Владимир Вера - Леди GUN
Искушенные в деликатных вопросах эксперты «Скандала» предположили, что, скорее всего, согрешивший монах получит хорошую взбучку в Москве. Человеческие слабости, по обыкновению, влияют на карьеру. Правда, мы не уверены, что московские иерархи накажут своего епископа. В Московии ведь привыкли открещиваться от собственных пороков, кивая на других. Но попа нам изначально не жалко. Жаль еще не родившегося малыша, который никогда не сможет сказать родителю слово «папа», и лишь потому, что монахи не бывают папами.
Однако «Скандал» пока не берется наверняка прогнозировать, что все же произойдет на самом деле. Дождемся, когда вылупится птенчик. Остается надеяться, что скорлупу не разобьют раньше срока, хотя из тех же источников нам стало известно, что сделать это уже поздно».
Больше всех выходу этой публикации радовался прислужник кафедрального собора. Именно от него репортеры узнали о монахе-распутнике. Прислужник знал о епископе много чего, в том числе то, что богослужения проводились нерегулярно, алкоголя на поминальных трапезах выписывалось чересчур много… А посторонние в келье! А чем занимался Симеон в соборной часовне с мальчиками недавно созданного церковного хора! Но эту информацию прислужник решил придержать, иначе бы Симеон понял, что это за источник, который бульварная газетенка назвала «заслуживающим доверия».
К счастью Симеона, обо всех его наклонностях в «Скандале» не сообщалось. Но и того, что было опубликовано, хватило, чтобы у Симеона случился удар. Правда, слег он ненадолго, всего на два дня.
Его подняло с кровати чувство страха, нужно было что-то предпринимать. Одолевшая паника мешала собраться с мыслями. Для него это была катастрофа. В КГБ и Синоде, конечно, узнают о случившемся, ему не миновать опалы! Отлучения! Может, переметнуться к «зарубежникам»? Кто же подсунул такую собаку? Скорее всего, отец Александр: эта девка наверняка все рассказала любимому папочке. Может, они сговорились, чтобы ему отомстить… Симеон перебирал версии: «Что теперь будет? Так, без паники, надо успокоиться. Что здесь можно сделать? Бульварная газетенка… желтая пресса… Может, до Москвы не дойдет. Да нет, на это надеяться нельзя. Там уже знают… Но если бы эта гадость была опубликована в центральных газетах – тогда уж точно пиши пропало. А что, если перепечатают? Тихо-тихо, не паникуй. Думай. Стоп. Они там намекнули о перебранке русских попов… Катакомбники… Белогвардейское отребье митрополита Анастасия! Это же подсказка. Можно все списать на эмигрантскую церковь. Может, так оно и есть? Может, они и постарались? Конечно… Александр, сволочь, рассказал именно им. Ах, сволочь!
Так, уже легче. Итак, все отрицать. «Зарубежники» постоянно льют грязь на московское духовенство. Спокойно… Сейчас же сяду и настрочу донесение в КГБ, другое в Отдел по делам религии при ЦК КПСС и третье – конечно, в Синод. Значит, так: приспешники Анастасия состряпали фальсификацию в отместку за мои выступления на симпозиумах, за мою непоколебимую веру в справедливость нашего строя… Александра обвинить в связях с нью-йоркской штаб-квартирой РПЦЗ… Личный агент митрополита Анастасия. Все вяжется. Лучшая защита – нападение. Кагэбэшникам как раз нужны такие дела для отчетности.
…Этот ублюдок Александр будет отпираться. Ему никто не поверит. И этой бульварной газетенке. Надо же, беременна… Почему это она беременна от меня? Почему потаскуха не могла залететь от кого-нибудь другого? Нет, меня голыми руками не возьмешь… Единственное доказательство – еще не родившийся ребенок. Блудница! Похоже, как только он родится – предстоит большой скандал, шумиха вокруг моего имени, генетические экспертизы, ехидные заметульки этих писак. Так… Что можно сделать здесь? Ребенок – их козырная карта. Этот козырь надо вытащить из их колоды до начала игры. Но как? Доверять никому нельзя. Продадут. Избавиться от ребенка! Выкрасть и отдать в приют. А пока – упор на происки американских марионеток – прислужников Сатаны… Сатана, сгинь!»
* * *Ветки с листьями разлетелись во все стороны. Боря кромсал кусты секатором, и это занятие его с горем пополам успокаивало. Он неистово щелкал ножницами и откусывал бы корявые ветки еще долго, если бы не замер от неожиданности. Голос Лены окликнул его сзади:
– Боря, ты явно переусердствовал с кустами. Или ты решил сровнять их с землей?
– Пожалуй, тогда будет идеальный газончик, – оглянулся Боря. – Значит, ты спала с этим монахом? Интуиция меня не подвела. Еще тогда, у собора, я понял, что ты спала с ним. Ты беременна от него? Значит, этот бородатый козел в мешке для тебя лучше, чем я?
