Юрий Мокшин - Узники смерти
Как уже было сказано выше, ЦРУ использовало в своей операции исключительно советский потенциал, то есть растущую оппозицию партократии, чиновников КГБ и МВД, научных работников и частично высших офицеров Генерального штаба. Вооруженные силы в целом не рассматривались, так как с 1925-го года не являлись политической силой внутри страны. Именно тогда перепуганный Сталин отдал приказ убрать Михаила Фрунзе, который сумел выцвести армию из-под контроля Кремля. С тех пор военных всегда держали на пушечный выстрел от центра власти.
Подготавливая операцию, Акулов понимал, что могут пострадать не только номенклатурные соратники по партии, коррумпированные чиновники и мафиозные структуры, на которых и держался весь план, но и простые люди. Однако, как говорят, лес рубят — щепки летят. Хотя бы тот же майор Зотов, очень некстати появившийся на подмостках и способный, сам, того не ведая, спутать все карты.
ЦРУ резонно опасалось, что, погнавшись за двумя зайцами, Акулов не поймает ни одного, но на то он и был Акулов, чтобы пожирать все подряд. В общем, пока операция проходила успешно на всех уровнях и, несмотря на некоторые проколы, карты из колоды Федора Михайловича исправно выполняли свои добровольные роли. Сам же игрок всегда оставался в тени, и при любом раскладе дела никто из участников спектакля не смог бы назвать ни истинного автора, ни режиссера. Акулов умел работать и любил свою работу.
В Союз его внедрили лет двадцать назад. Тогда Федор Михайлович был молодым, крепким и довольно привлекательным мужчиной. Карьера у него поднималась, как на дрожжах, естественно, не без помощи агентов поддержки. Ни в каких операциях он не участвовал, но собственную агентурную сеть подготовил отменную. Его главной задачей было дойти до верхних эшелонов власти, что он блестяще и выполнил.
За эти годы он успел полюбить свою вторую родину, полюбить ее народ и искренне желал счастья простым людям, находящимся под гнетом ненавистной ему коммунистической диктатуры. Акулов с огромной радостью видел, как уничтожает осиное гнездо Андропов, и в этом отношении был полностью на стороне Генсека. Но он понимал также, что это всего лишь борьба за власть и перераспределение господских благ, что коренным образом изменить положение в-стране можно только полным уничтожением "призрака коммунизма". Руководствуясь этим, Андропов подготавливал почву и тот катализатор, который сдвинет с места "красного колосса". Он знал, что взорвавшись Россия за год наворотит такого, что не сможет сделать за пятьдесят лет ни одно государство в мире. Федор Михайлович не мог упустить такого удобного случая, чтобы его вторая родина в таком виде, в каком она была сейчас, не покатилась бы ко всем чертям. Он верил в правильность своих действий и в то, что в итоге это выведет Россию из тупика. Он верил, что сможет сделать "тройную вилку" и коррумпированной партократии, успешно уничтожаемой Андроповым, и самому Андропову как потенциальному врагу Соединенных Штатов и, в конечном счете, всему коммунизму в целом.
Федор Михайлович вошел в кабинет шефа. Мякишев, увидев своего друга и подчиненного, встал из-за стола и протянул руку. Их отношения давно уже вышли за рамки партийного этикета и чем дальше тем больше носили характер дружеских. Ко всему прочему Акулов был советником Николая Александровича по важным стратегическим вопросам. Их отношения были обоюдно выгодными. Мякишев получал от Акулова необходимую в его политической карьере информацию и ценные советы, а сам передавал Федору Михайловичу информацию свыше, которую тот, в свою очередь, обрабатывал в нужную ля себя форму и тем самым мог выполнять свою основную функцию — влиять.
На Мякишева Акулов получил наводку десять лет назад, когда Николай Александрович был Чрезвычайным и Полномочным послом в Канаде. Само же ЦРУ заинтересовалось Мякишевым еще раньше, и будучи студентом Колумбийского университета, молодой партиец был под постоянным контролем и нежной опекой американских спецслужб. Центр возлагал на Акулова большие надежды, резонно полагая, что через Мякишева агент "Медведь" выйдет в ближайшее время на Прямочева.
Акулов вспомнил недавний разговор с шефом. В теплой обстановке, как бы между прочим, он спросил Мякишева, почему тот выбрал сторону Прямочева, а не его друга Григория Романова. Шеф улыбнулся и ответил: "Нам не нужен второй Сталин. Нам нужен реформатор, ну а Великим мы его сделаем."
