Анатолий Сарычев - Ядовитая вода
– Можно тебя на минутку? – подошел Роман к Шее, лежавшему на койке.
– Привет, Серый! – открыл глаза Шея.
Быстро оглядевшись вокруг и видя, что все окружающие курсанты занимаются своими делами и никто не обращает на них внимания, Торопов присел на соседнюю койку.
– Мне Мельник сказал, что вы сегодня идете кого-то охранять. Можно и мне с вами поехать?
– Подзаработать захотелось? – уточнил собеседник.
– Да, и это не помешает. Долгов много. И тут сидеть по вечерам уже совсем невмоготу стало. Надо немного проветриться, – заявил Роман.
– Плата – пятьдесят баксов за ночь. Бабки в понедельник, – ответил Шея и, показав, что разговор закончен, закрыл глаза.
Глава 21
Часов в десять вечера прямо во двор заехал серый микроавтобус «Тойота», и шесть человек, отобранных для охраны, погрузившись в него, выехали в город.
– Задача у нас простая. Охранять друга хозяина, – объяснил худощавый человек, одевавшийся в куртку и серые брюки прямо в машине.
Он сидел на пассажирском сиденье рядом с водителем. Повернувшись, пытливо осмотрел подчиненных. Потом кивнул в сторону ворот, из которых только что выехали.
– Разбиваемся на три двойки: Мельник с Серым дежурят возле дома; я с Владом работаю с клиентом, вы двое садитесь в машину сопровождения, – сказал Шее и отчисленному спецназовцу.
Во Владе Роман узнал охранника, которому он в первый день повредил руку.
Этому Владу только день назад сняли повязку с руки, как заметил наблюдательный Торопов. Прихватив оружие, Торопов и Мельник вышли из машины.
Дом на улице Московской находился в самом центре города, на углу, где пересекались Московская и Радищева улицы. Охраняемый дом окружал небольшой двор, вход в который имелся с улицы Московской через невысокую арку, образованную двумя соприкасающимися кирпичными трехэтажными домами.
Справа и слева от арки находились обшарпанные деревянные двери то ли квартир, то ли каких-то учреждений.
Новое каменное крыльцо с коваными черными перилами вело к большой, отделанной под дуб двери.
Площадка перед домом была ярко освещена прожекторами, установленными под красной черепичной крышей.
Только старая ободранная деревянная скамейка с торчащими во все стороны лохмами краски, установленная справа от входа, оставалась от некогда былого великолепия этого старинного уголка города.
– Надо же, какую скамейку испоганили! – заметил Мельник, откидываясь на удобную, изогнутую спинку скамейки и с осуждением глядя на щель у колена, образовавшуюся от оторванной доски.
– Ждать придется долго, так что устраивайся поудобнее и отдыхай, – констатировал Роман, с удовольствием вытягивая ноги.
Посидев минуту, он вспомнил об уговоре встретиться с Верой-самогонщицей и кинул взгляд на часы.
«Двадцать два сорок пять! Можно еще успеть к Вере на свидание! Тут от силы километра полтора! Две автобусные остановки!» – Роман решительно встал.
– Ты посиди один минут пятнадцать. Если спросят, где я, скажешь: живот прихватило! В туалет побежал! – на ходу бросил Роман, срываясь с места.
Выскочив на улицу Московскую, он увидел тридцать третью маршрутку, которую невесть как занесло в это время на главную улицу города.
Роман яростно начал размахивать руками во все стороны. Он даже пару раз провел себе ребром ладони по горлу, показывая, как ему необходима именно эта маршрутка.
Пассажирская «Газель» с шашечками на двери мигнула правым сигналом поворота и остановилась в метре от бордюра.
– Довези до Музейной площади! Вопрос жизни и смерти! – на одном дыхании выпалил Роман, открывая дверцу рядом с водителем.
– Садись, дорогой! Мигом домчу и денег мне твоих не надо! – оттолкнул руку с деньгами водитель, пожилой узбек с шикарными усами а-ля Сталин.
Мотор взревел, и меньше чем через минуту Торопов оказался на Музейной площади.
Прямо перед входом в церковь маячила плотная фигура Веры в кожаной куртке с поднятым воротником.
– Если куда надо отвезти, дорогой, то я с открытой душой! У меня сегодня внук родился! – предложил узбек, останавливаясь перед входом в церковь.
С правой стороны высилась громада здания Управления Приволжской железной дороги, а слева самая старая церковь Тарабова.
Если входная дверь церкви была закрыта наглухо, то вход к железнодорожникам был, наоборот, широко открыт, и даже видна была лестница, покрытая темно-красной дорожкой.
Кроме Веры на Музейной площади не было видно ни одного человека.
– Сейчас решим! – выскакивая из автомобиля перед Верой, бросил Роман.
