Роберт Крейс - Река Вуду
— Боюсь, я просто не знаю, что сказать, — наконец заговорила Эдит. — Меня никогда не оставляла мысль, что в один прекрасный день вы появитесь у меня на пороге. Я думала о вас и даже пыталась представить себе, какой будет наша встреча. И вот мы вместе.
Джоди нахмурилась, взгляд стал напряженным.
— Миссис Будро, мне бы хотелось кое-что прояснить.
— Хорошо.
— Я приехала сюда вовсе не для того, чтобы найти свою мать. У меня есть мать — женщина, которая меня вырастила.
Эдит снова посмотрела на собачку.
— Конечно.
— Я хочу, чтобы мы правильно понимали друг друга.
— О да, — кивнула Эдит и, поджав губы, добавила: — Надеюсь, люди, которые вас воспитали, хорошо к вам относились.
— Да, они были очень добры.
Эдит снова кивнула.
— Моим отцом был Леон Уильямс? — спросила Джоди.
Она задала свой вопрос быстро и решительно — именно так она вышла из машины, когда набралась смелости зайти в магазин Эдит, — словно опасалась, что потом у нее не хватит духу произнести эти слова вслух.
Глаза Эдит потускнели. Она ждала этого вопроса.
— Да. Леон был вашим отцом.
Джоди вздохнула. Она все еще была как натянутая струна.
— Хорошо, — сказала она. — Хорошо.
Эдит опустила руки, прижала ладонь правой руки к груди и взглянула на меня, а потом опять повернулась к Джоди:
— Вы именно это хотели узнать?
Джоди кивнула.
Эдит снова сделала шаг в сторону Джоди, но Джоди подняла свободную руку, останавливая ее. Второй рукой она продолжала сжимать мою ладонь.
— Пожалуйста, не нужно.
— Вас беспокоит, что ваш отец был черным?
Джоди напряглась еще сильнее.
— Это многих беспокоит.
— Так было всегда, — вздохнула Эдит. — Тогда я была совсем девчонкой, да и он не намного старше. — Ее глаза увлажнились, и она заморгала. — Надеюсь, у вас нет ко мне ненависти.
Джоди бросила взгляд в сторону маленькой собачки, а потом оперлась на перила беседки. Даже в тени было жарко, и у нее за ухом я заметил выступившие капельки пота. Она молчала. Возможно, пыталась собраться с мыслями. Вокруг лица старика кружились мухи, и он, не открывая глаз, отмахнулся от них.
— Конечно, у меня нет к вам ненависти. Что за глупости.
Эдит заморгала еще сильнее.
— Вас этим шантажировали? — с трудом выдавила она.
— Да.
Эдит мягко улыбнулась, но улыбка была вымученной. Признание того, что она тоже через это прошла.
— Да, я прекрасно это понимаю. Пришла беда — отворяй ворота. Чувствуешь себя так, точно из-за тебя у всех сплошные неприятности.
Джоди смущенно посмотрела на меня, словно пожалев, что приехала сюда и встретилась с этой женщиной, и вот теперь приходится видеть ее душевные муки.
— Вы стали настоящей красавицей, — продолжила Эдит. — Я вами очень горжусь.
— Как умер Леон Уильямс?
Эдит вздохнула и прикрыла глаза.
— Мой отец его убил.
— Потому что Леон был черным?
Эдит облизала губы, и я вдруг понял, что не хочу здесь находиться. Я не имел к происходящему никакого отношения, я был здесь чужим, но Джоди крепко держала меня за руку, цепляясь за меня, как за соломинку.
— Вероятно, он застрелил Леона потому, что не сумел выстрелить в меня.
— Боже мой, — пробормотала Джоди.
Эдит прислонилась к перилам и рассказала, как Джоди появилась на свет. Джоди не просила ее, но для Эдит это было важно, как будто она хотела все объяснить не только Джоди, но и самой себе. Бедный дом, где всем заправлял деспотичный отец, избивавший жену и детей, сама Эдит, запуганная, застенчивая девочка, любившая школу, но вовсе не потому, что там можно было учиться: школа позволяла ей хотя бы на время покидать дом, где давно поселилось отчаяние. И еще те несколько минут, когда она в одиночестве возвращалась домой вдоль дамбы и по набережной реки, где останавливалась почитать или сделать запись в дневнике. Только там она чувствовала себя в безопасности. Та Эдит, которую она описывала, совсем не походила на Эдит Будро, стоявшую рядом с нами в беседке, но в те годы она действительно была другой.
Она рассказала о том дне у реки, когда к ней подошел Леон Уильямс, удивительно красивый юноша с чудесной дружелюбной улыбкой. Он спросил, что она читает («Маленькие мужчины»,[29] Эдит до сих пор помнила), и заставил ее смеяться (он спросил, какого эти маленькие мужчины роста). Как и Эдит, Леон мечтал о лучшей жизни (он хотел стать владельцем бензоколонки «Эссо»). Вспоминая о Леоне, Эдит закрыла глаза, и на губах у нее появилась улыбка. Они случайно встретились на следующей неделе, и Леон опять заставил ее смеяться, и с тех пор они стали встречаться постоянно.