Это было весьма опасное заявление, так как само по себе уже сбрасывало со счетов еще вполне здравствующего и сильного Андропова. Акулов понял, что ненароком открыл потайную дверь Николая Александровича и видя, как тот смутился от собственного неосторожного ответа, не стал далее развивать эту тему. Пока не стал. Он понял, что Мякишев знает или догадывается намного больше, чем это кажется. Он понял также, кто стоял под словом "мы" и был рад, что планы ЦРУ изящно вписались в планы советских вершителей.
Тем временем Мякишев сел в кресло, приглашая Акулова расположиться напротив.
— Как дела? — задал он дежурный вопрос.
— Как обычно, — дежурно ответил советник.
На этом вступительная часть закончилась. Николай Александрович внимательно посмотрел на Акулова и произнес:
— Есть вопросы на которые в самое ближайшее время я должен получить подробные и точные ответы…
Акулов улыбнулся. Он знал, что сделает из Мякишева "главного советника" при "главном вершителе", и тот станет претворять в жизнь новые идеи партии, то есть то, что будет нашептывать ему через своего шефа он — Акулов-Харингтон. Именно он будет и Вершителем и Советником. Ведь главный не тот, кто стоит на трибуне, а тот, кто за кулисами держит тоненькие невидимые и крепкие ниточки. И ниточки эти будут в руках Акулова. Они уже появляются…
2
Выйдя из управления, Саблин сел в ожидавшую его машину. Черная "Волга", как ошпаренная, вылетела на проспект и понеслась к Олимпийскому комплексу.
Бассейн был почти пуст, не считая двух одиноко плавающих мужчин. Проплыв пару километров, полковник понежился в сауне, помылся в душе и напоследок решил заглянуть в туалет. Оглядевшись, он закрылся в кабинке, встал на унитаз и, дотянувшись до сливного бачка, запустил туда руку. Саблин знал, что искать, так как почти сразу нащупал подвешенную на спусковой крючок капсулу. Положив ее в плавки, Петр Александрович, как ни в чем не бывало, направился в раздевалку.
Прошло две недели, как он вернулся из Зоны. Первое время он заметно нервничал, хотя и вывернул происшедшее на объекте в свою пользу, уничтожив Зотова в глазах начальства морально, а может, чем черт не шутит, уже и физически. Для полковника вся эта история закончилась благополучно, и он приступил к своим обязанностям, которые пришлось отложить из-за командировки.
В два часа дня Саблин решил пообедать в одном из уютных ресторанчиков на окраине Москвы.
Войдя в полутемный зал, он сразу же увидел нужного ему человека. Это был рослый узбек с хищным взглядом, сверкающим из-под густых нависших бровей.
— Здравствуй, Ахмет, — произнес полковник, присаживаясь за столик.
— Здравствуй, дорогой Петр Александрович. Присоединяйся, пожалуйста, к моей скромной трапезе. Ахмет всегда рад хорошему гостю.
Они улыбнулись, сверля друг друга глазами.
— Как дела у уважаемого Исламбека? — спросил полковник без всяких предисловий.
— Жизнь, как тельняшка, а в этом году особенно. Но сначала выпей, закуси, а разговор никуда не убежит.
— Некогда, Ахмет, дела.
— У всех дела, но я же сижу, как видишь.
Узбек разлил по рюмкам коньяк и жестом предложил Петру Александровичу составить компанию.
— Пей, дорогой. Я тебе уже заказал свой любимый плов.
Он оскалился и опрокинул в рот рюмку. Затем, проглотив целую луковицу, Ахмет перегнулся через стол к Петру Александровичу и, дыхнув отрыжкой, произнес:
— Исламбек Теймуразович шлет тебе большой привет. Он желает тебе здоровья и надеется, что твои пожелания будут такими же искренними. Он ознакомился с твоей просьбой.
— Что он хочет взамен?
— Совсем пустяк — дружбу.
О чем они говорили дальше, пока остается тайной…
В конце рабочего дня Саблин и его подчиненный капитан Рогозин вышли из Управления.
— Ты на машине? — спросил капитан, скидывая пиджак и ослабляя галстук.
— Сломалась. Так что придется париться в метро.
Капитан был здоровым детиной под два метра ростом. Лошадиная лицо и выпуклые, как у жабы, глаза делали его похожим на дебила, но под этой наружностью скрывалась умная и хитрая натура. Рогозин был темной лошадкой. Саблин его терпеть не мог и в душе желал ему всяческих напастей. Впрочем это желание было обоюдным, и товарищей по службе соединяли лишь общие делишки. Они часто выручали друг друга "совершенно бескорыстно", что не мешало собирать друг на друга компромат. Саблин знал, что капитан является глазами и ушами генерала Быкова.
