Илья Рясной - Скованные намертво
— Что с делом по расстрелу Артема Смолина?
— Нашлось дело, — сказал Долгушин.
— Как?
— В урну подкинули около прокуратуры. Перед этим бандюки копии со всех документов сняли, изучили.
— И что решили с ОМСНом делать?
— Мы вчера парочку ихних крутых выдернули, объяснили им что к чему. Они утихли. Решили, что милиция была права… Кстати, помнишь, я слушок им пустил, что авторитетов мочить приказано по списку? Что ты думаешь — трое тут же уехали в Штаты.
— А если их на самом деле мочить начать — они пешком до границы бежать будут, — поддакнул Савельев.
— Будут, — закивал Долгушин. — Только кому это нужно? Никому ничего не нужно.
— Значит, можем спать спокойно. Объявленная московской мафией кровная месть отложена на неопределенное время, — заключил Аверин.
— Точно так. Когда-нибудь мы устроим этим тварям Варфоломеевскую ночь. Всем — бандитам, взяточникам, ворам. И тогда они поймут, как были не правы, испытывая наше долготерпение, — Долгушин устремил злой взор куда-то за окно.
— Твоими бы устами. Как бы нам Варфоломеевскую ночь не устроили.
Сотрудник милиции живет в боевой обстановке. Его жизнь — война. Естественно, на войне бывают и потери. Триста человек ежегодно — потери при исполнении служебных обязанностей. Слетевшие с тормозов преступники все чаще перешагивают через жизни сотрудников МВД, что раньше считалось недопустимым. Аверин недавно готовил справку об убийствах сотрудников милиции. Статистика и примеры удручали. Девяносто раз ударили ножом сотрудника прямо в помещении отделения милиции метрополитена Санкт-Петербурга. В подмосковной Щербинке братва во главе с местным авторитетом Фиделем замучила до смерти оперуполномоченного МУРа, а когда их поехали задерживать, Фидель подорвал гранату, которой убило еще двух сотрудников угрозыска. В Долгопрудном воры, недовольные опером, который копал под них, подстерегли его — убивали долго: сперва били с гестаповской жестокостью, потом застрелили из обреза. В Москве в Печатниках заживо сожгли в помещении опорного пункта участкового инспектора. Балашиха — бандиты расстреляли поджидающую их милицейскую засаду, убили оперативника и постового.
Преступный мир доходит уже до того, что объявляет войну целым подразделениям — притом войну явную. В Санкт-Петербурге кавказцы, недовольные действиями ОМОНа, пытавшегося навести порядок на рынках, подстерегли двух бойцов, подрезали ножами и попросили передать, что на следующий день назначают разборку всему ОМОНу. Ошарашенные сотрудники отряда сперва потеряли дар речи. Потом заявили, что объявляют забастовку или пишут все как один рапорта, если их не пустят на эту стрелку. Вызов был принят. Подключили РУОП. В назначенное время на место грядущей разборки начали стягиваться кавказцы. Их встретили достойно. Выместили всю накопившуюся злобу. Машины «скорой помощи» только успевали увозить пострадавших детей Кавказа. Урок пошел на пользу. Бандиты поняли, что существуют не только закон писаный и закон гор. Есть еще неписаный милицейский закон. И по нему бандит всегда останется в проигрыше. Погром в Питере кавказцы запомнили надолго. После присылали ходоков в ОМОН мириться: «Не правильно нас поняли. Мы с теми, кто это устроил, разберемся». И, видимо, разобрались, поскольку людей, придумавших забивать стрелку милиции, больше никто не видел. Случай не единичный. В других местах мафия пробовала идти на такие же шаги, но всегда оказывалась в проигрыше, поскольку бороться в открытую, силовыми методами пусть и с сильно ослабевшей, но все-таки еще достаточно мощной правоохранительной системой ни одна банда, как бы велика, богата и влиятельна она ни была, не в состоянии. Ну, а там, где не действует сила, действуют адвокаты, путаные законы, подкуп.
— Марс, — сказал Савельев.
— Ты смотри, играть научился, — покачал головой Долгушин. — Давай еще?
— И давно вы в нарды режетесь? — спросил Аверин.
— С утра, — сказал Долгушин. — Японская забастовка. Люди сидят на рабочих местах, работают, но спустя рукава… Слава, я же говорю — всем до фонаря. А нам больше других надо?
— Получается, что больше.
— Ты прав, — Долгушин кинул кости и начал быстро переставлять шашки.