Эдит говорила, и на лице у нее были написаны прежние чувства. Казалось, она вновь переживает события своей юности. И вот она уже была не с нами. Она вспоминала, как сидела с Леоном в тени, когда сама первая его поцеловала, как долгими неделями думала о нем, мечтала о первом поцелуе, но он твердил, пока она не поняла, что он не собирается пересекать разделявшую их линию, ведь она была белой, а он черным, и тогда она сказала: проклятье, плевать. И поцеловала Леона. Когда Эдит произносила эти слова, я знал, что его лицо стоит у нее перед глазами, словно она вернулась в прошлое. Потом они стали встречаться все чаще, и очень скоро у нее произошла задержка, и Эдит поняла, что беременна. Белая тринадцатилетняя девочка беременна от Леона Уильямса, в жилах которого текла кровь афроамериканца (пусть даже сильно разбавленная).
Она ужасно боялась рассказать матери о том, что случилось, но еще страшнее было все скрывать, она призналась, и тогда, естественно, родители захотели узнать имя отца ребенка.
Эдит внезапно замолчала, словно вдруг сообразила, что уже давно не является Эдит Джонсон, что стала Эдит Будро. Она заметно помрачнела.
— Мой отец хотел знать, как зовут моего мальчика, — продолжала Эдит. — Он приставал ко мне несколько недель подряд, но я молчала, а затем, однажды ночью, он напился и принялся меня избивать, мама стала кричать, что я потеряю ребенка, я не хотела ему говорить, но мне было так страшно, что я потеряю тебя… — Она помотала головой, вновь скрестила руки на груди и заморгала, стараясь стряхнуть с ресниц слезы.
— Ладно, Эдит, вы были ребенком. Вам было очень страшно.
Она кивнула, но не подняла глаз, а слезы потекли еще сильнее.
— Он нашел Леона и застрелил его. Застрелил, — прошептала Эдит.
— О господи, — сказала Джоди.
Эдит вытерла слезы, размазывая по лицу тушь. Потом она слабо улыбнулась:
— Наверное, я кажусь ужасной дурой. Извините.
— Нет, — сказала Джоди.
Наконец Эдит сумела взять себя в руки.
— Может быть, вы зайдете ко мне домой? Я могла бы сварить кофе. Мне так много надо вам рассказать.
Джоди было не по себе.
— Не думаю, что смогу это сделать.
Она взглянула на меня, словно умоляла меня сказать что-то вроде того, что мы куда-то спешим, а потом посмотреть на часы и увести ее.
В глазах Эдит появился страх.
— У вас есть три сестры. Вы знали об этом? Я могу показать их фотографии, — умоляюще произнесла она.
— Не стоит. Я должна возвратиться в Лос-Анджелес, — сказала Джоди.
Эдит покачала головой. Ее лицо исказила гримаса страха.
— Я не хотела говорить об этом, — пробормотала она. — Но каждый день я проклинаю себя за то, что у меня не хватило сил спасти его. — Она закрыла лицо руками. — Я хочу, чтобы вы знали. Я думала о вас и молилась за вас. Да простит меня Господь! У меня не хватило сил спасти вас. Пожалуйста, Джоди, простите меня за это! Я молю о прощении.
Ссутулившись, она отвернулась от нее, ухватилась за ограду и заплакала. Старик на скамейке продрал глаза, потянулся и взглянул на нас.
— Ну и что здесь творится? — спросил он.
Я наклонился к нему:
— Заткнись, или я надеру тебе задницу!
Старик отвязал собаку и поспешил прочь. Я попытался проморгаться. Слишком пыльно. Проклятая пыль повсюду.
— Эдит, — позвала Джоди.
Эдит кивнула.
— Я прощаю вас, Эдит.
Эдит снова кивнула. Ее лихорадило. Джоди посмотрела на меня.
— Вам решать, — сказал я.
Джоди сжала губы, с силой выдохнула и, уставившись на дощатый пол беседки, спросила:
— Эдит, ответьте мне всего на один вопрос. Вы действительно любили моего отца?
Эдит ответила настолько тихо, что мы едва расслышали ее. Может быть, это нам только показалось и мы услышали то, что хотели услышать.
— О боже! Я любила его. Я так сильно любила его!
Джоди подошла к Эдит и обняла ее.
— Может быть, мы все же задержимся здесь, — сказала она.
Они так и остались стоять на жаре. Эдит плакала, а Джоди гладила ее по плечу.
Глава 21
Мы подъехали к дому Эдит Будро, оставили машину на подъездной дорожке и вошли внутрь, чтобы она могла разделить свою жизнь с давно потерянной дочерью.
