Юлиан Бардин - Империя страха
Но ветеран воспринял все по-своему:
— Здорово набрался ваш приятель, — иронично протянул он. — Я вот тоже когда-то так пил: проснусь и не помню, кто я, где я, да еще и старуха донимала. Десять лет как завязал — вот даже машину купил. Что только водка с людьми делает.
Антон едва сдержался, чтобы не сказать: «Это не водка — это наркотики», — но благоразумно промолчал, охотно поддакивая водителю.
Наконец автомобиль подъехал к дачному участку, и Лямзин попросил словоохотливого водителя притормозить, не доезжая до дома несколько сот метров.
Расплатившись с частником, майор уже привычно взвалил на плечи далеко не легкую ношу и зашагал в обратном от дачи направлении, пока «Волга» не скрылась за поворотом. Только после этого Антон позволил себе расслабиться.
Сбросив с плеч безвольное тело, он опустил вора под пожелтевшим кустиком и легко пнул того носком ботинка по вялой руке, в сердцах выпалив:
— У-у, алкаш! — Впервые за прошедший день на устах контрразведчика появилась искренняя улыбка.
* * *
Гвоздик открыл глаза и недоуменно уставился на окружающих — в первую минуту он никак не мог взять в толк, кто эти двое мужчин, так пристально уставившиеся на него. Они не спешили прийти ему на помощь.
Наконец тень догадки промелькнула в его еще плохо соображающем мозгу, и Юра вспомнил недавних «медиков», так нагло ввалившихся в его квартиру.
— Кажется, очухался, — шепотом произнес Лямзин, обращаясь к каскадеру, — долго же он отдыхал.
— Что за херня такая? Вы кто? — подал голос Дегтярев, едва ворочая непослушным языком,
Чижов широко улыбнулся, наклонился к «пленнику» и спокойно сказал:
— Не дергайся, дружище, можно сказать — мы свои; по крайней мере зла мы тебе не желаем…
— Ага, — кивнул вор, приподнимаясь на локтях и ощущая непривычную тяжесть в голове, как будто после сильного похмелья, — ангелы-хранители. Какого черта вы меня сюда приволокли, что вам надо?
Пропустив мимо ушей очередной вопрос, Антон в свою очередь спросил:
— Жрать хочешь?
Гвоздик обвел цепким изучающим взглядом шикарную обстановку гостиной и несколько удовлетворенно констатировал:
— Судя по этой малине, вы не мусора, а иначе проснулся бы я где-нибудь в Бутырке или «Матросской Тишине». — По его лицу было видно, что он несколько приободрился от такого предположения. — И все-таки, что вам от меня надо?
Иваныч привстал с кресла и, приблизившись к гостю, протянул тому руку, сказав:
— Меня зовут Ваня, а это, — говорящий кивнул в сторону молчаливого приятеля, — Антон. Мы действительно не мусора, но и не жулики…
— Да уж вижу, — улыбнулся Дегтярев, — не слепой, чтобы честных жиганов от фраерков не отличить.
В голосе вора прозвучала неприкрытая издевка, но он и не заботился о приличиях, уяснив для себя, что раз он понадобился этим крепким мужикам, значит, они покорно проглотят и не такие обиды.
Но ни каскадер, ни контрразведчик и не думали обижаться, потому что им было безразлично, как будет их величать собеседник.
— Что ты там говорил насчет балагаса? — Юра нагло уставился на Лямзина, стремясь подчеркнуть этим взглядом собственное превосходство над окружающими,
— Какого балагаса? — не понял Антон. — Ты о чем?
Довольно улыбнувшись, Дегтярев пояснил:
— Ну насчет жратвы.
Ни слова не сказав в ответ, майор поднялся и направился в кухню, увлекая за собой Чижова.
Оставшись один, Юра еще раз осмотрелся, как будто пытался прицениться к обстановке — что можно будет прихватить с собой на тот случай, если придется спешно ретироваться,
Но все предметы были либо слишком громоздкими, либо не представляющими собой никакой ценности с точки зрения прожженного вора, поэтому ему ничего не оставалось, как уныло махнуть рукой и отправиться вслед за ушедшими мужчинами, предварительно скинув с себя грязную, порядком измятую куртку.
Узрев на кухне девушку, Гвоздик на какой-то миг смутился — ему вообще сложно давалось общение со слабым полом, если те не принадлежали к категории легко доступных львиц полусвета.
Блондинка по-своему поняла смущение парня и поспешила прийти ему на помощь:
— Здравствуйте, меня зовут Маша, а вас?
Обиженно насупившись, как ребенок, у которого отобрали любимую игрушку, вор буркнул себе под нос:
— Юра меня зовут, — и тут же присел за стол, повернувшись к девушке спиной.