Голова у Аверина была как налитая чугуном. Спал он плохо. На соседку нашел очередной бзик, и начиная с восьми вечера до восьми утра с периодичностью в полминуты она распахивала дверь своей квартиры, а затем с размаху захлопывала ее. Псих-больные отличаются большой физической силой, Аверин в очередной раз смог убедиться в этом. Била дверью она так, что дом, казалось, рухнет. К двум ночи Аверин уже созрел для того, чтобы вызвать «Скорую», но потом передумал. Стало жалко соседку. Ее уже забирали в дурдом, она выходила оттуда высохшая, тихая, какая-то пришибленная, от былой неистовости и агрессивности не оставалось и следа, и такая она вызывала у Аверина куда большую жалость, чем во время приступов. Но если так дальше пойдет, придется организовывать ей путевку в скорбное заведение.
Утром он отправился сразу на Петровку. Савельев планировал задержание бригады из Астрахани, которую некая коммерческая структура пригласила убрать банкира. Информация пришла из Астраханского угрозыска, и Аверин занимался ее реализацией. Савельев сидел в своем кабинете, злой и угрюмый.
— Чего скучаешь? — спросил Аверин. — Как с астраханцами?
— Заказ отменили. Они утром встретились с представителем заказчика и укатили обратно. Тормозить мы их не стали — бесполезно. Оружия у них при себе, естественно, не было.
— Плохо.
— Вот, посмотри, — Савельев протянул сегодняшнюю «Правду».
На всю последнюю полосу шла статья известной журналистки КРИМ-ПРЕСС-ТАСС Ларисы Кислицыной, посвященная ее излюбленной теме — противоправной деятельности Отари Квадраташвили и связям с мафией народного артиста СССР Иосифа Кобзева. Писала она достаточно откровенно, факты о деятельности оргпреступных группировок, о связях мафии с высшими чиновниками никто ни подтверждать, ни опровергать не собирался. Квадраташвили, правда, неоднократно звонил Кислицыной, говорил с ней предельно вежливо. «С женщинами не воюю, — обмолвился он. — Но если такая махина, как я, сдвинется с места, вы сами понимаете… Все эти публикации напоминают взаимоотношения Слона и Моськи. Когда Слону это надоест, он раздавит Моську». И в этих словах известного мафиози была своя правда. Мол, собака лает, караван идет. А в народе лишь укреплялось мнение, что мафия бессмертна. В новой России разоблачения не интересуют никого. В стране не существует понятия репутации, одиозные криминальные деятели откровенно демонстрируют свои связи с госчиновниками, и ни у кого не возникает даже вопроса — как же такое возможно? Компрматериалы неинтересны никому, кроме любителей жареного. Их даже нет смысла выкрадывать, за них не надо убивать, достаточно лишь процедить на все обвинения — да что вы, какая чепуха. Все привыкли ко всему. И что может сделать журналист, вскрывающий общественные язвы?
Значительная часть статьи в «Правде» посвящалась странным взаимоотношениям Отари Квадраташвили, Иосифа Кобзева с руководством Петровки, 38. Кобзев открыто призывал милицию и мафию сосуществовать на взаимовыгодных условиях. Он являлся председателем благотворительного фонда «Щит и муза», занимавшегося благотворительностью и поддерживающей сотрудников правоохранительных органов. Ни у кого в этих самых органах не возникало естественного желания дистанцироваться от человека с такой репутацией — ведь деньги не пахнут. Иосиф свободно чувствовал себя в кабинетах высоких милицейских боссов, в том числе и нынешнего начальника ГУВД Панкратьева. Последний, мастер спорта по борьбе, поддерживал добрые отношения и с Квадраташвили, который долгое время был тренером «Динамо». Да и сам Панкратьев — личность несколько странная. Еще в застой он, работая начальником ГАИ Москвы, имел большие неприятности с инспекцией по личному составу по поводу злоупотреблений служебным положением. Ветер перемен девяносто первого года вознес в кресло начальника ГУВД вечно улыбающегося глупой и наивной улыбкой функционера «ДемРоссии» Аркадия Мурашова. Гаврила Попов в бытность свою мэром после августовской революции хотел назначить типов, подобных Мурашову, и на должности заместителей начальника ГУВД, курирующих все службы. Тогда с милицией можно было бы попрощаться — она просто перестала бы функционировать. Но у кого-то хватило ума немножко опустить воспарившего победителя. Ограничились назначением Мурашова, к которому прилепилась кличка Аркашка. Аркашка в дело вникать не хотел, прославился попытками Приватизации собственности ГУВД, а также рядом своих интервью, в которых назвал себя «пофигистом» и утверждал, что разборки между преступными группировками — это нормально, с этим надо смириться, это результат рыночных отношений. Сменивший его Панкратьев, конечно, был профессионалом, но связи с личностями типа Квадраташвили и Кобзева и некоторые моменты его деятельности в ГАИ вызывали у сотрудников подозрения и недоверие к новому начальнику. Однако начальников не выбирают.
