью. Когда Юрий двинулся к машине Светлова, из-под ног у него шарахнулся жирный и ленивый московский голубь. Он даже не подумал взлететь, ограничившись одним сердитым взмахом крыльев, после чего убрался с дороги Филатова пешком на пятачок голой замусоренной земли у подножия ближайшей липы и принялся что-то клевать с самым серьезным и сосредоточенным видом, как будто желая показать всему миру, что вот он занят здесь по-настоящему важным делом, в отличие от этих здоровенных лоботрясов, так и норовящих наступить на почтенную птицу. Юрий поборол желание дать наглецу пинка — он недолюбливал голубей, особенно московских, — и, преодолев последние два метра, пожал руку выбравшемуся из машины Дмитрию.
— Э, — сказал господин главный редактор, заметив бинт, которым была обмотана ладонь Филатова, — да ты, оказывается, не терял времени даром! Мы же расстались двенадцать часов назад, а ты уже подрался!
— Подрался — это не то слово, — мрачно возразил Юрий. — Правильное слово — побили. Ты, как журналист, обязан внимательно следить за своей речью и употреблять только правильные слова, наиболее точно отражающие суть событий.
