Андрей Дышев - Кодекс экстремала
– За знакомство! – предложил Блинов и одним махом вылил жидкость в рот.
Я медленно цедил самогонку, изо всех сил проталкивая ее в отчаянно сопротивляющийся желудок. Не знаю, как справился со своей порцией Леша, но Блинов смотрел на нас обоих с ухмылкой.
– Итак, – повторил Блинов. – Вы задаете вопросы, а я по возможности на них отвечаю. Только быстро! И мы нальем еще по одной.
– Нас интересует Милосердова, – сказал я.
Блинов молча склонил голову набок и поднял указательный палец вверх, словно хотел сказать, что это зона особая, затем встал с табуретки и стал ходить по комнате.
– Милосердова, Милосердова, – пробормотал он. – Случай редкий… А что конкретно вас интересует?
Леша взглянул на меня и пожал плечами, словно хотел сказать, что лично его ничего не интересует по этому вопросу.
– Ну, скажем, ваши выводы относительно орудия убийства, – сказал я.
– Орудия убийства? – переспросил Блинов и с недоумением посмотрел на меня. – А вы считаете, что Милосердова была убита?
– Я всего лишь предполагаю это, – уточнил я.
– Значит, так, вы меня к выводам не подталкивайте. Делать выводы – прерогатива следователей. Я могу лишь установить характер повреждений на трупе. А убили ее или она упала со скалы, – Блинов красноречиво развел руками и покачал головой, – мне ровным счетом наплевать. – Он повернулся в сторону двери и повел носом, принюхиваясь к запаху, шедшему из кухни. Мне показалось, что Блинов нарочно акцентирует внимание на кулинарии, рассказывая о трупах, разыгрывая своеобразную клоунаду. Может быть, таким образом он хотел больше понравиться. – Так вот, объясняю доступно и кратко: черепная коробка практически полностью отсутствовала, за исключением затылочной части. Наряду с костными крошками на внутренней и внешней части черепа найдены крошки известняка и мелких камней. Каких-либо других повреждений на теле нет – ни переломов, ни ушибов и царапин. Смерть, по всей видимости, наступила мгновенно – в результате полного разрушения черепа и головного мозга. Это все.
– Вы говорите, что на теле не было никаких повреждений. – Я пошел в наступление и стал припирать Блинова к стене. – Но разве может так быть, если человек упал со скалы?
– Повторяю, – достаточно жестко произнес Блинов, – делать выводы – не моя забота.
– Мне не надо выводов. Меня интересует всего лишь ваше мнение – мнение опытного человека, профессионала.
Вовремя польстить – очень важно. Блинов кивнул, как бы принимая мою оценку его заслуг, и снова потянулся за банкой.
– Если вас интересует мое мнение как частного лица, то я могу в некотором роде согласиться с вами. Если человек упал со скалы на голову и при этом полностью размозжил себе череп, то как минимум переломы позвоночника, ключицы и ребер ему гарантированы.
– Значит, она не упала со скалы?
Блинов вздохнул.
– Ну сколько раз можно вам повторять! Предполагайте, что хотите, но не трогайте меня!
– Понял, понял! – закивал я и посмотрел на Лешу – может, он хотел что-то уточнить. Но Леша казался безучастным и с интересом рассматривал свои ногти. Я запнулся. Этот Блинов меня разочаровал. В общем-то, ничего нового он мне не сказал, лишь еще раз косвенно подтвердил: официальная версия о несчастном случае шита белыми нитками.
– Любопытство иссякло? – улыбнулся Блинов. – Можно переходить к трапезе?
– Нет, еще несколько уточнений, – остановил я Блинова на пороге кухни. – Вы осматривали труп, простите, в голом виде?
Блинов вскинул брови, глядя на меня, как на невежу, позволившего себе произнести небывалую глупость в приличном обществе.
– А вы думали, что я исследовал ее на ощупь, через одежду?
– Кто же в таком случае исследовал одежду?
– Этим занимались другие эксперты. Я патологоанатом, приятель! – уточнил Блинов, наверное, подозревая меня в том, что я принял его за кого-то другого. – Ну что, – поторопил он, косясь на банку, – любопытство исчерпано?.. А теперь позвольте дать вам один совет. – Улыбка сошла с его губ. Глаза стали холодными, словно были высечены из мрамора. – Не лезьте в это дело. Сказано вам: несчастный случай. Значит, так оно и есть, так оно лучше.
– Для кого лучше?
– Для живых, конечно. Милосердовой ведь уже не поможешь, так? Завтра закопают ее в землицу, родственники поплачут над могилкой, и все. Точка. А вам-то зачем за покойницей увязываться?
– Вы говорите: завтра похороны?
– Да, завтра, в десять утра.
– А на каком кладбище?
– А вот где парковая зона на выезде в Джанкой – знаете? Вот там ее и похоронят.
