Виктор Доценко - Зона для Сёмы–Поинта
Кроме автоматчиков, чуть поодаль, прямо за их цепью, стояли цивильные горожане. Их было с десяток, не более. В основном пожилые мужчины и женщины.
Автор уверен, что эти люди наверняка не понаслышке были знакомы и с «воронками», и с автоматчиками, и с овчарками. Кто‑то сам прошел лагеря и тюрьмы, у кого‑то в места не столь отдаленные окунались родственники.
В те времена довольно расхожей была фраза, наверняка рожденная в недрах правоохранительных органов:
«Половина людей уже сидит в местах не столь отдаленных, а другая половина ПОКА ЕЩЕ находится на свободе!»
Эти люди стояли единой стеной и молчаливо взирали на происходящее. Судя по их недвусмысленным взглядам, сразу становилось ясно, кому они сочувствуют, а на кого взирают с презрением.
— На корточки! Сели на корточки! — просипел простуженным, а может быть, и осипшим от вчерашнего перепоя, голосом начальник конвоя, отвечающий за доставку осужденных, после чего прохрипел: — Шаг влево, шаг вправо считается, как и прыжок вверх, за побег, и огонь открывается конвоем без предупреждения!
Его гортанный, противный, да к тому же еще и осипший голос, сопровождаемый окающим акцентом, взбаламутил овчарок, и те принялись лаять неистово, до хрипоты.
В положении «на корточках» осужденных промурыжили более часа: начальник конвоя, доставивший осужденных на вокзал, долго сверял документы с начальником конвоя, принимающего этих осужденных.
Наконец, все у них сошлось, и начальник конвоя принимающей стороны, упитанный коротышка-капитан, громко скомандовал с окающим акцентом:
— Внимание! Всей группе осужденных приготовиться к посадке в вагон! Слушать команды офицеров и не допускать никакой самодеятельности!
В этот момент громко прозвучал автомобильный гудок и к перрону подъехали еще четыре «Черных Маруси».
Коротышка–капитан бросил взгляд на свои часы, чертыхнулся с досады, потом вновь осмотрел первую группу, с которой, хотя и с трудом, уже разобрался, хотел уже отменить приказ об их посадке, но тут увидел спешащего к нему стройного майора из первого «воронка»: судя по всему, начальника конвоя, сопровождающего вторую группу.
Коротышку–капитана почему‑то задели за живое его до блеска начищенные сапоги и отутюженная форма, но он терпеливо решил дождаться, что тот скажет в оправдание их опоздания.
— Товарищ капитан, в пробку попали, потому и опоздали! — виновато пояснил тот.
И эта «школьная» отговорка вконец вывела из себя осипшего капитана:
— Опоздали, значит, ждите своей очереди! — злорадным голосом отрезал он.
— Но, товарищ капитан… — воскликнул майор, уверенный, что сумеет уболтать капитана и тот ему не откажет.
— Нет, товарищ майор! — ехидно усмехнулся капитан. — Ждите своей очереди: я не могу держать группу, которая прошла процедуру проверки документов и ожидает посадку в вагон! — оборвал капитан, подумал, что чуть зарвался, так разговаривая со старшим по званию, и миролюбиво пояснил: — У меня нет лишних автоматчиков для охраны!
Среди осужденных прошелестел одобрительный рокот: все давно уже устали сидеть на корточках и рады были как можно быстрее оказаться в вагоне.
Осипший капитан, бросив недовольный взгляд на сидящих на корточках осужденных, громко прохрипел:
— Внимание, осужденные первой группы: внимательно выслушайте порядок посадки в вагон. Как только я называю чью‑то фамилию, вызванный тут же выкрикивает свои имя, отчество, год рождения и срок, после чего быстро приподнимается, подхватывает свои вещи, и мухой, на своих полусогнутых, бежит к вагону, поднимается в вагон и дальше слушается старшего прапорщика, который и определит ему место следования в вагоне!
Напоминаю, с конвоирами не разговаривать: запрещено!
Ни с какими просьбами не обращаться: запрещено!
Подниматься во весь рост: запрещено!
За подобные нарушения незамедлительно последует наказание!
— Что, приговорите к расстрелу? — насмешливо бросил кто‑то из осужденных.
— Можно и к расстрелу при попытке к бегству, — невозмутимо просипел капитан. — Но пока я добрый, нарушителя ожидает карцер–стакан со всеми последствиями данного наказания! Есть желающие? — он обвел осужденных грозно–ехидным взглядом. — Нет? Я так и думал! — удовлетворенно ухмыльнулся он.