– Боже, что ты говоришь… – Она подумала, что лучше раз и навсегда объясниться с Борисом, чем возвращаться к этому бессмысленному разговору еще когда-нибудь. – По-твоему, выходит, я легла в постель из большой любви?
– Значит, спала… – сжал кулаки, задыхаясь от ненависти, Борис. – Все правда! На что же ты купилась, милая? Он тебе заплатил? Или ты хочешь сказать, что он тебя изнасиловал?
– Закрой рот! Мне пришлось это сделать. Заладил: спала… А все по твоей милости. Другого от неотесанного садовника ждать не приходится… Хотя я не думала, что ты настолько глуп.
– Ну, этот святоша, конечно, он умный. Ты купилась на его интеллект. И вы, конечно, общались на расстоянии…
– Боря, неужто ревность парализует твои мозги? Тогда куда ни шло. Но если они всегда работают с таким напряжением, то я в тебе ошиблась. Не ты ли к иконе приделал ножки?
Боря съежился.
– Ты удивлен? Ну надо же! А ты ведь тоже хотел, чтобы я расплатилась за «Клеопатру»? Расплатилась своим телом. Не повезло тебе. Я расплатилась за твой подарок с другим. Когда обнаружилась пропажа, епископ Симеон припугнул стереть в порошок моего отца и дал понять, что только я могу повлиять на ход событий. Как видишь, он держит слово. С иконой все замяли.
Борис стоял как вкопанный, вытаращив глаза.
– Что, доволен? Да, я с ним спала. И я беременна… Это будет мой ребенок, так распорядилась судьба.
– Я убью этого святошу, – вырвалось из уст Бориса.
– Делай что хочешь – у тебя своя голова на плечах, – сказала Лена, – я не стану биться в истерике и кричать навзрыд: «Не смей!» Делай как знаешь… Но будь уверен, мне безразлично, что произойдет с этим лжемонахом. Чему быть, того не миновать. Но лучше бы этому не быть, честно говоря. Мы с тобой, Боря, и так сделали столько ошибок! Одна сплошная ошибка. Я не хочу, чтобы ты снова влез из-за меня в какую-нибудь авантюру.
– Все из-за меня… – опустил голову Боря. – Лена, почему ты не сказала тогда? Я бы не допустил этого. Я виноват перед тобой. Как же мне искупить?.. – заплакал юноша.
– И твоя любовь ко мне – тоже ошибка. – Лена, казалось, говорила в пустоту. – В чем, интересно, ты виноват передо мной? В том, что потворствовал моим капризам, выжимая себя до капельки, в том, что позволял взбалмошной девчонке играть собой? Боря, пойми, ничего бы у нас с тобой не вышло. Я всегда смотрела на тебя с равнодушием. Ты твердил мне, что я красива… У красоты стеклянные глаза? Я говорю тебе правду и прошу усвоить ее раз и навсегда. Не страдай моими страданиями, не бросай уголь в топку моих иллюзий. Пусть догорит последний уголек, и я заживу наконец так, как предопределилось… Спокойно и без лишней суеты, уповая только на себя… А не на Господа, как учил отец. Он отвернулся от меня окончательно. С чего же мне верить в Него. – Она положила руки на живот. – Видимо, здесь мое предназначение, я буду воспитывать маленького. В этом смысла больше, чем в тысяче неосуществленных мечтаний.
– Ты рождена для другой жизни! Ты королева! Твою красоту рано или поздно судьба заточит в золотую оправу. Так будет, и я люблю тебя! – воскликнул Борис, утирая слезы.
– Опять ты за свое, – вздохнула Лена. – Все в этом мире уже расписано и расчерчено. Каждому свое. И я не стану тянуться за звездами в небе, мне их не достать. Я больше не желаю. Каждый станет тем, кем уготовано стать. А ты увлекся игрой на моем самолюбии. Я себя уже не люблю, я себя презираю. И мне тяжело с тобой общаться. Давай мы больше не будем этого делать. Прости меня за все… – Лена медленно удалялась от застывшего каменным истуканом Бориса.
Он поднял глаза. Лена отвергла его любовь. Ее красивые ноги неумолимо отсчитывали метры, отдаляя ее навсегда. За ней было последнее слово…
«Я сдался, проиграл, потерял самое дорогое… – По телу промчался озноб. – Не может быть!»
Он выпалил с горечью, и вопль отчаяния догнал Елену:
– Ты будешь королевой! Я сделаю тебя королевой!
* * *Симеон, изрядно покружив по городу на общественном транспорте, добрался до желанной окраины. Но как только он вышел из автобуса, на остановке его сковала нерешительность. В автобусе он мало-мальски знал, куда ехать, но теперь абсолютно не ведал, куда идти. В неосвещенном уличными фонарями квартале Фрайхауса было жутко темно и невероятно страшно.