Против обыкновения, Маша не оставила мужчин одних — это было просьбой Антона, — а уселась напротив гостя, время от времени поглядывая на того невинными синими глазками.
От этих знаков внимания Дегтярев еще больше смутился и сжался в комочек, старательно избегая встречаться с блондинкой взглядами.
Лямзин, мгновенно оценивший преимущество женского присутствия, которое заметно сбило спесь с вора, неторопливо повел разговор:
— Мы о тебе знаем достаточно, чтобы не вдаваться в детали твоей бурной уголовной жизни, поэтому немного расскажем о себе. — Он выразительно посмотрел на Чижова, как будто искал у того поддержки правильности собственного высказывания.
Но Иваныч не вмешивался, отдав ситуацию на откуп более опытному в таких делах приятелю.
Не дождавшись никакой реакции со стороны Гвоздика, майор продолжил:
— Так случилось, что нам друг без друга не обойтись, — он протяжно вздохнул, как будто тяготился такими обстоятельствами, — по крайней мере какое-то время. Поэтому — хочешь ты того или нет — тебе придется оставаться с нами, конечно, до тех пор, пока мы не найдем цепочку. А дальше твое дело…
Раздраженно отбросив от себя вилку, которая со звоном ударилась о край фарфоровой тарелки, вор пристально уставился на говорящего и одним духом выпалил:
— Да что, в конце концов, происходит?! Опять эта злосчастная цепочка… что в ней такого ценного? — Внезапно глаза Дегтярева сузились до толщины бритвенных лезвий, и он сквозь зубы процедил: — А может, вы все-таки легавые? Решили меня развести, как колхозника на городской ярмарке?
Антон задумался на несколько секунд, а затем, посмотрев на Чижова, спросил:
— Ну что, расскажем ему все?
Тот неопределенно пожал плечами и почти безразлично отозвался:
— Как хочешь, дело твое. Все равно по-другому он нам не поверит.
— Ладно, — согласился майор и достал из внутреннего кармана уже изрядно помятую и залоснившуюся по краям копию рукописи, протянув ее Дегтяреву. — Читай, а что будет непонятно, мы поясним.
Гвоздик неуверенно протянул руку и двумя пальцами взял предложенный документ — со стороны казалось, что он прикасается к раскаленному железу или к отравленному особым ядом пергаменту. При этом на его лице отразилось выражение крайней брезгливости; казалось, что Юра сейчас же отбросит от себя посеревшие листки и нагло рассмеется в глаза собеседникам. Но ничего подобного не произошло.
Вопреки ожиданиям, Гвоздик сосредоточенно углубился в чтение. По мере того как смысл написанного доходил до его сознания, лицо вора преображалось: из недоверчивого оно превратилось в заинтересованное, пока не стало откровенно возбужденным — на лбу проступили маленькие бисеринки холодной испарины, а глаза округлились от изумления.
Наконец Юра прочел все до конца и бережно свернул листки, придав им первозданную форму.
— И все это правда? — В его вопросе почувствовалось скрытое недоверие.
— Точно мы не знаем, но надеемся, что это так, — спокойно ответил Иваныч, — по крайней мере меня уже собирались убить, да и на Антона было покушение…
— Мы, к счастью, выкрутились, но вот кое-кому откровенно не повезло, — закончил за товарища Лямзин.
Смешно наморщив лоб и сложив губы трубочкой, Гвоздик задумчиво изрек:
— Значит, мокруха. — И непонятно было, спрашивает он или категорически утверждает.
Пропустив мимо ушей его слова, Антон задал последний и решающий вопрос:
— Ты нам веришь?
Однако вор не спешил отвечать — имея за плечами несколько «ходок к хозяину» и насмотревшись там на многие житейские перипетии, он судорожно обдумывал ситуацию. Наконец после долгой паузы отважился бросить пробный шар:
— А что будет, если я откажусь?
Иваныч сложил пальцы в замок и громко хрустнул суставами, — при этом его лицо практически ничего не выражало, кроме полного безразличия к происходящему, вслух же он произнес:
— Поскольку наша жизнь в опасности до тех пор, пока кто-нибудь не найдет этот злосчастный тайник, мы с тобой церемониться не будем.
Законы мы давно преступили, поэтому одним трупом больше, одним меньше — какая разница. — Выдержав короткую паузу, он продолжил: — Один хрен: мы выбьем из тебя признание, и я очень сомневаюсь, что ты после этого сможешь жить.
В прозвучавшей фразе, несмотря на ее зловещий смысл, не было и тени угрозы — только сухая констатация факта.
