Кремль 2222. Волоколамское шоссе - Кривчиков Константин Юрьевич

Однако вождь его не послушал. Он давно подозревал, что Ашаб шарлатан, потому что использовал вонючую мазь из котяха и снадобье из дерьма бага на все случаи жизни. И ни одного дампа еще ни разу не вылечил – ни больного, ни раненого. И, по‑хорошему, придурка надо было давно убить и зажарить на костре.

Но по обычаям клана почетная должность колдуна передавалась исключительно по наследству. А единственный сынуля Ашаба был еще слишком мал, чтобы исполнять ритуалы и следить за соблюдением обрядов. Поэтому приходилось терпеть – не оставлять же клан без колдуна? А то, что Ашаб придурок, так и сынуля не умнее. И где их вообще найдешь, умных, если эта самая, популяция, вымирает? Скоро и на охоту некому будет ходить. Не говоря уже о самках…

Так или иначе, вождь прогнал Ашаба, велев Шубу следить за состоянием пленного хомо – мол, если умрет, то так тому и быть. По крайней мере, будет что пожевать на завтрак. А сам отправился спать.

Однако к утру хомо неожиданно для всех оклемался. Живучий, значит, оказался. Хотя и с пустой головой. В смысле – без памяти. И теперь Пуго предлагал заманчивый вариант. Но сомнительный.

– Ты чего молчишь, Бужыр? – спросил, не вытерпев долгой паузы, шам. – Давай проведем эксперимент. Не понял, что ли?

– Да понял я, – хмуро отозвался вождь «мусорщиков». – Только экшперимент этот как‑то…

– Чего?

– Как‑то шомнительно. Ты шам ховорил, што блокировать память вжрошлохо хомо бежполежно. Мол, полным дураком штанет. Даже ешть шам ражушытша.

– В смысле – разучится? – наморщившись, уточнил Пуго.

– Ну да. Ражушытша.

– Да, это так. Подобный хомо становится, как младенец.

– А как же этот хомо шможет тохда шамок… И какой иж нехо воин будет, ешли он дратша не умеет? Я не понял.

– Видишь ли, Бужыр… – Шам сосредоточенно свел два нижних глаза к переносице. Третий глаз мутанта при этом смотрел прямо в лицо вождю. – Видишь ли, подобное произойдет, если умышленно заблокировать хомо память. Но нам представился удачный случай. Этот хомо сам все забыл, когда ему врезали по башке. Понимаешь? Он ничего не помнит о своей прошлой жизни. Надо лишь внушить ему, что он дамп. И он станет делать то, что надо нам.

– То ешть, он подумает, што он дамп и… Аха, понял… – Бужыр почесал за приплюснутым, как блюдце, ухом. – Нет, не понял. Как он штанет делать, ешли нишэхо не помнит? И не умеет. И это, как он шамок…

– Сдались тебе эти самки, – с раздражением произнес Пуго. – Объясняю еще раз – специально для самых умных. Если просто взять и заблокировать хомо память, то он все забудет. Но когда происходит случайная амнезия, то некоторые участки памяти продолжают у хомо работать. Этот хомо наверняка что‑то помнит и умеет делать. Например, умеет пользоваться оружием. Думаю, что он и с вашими самками справится. Если подсказать кое‑что.

Бужыр с минуту раздумывал, увлеченно почесываясь под мышкой. Потом спросил:

– То ешть он о шэбе не помнит, но кое‑што умеет? Так, што ли?

– Примерно так. – Пуго с облегчением выдохнул. – И при определенных условиях станет почти настоящим дампом. Таким, что и не каждый отличит.

– А ешли он вдрух ошухаетша и наброшытша на наших?

– Ты имеешь в виду, что он вспомнит о том, что он – хомо?

– Ну да.

– И убьет пару‑тройку дампов?

– Ну да.

– Ну и что? Всех же не убьет. – Шам закатил глаза вверх и выспренно произнес: – Наука, уважаемый Бужыр, в конце концов, требует жертв… Кроме того, сразу он все не вспомнит. Видишь ли, память в подобных случаях возвращается не сразу. Сначала он станет вести себя странно. Понимаешь? И мы всегда успеем среагировать. И даже извлечем из этого пользу.

– Какую?

– Если к хомо вернется память, то он вспомнит и о Капитолии. Тогда мы его допросим и получим ценную информацию. Например, об устройстве их укреплений. Понимаешь? Ну а потом уже убьем. Куда торопиться?