В этот момент он заметил группу граждан, стоящих за цепью автоматчиков. В их взглядах он ощутил столько ненависти, что даже безотчетно вздрогнул, потом посмотрел на старшего лейтенанта, начальника группы автоматчиков, хотел что‑то попросить его, но во время передумал и повернулся к своему помощнику, который держал в руках пятнадцать личных дел осужденных, отправляющихся на этап.
Тот с готовностью протянул первую папку, и капитан выкрикнул первую фамилию…
Началась рутинная посадка в вагон, специально оборудованный для перевозки осужденных.
Автор попытается посвятить Читателя, на что похож вагон для перевозки заключенных. Нет, это была не теплушка для перевозки скота, в которой соорудили трехэтажные нары и посередине поставили печку–буржуйку. Именно в таких теплушках и перевозили заключенных еще во времена Столыпина, а позднее и ГУЛАГа. С тех дореволюционных времен вагоны для перевозки заключенных и прозвали в народе «столыпинскими».
Но сейчас перед ними стоял нормальный вагон, переделанный из обычного пассажирского вагона.
Такие вагоны напоминали почтовые: в них также не было окон, а если и были, то только с одной стороны. То есть со стороны перрона, противоположной от той, где ехали осужденные. Но и они, укрепленные решеткой, были плотно закрашены краской под цвет вагона. В них, как и в любом обычном пассажирском вагоне, с одной стороны был коридор, а с другой — своеобразные купе. Такие же трехэтажные полки, а внизу в стене был вмонтирован небольшой столик.
Отличие заключалось в том, что вторые полки соединялись между собой откидной полкой и образовывали своеобразные нары, на которых при желании конвой мог загнать до семи осужденных. На третьих полках могли ехать двое, внизу были сидячие места, и там набивали до десяти страдальцев.
Итого, в одном «купе» «столыпинского» вагона конвой мог загнать до двух десятков спецконтингента, а в особых случаях, когда не хватало мест, а везти было нужно, то и намного больше.
Духота, вонь от давно немытых тел, вонь от естественных человеческих испражнений и, конечно же, отсутствие какой бы то ни было вентиляции, все это доводило некоторых, наиболее ослабленных осужденных, до инфаркта. Но кто обращал на это внимание?
Конвой отвечал только за количество заключенных, которых он принял во время загрузки: сколько голов принял, столько голов и должен сдать по прибытии к месту назначения. За болезни или даже смерть особой ответственности конвойные не несли, тем более что фельдшер, иногда сопровождающий осужденных, подписывал все, что было нужно начальнику конвоя для того, чтобы отмазаться перед проверяющим начальством.
Хуже всего было тем осужденным, которым приходилось ехать по этапу вместе с туберкулезниками. Возможности везти больных изолированно были столь мизерны, что неделями, а то и месяцами, дожидаться медицинского сопровождения с отдельными боксами никто не хотел, и на больных просто закрывали глаза.
Никому из тех, кто принимал подобные решения, а это, как правило, были начальники конвоя, и в голову не приходило, что, засовывая больных к здоровым людям, он рискует тем, что чахоткой могут заразиться и солдаты, охраняющие осужденных, да и он сам, и его дети, и внуки. Пропущенная им зараза, может бумерангом вернуться и к его родным.
Однако продолжим описание «столыпинского» вагона.
Вместо дверей, которыми были снабжены обычные пассажирские купе, там были укреплены раздвижные двери, сваренные из прочной железной решетки, чтобы дежурный конвоир, круглосуточно обходя вагон, мог просматривать и следить за тем, что происходит в отдельных «купе».
Несмотря на предупреждение капитана, Филимону как‑то удалось договориться со старшим прапорщиком, распределяющим этап по местам, и они: сам Филимон, Сема–Поинт и Семеон, оказались в одном «купе». Кроме них в «купе» посадили еще восемь человек. Сема–Поинт хотел было занять места внизу, но бывалый зэк, Филимон, резонно заметил, что трое суток спать сидя малоприятно: гораздо удобнее спать лежа, а потому он и предложил занять место на втором ярусе.
— И занять нужно быстрее, пока не начали сажать второй замес зэков! — заметил он.
— Думаешь, нас еще могут уплотнить? — спросил Сема–Поинт.