– Я тут устала отбиваться от услужливых кавалеров! – громко бросила женщина, зябко передернув плечами.
– Раньше не мог вырваться! – быстро ответил Роман, обнимая связную.
– Я тебе ампулы положила в карман! – шепнула Вера, прижимаясь к Торопову всем телом.
– Давай в машину! Холодно стоять на ветру! – предложил Роман, подталкивая женщину к микроавтобусу и поправляя под курткой автомат.
Открывая раздвижную дверь «Газели», Торопов на одном дыхании произнес:
– Через две остановки мы ссоримся! Ты бьешь меня по морде, и я выскакиваю!
– Как прикажешь, шеф! – шепотом согласилась Вера и стала первой залезать в салон микроавтобуса.
– Куда вас отвезти? – спросил водитель, поворачиваясь на сто восемьдесят градусов.
– Пугачевский поселок, по Московской, через улицу Радищева! – ответил Роман, подталкивая женщину в салон.
– Пихаться не надо! – сварливо заметила Вера, начиная готовиться к скандалу.
– За перекрестком Московской и Чернышевского притормози! Там на углу круглосуточный магазин имеется! Надо выпивки взять! Видишь, дама нервничает! Не хочет на сухую ехать! – громко попросил Роман, протягивая водителю пятьдесят долларов.
– Это много! – попробовал возмутиться водитель.
– У тебя, отец, сегодня праздник! Пусть это будет моим маленьким подарком! – веско сказал Роман, показывая Вере отогнутый большой палец правой руки.
Проехав триста метров, «Газель» пересекла перекресток, на котором не было машин, и остановилась как раз напротив ярко освещенной витрины круглосуточного магазина.
Заскочив в него, Роман взял литровую бутылку водки и бутылку «Ситро». Еще в пакет продавщица положила батон хлеба, три пластиковых стаканчика и палку сервелата.
«Набор алкоголика готов!» – хмыкнул про себя Роман, расплачиваясь за купленные продукты.
– Давай трогай! – пьяно икнув, приказал Роман, показывая, что он уже в магазине принял приличную дозу алкоголя.
Усевшись рядом с женщиной, Роман с силой захлопнул дверь микроавтобуса, от чего водитель страдальчески поморщился.
«Газель» отъехала от остановки.
Обняв Веру, Торопов громко сказал:
– А я хочу здесь! – женщина быстро зашептала:
– Ампулы растворятся в воде через шесть, максимум восемь часов. Значит, надо их закинуть в воду сегодня! Отзвонись Антею, он даст вариант отхода!
– Вот тебе сотня баксов, но хочу в машине и прямо сейчас! – заорал Роман, опрокидывая женщину на сиденье.
Пощечина прозвучала в салоне неожиданно звонко.
Маршрутка резко остановилась.
– Да пошла ты! – рявкнул Торопов, выскакивая на улицу.
С визгом шин маршрутка умчалась по Московской улице вперед.
Зайдя в арку купеческого дома, Роман вылил водку, а в освободившуюся тару налил лимонад.
Через пять минут быстрой ходьбы он зашел в арку и, поправив под курткой автомат, уселся на скамейку.
Повозившись в карманах куртки, Роман достал из одного два пластмассовых стаканчика, а из другого – бутылку с темной жидкостью, на которой была наклеена водочная этикетка.
«Явный прокол! Водка всегда светлая, а тут какая-то темная бурда!» – критически оценил Торопов свою работу, проделанную в ближайшей подворотне.
– Что, и вмазать можно? – удивился Мельник, плотоядно облизываясь и потирая громадные ладони.
– Это маскировка, – ответил Роман, открывая литровую бутылку.
– А пахнет, как водка! – шумно втянув носом воздух, мечтательно сказал Мельник.
– Здесь темно, но, я думаю, к нам принюхиваться не будут. А на резонный вопрос, который вправе задать любой прохожий или житель этого гадюшника: что делают два здоровых мужика ночью во дворе, сразу виден логичный ответ. Так что, в крайнем случае, можно и ответить соответственно. – Роман поднял стакан и залпом выпил, а чтобы показать стороннему наблюдателю, если таковой имелся, насколько это крепкая штука, понюхал кулак.
Мельник тут же последовал его примеру, после чего они, закурив, ударились в воспоминания об Афганистане.
– Самое интересное, – задумчиво проговорил Мельник, откидываясь на спинку скамьи и вытягивая вперед свои длинные ноги, – в Афгане столько было всяких гадостей, мерзости, зла, крови, смертей, а как вспомнишь, так на ум идет только хорошее.
– Это всегда так. Плохие эпизоды забываются, а хорошие остаются. Наверное, это свойство памяти человека: забывать все плохое, – заметил Роман, внимательно всматриваясь в темное пространство, находящееся за освещенным прожекторами кругом.