Бужыр скривился. Перекошенная физиономия выразительно свидетельствовала о том, что вождя «мусорщиков» терзают глубокие сомнения. Наконец, он изрек:

– Может, вшо‑таки лушшэ шражу убить?

– Не понимаю тебя, Бужыр. – Пуго с неодобрением покачал морщинистой, как засохшее яблоко, головой. – Вроде, мудрый и храбрый вождь, а тут… Ты же сам жаловался, что ваши самцы почти разучились оплодотворять самок. Импотенты они, короче.

– Да, эти шамые, – тяжко вздохнув, согласился Бужыр. – Импотенты.

– Так и я об этом. И бойцов у вас в септах не хватает. А ты предлагаешь его сразу убить. Не слишком ли дорогое удовольствие пустить такого молодца на мясо? – Щупальца под глазами шама требовательно вытянулись вперед. И Бужыр почувствовал в голове легкий холодок.

– Ну‑у… – Вождь почти сдался под напором Пуго. Но продолжал сомневаться. – Ешли ты харантируешь…

– Уверяю, из него может получиться отличный воин и самец. Надо лишь внушить ему, что он дамп. И я об этом позабочусь.

– А вдрух у нехо шовшэм не ошталошь памяти?

– В смысле – навыков?

– Ну да. – Бужыр кивнул. – И он, как этот – как идиот?

– А мы сейчас это проверим…

* * *

Он сидел у стены и дремал, когда к нему приблизилась целая делегация мутантов.

О троих из них – в тряпичных обмотках – пленный уже знал, что они дампы. И даже запомнил по именам: Бужыр, Убош и Шуб. Имени четвертого мутанта – очень уродливого и, до кучи, еще и с тремя глазами – Он не знал. Но успел с ним пообщаться с полчаса назад. Точнее, мутант задавал много разных вопросов, а Он отвечал. Отвечал, в основном, односложно, потому что смысла большинства вопросов не понимал.

А еще во время того допроса «трехглазый» постоянно пялился на Него своими буркалами и вращал хоботками – словно хотел просверлить в Нем дырки. У Него при этом противно холодело в голове, и Он как будто проваливался в черную яму. Кажется, даже пару раз потерял сознание. Хотя толком описать, что с Ним творится, Он не мог – не хватало мыслей и понятий. Боль в голове утихла, а вот противное ощущение пустоты не проходило.

Затем все мутанты, включая трехглазого урода, куда‑то ушли, оставив пленного в одиночестве. Ушли, вроде бы, недалеко – Ему даже показалось, что Он слышит бубнящие голоса. Но прислушиваться к ним не стал – доносились голоса еле‑еле, да и не интересовали Его чужие разговоры. Тут с собой бы разобраться.

Для начала Он осмотрел свое тело. Тело было, в целом, нормальное – молодое, крепкое и мускулистое. И без серьезных повреждений – так, с десяток мелких ссадин и синяков. Правда, на подъеме правой ступни Он обнаружил совсем свежий розовый шрам от едва затянувшейся раны – глубокий и рваный, пересекающий почти всю ступню. Он пошевелил ею, однако боли не почувствовал.

Тогда Он решил встать. Задача оказалась не из простых, потому что ноги поначалу подкашивались и дрожали – то ли из‑за того, что затекли, то ли по причине общей слабости. Но раненая нога при этом не болела, и Он мог ступать на нее твердо. И голова не кружилась. Что уже само по себе было неплохо.

Он походил взад‑вперед, разминая ноги. И даже руки чуток размял, которые по‑прежнему оставались связанными за спиной. Попутно Он оглядывался по сторонам, но ничего особенного в полутьме не разглядел. Лишь окончательно убедился, что находится в очень большом подвале, кровлю которого поддерживали многочисленные бетонные колонны‑опоры.

Помещение можно было бы считать совсем пустым, если бы не несколько деревянных столбов на распорках, стоявших в дальнем конце подвала. Однако предназначение столбов Его не заинтересовало, как и самого подвала, в котором Он очутился. Ну – подвал. Ну – столбы. Ну – дампы какие‑то. И чего?

Даже вопрос о том, что лично Он в этом подвале делает, не вызывал у Него особых эмоций. Физически Он ощущал себя почти здоровым. А вот чувства в нем словно заснули. Поэтому Он не предпринял ни малейшей попытки, к примеру, найти выход из помещения. Зачем его искать, если Он ничего не хотел и ни о чем не думал?