Он вышел на кухню. Я посмотрел на Лешу. Тот заметно повеселел, оживился, и, судя по всему, предстоящий ужин в компании патологоанатома его уже не тяготил.
– И что интересного ты узнал? – тихо спросил он.
Я пожал плечами.
– Наверное, ничего.
– И ради этого стоило сюда ехать?
– Наверное, я не совсем правильно понял Кныша, – ответил я, чувствуя себя немного виноватым. – Черт его поймет, зачем он дал мне этот адрес!
Блинов вынес благоухающую коричневую курицу, сидящую верхом на бутылке, и водрузил ее посреди стола, порезал толстыми ломтями хлеб, грубо покрошил помидоры и огурцы на салат. Я почувствовал, что, вопреки всему, у меня разыгрался аппетит.
Блинов наполнил стаканы, сел напротив нас и, засучив рукава, принялся разламывать курицу на части.
– Кому сердце? Кто сердце любит? А желудок?
Он продолжал валять дурака, но его причуды на меня уже не действовали. Я смотрел на выпачканные в жире руки Блинова, на стакан с мутной самогонкой и думал о том, что он, конечно же, прав, тысячу раз прав – не стоило лезть в это дело.
– Да, – сказал он, будто слышал мои мысли и продолжал тему, – весь мир делится на две неравные части. Знаете, на какие?.. Первая, большая часть, – это те, кто всему или почти всему верит. А вторая часть, поменьше, – это те, кто этой верой пользуется. Сюда входят политики, религиозные деятели, цыгане, колдуны, всякие рекламодатели, акционеры, банкиры… Вот вам ногу и крылышко. Помидорчики берите, огурчики!.. А есть и совсем немногочисленная группа. Это те, кто никому не верит, кроме как самому себе, и в то же время не пытается надуть своего ближнего. У таких людей прекрасная нервная система, они живут скромно, но долго и счастливо. К ним, кстати, принадлежу и я… Ну что, кто желает сказать тост?
Мы с Лешей промолчали.
– Хорошо, – легко согласился быть тостующим Блинов. – Я скажу. К слову: а вы не относитесь к замечательной когорте вкладчиков «Милосердия»?
Мы с Лешей отрицательно покачали головами.
– Это хорошо. Тогда вы не обидитесь на меня. – Блинов с любопытством стал рассматривать содержимое своего стакана, приблизив его к глазам. – Я вот все не могу привыкнуть к тому, насколько глуп наш народ. Насколько он готов верить всяким мерзавцам. Причем чем больше эти мерзавцы лгут, тем больше им верят. Парадокс! Политик объявит, что уже завтра покончит с преступностью и до отвала накормит народ, – и ему верят намного больше, чем тому, который не обещает улучшения жизни в ближайшее время. Или взять банкиров. Какой-нибудь конченый вор и мошенник скажет, что принимает вклады под тысячу процентов годовых, – и все, как стадо баранов, кинутся сдавать ему свои жалкие гроши. Наши люди доверчивые, как куры, – стоит всего лишь сказать им: «Цып-цып», и они побегут под нож. Почему они такие идиоты?.. Вы посмотрите: Милосердова «обула» весь Крым и юг Украины, а вкладчики по-прежнему молятся на нее и – я уверен – будут завтра рыдать над ее гробом. А знают ли они, над кем будут рыдать? – Блинов посмотрел на нас с кривой ухмылкой и добавил шепотом: – Над наркоманкой!
– Что?! – крикнул я.
– А вот то! У бабы этой все руки были исколоты, я живого места найти не мог. Печень – на грани развала, сердце, почки – как у семидесятилетней старухи.
– Этого не может быть! – прошептал я. – Вы отдаете отчет… Вы уверены, что руки покойницы были исколоты медицинской иглой, а не можжевельником?
– Я ничего не говорил! – вдруг сменил тон Блинов и наконец завершил свой тост: – За то, чтобы мы как можно меньше доверяли друг другу!
На этот раз я выпил самогонку как воду.
Мы простились с гостеприимным хозяином и сошли с крыльца, когда над головой зажглись первые звезды. Нас с Лешей шатало с такой силой, что нам стоило большого труда пройти через калитку и при этом не снести вертикальные стояки.
Глава 22
Очутившись на улице, Леша вышел на проезжую часть дороги и принялся махать рукой всем проезжающим мимо автомобилям. Несколько раз я оттаскивал его на тротуар, но моего пьяного друга с несгибаемым упрямством снова тянуло под колеса машин.
– Полчаса! – объяснял он мне, путая буквы в словах. – И мы в Судаке! За все плачу я. У меня кенег – дуры не клюют. Не волнуйся.
– Что ты там бормочешь? – не понял я. – Никуда я не еду. Я остаюсь здесь. Я хочу завтра пойти на похороны.
