Анатолий Гончар - Атомный спецназ
– Ибрагим, Шамсуддин, Рахман, Лечо! – обратился он к своим помощникам, старшим над десятками, и закончил почти торжественно: – Время пришло! Ибрагим, прижми русских собак на фланге! Мы же сомнем собак, что перед нами. Взойдем на хребет и сломим шею остальным. Вперед!
Скомандовав, Рустам выждал какое-то время и присоединился к своим воинам.Треск выстрелов, грохот разрывов, крики боли, мат, дикие возгласы торжества и завывания от досады слились в единый нескончаемый голос боя. Рядовому Калинину, безмерно вымотавшемуся, уставшему скакать туда-сюда, перемещаясь по позиции в поисках укрытий, кратковременный, вызванный тем, что он, привалившись спиной к дереву, забивал в опустевший магазин патроны, отдых показался раем на белоснежном пляже. Хотя с пляжем его сейчас роднило лишь то, что одежда разведчика пропиталась насквозь потом, да и жарко было так, что, казалось, еще чуть-чуть, и из ушей повалит пар. К тому моменту, когда последняя пачка патронов оказалась забита в рожок, Константин чувствовал себя почти пришедшим в норму. Собравшись с духом, он отбросил в сторону шуршащую упаковку и, прижавшись к земле, заскользил вперед, туда, где, как ему казалось, будет лучший обзор вражеских позиций. Не дополз. Выстрел из РПГ-7 разорвался слишком близко, чтобы можно было надеяться избежать последствий. И то Калинину сильно повезло, в этот момент он находился в небольшой ложбинке, и все осколки пролетели мимо. Но взрывной волной его приложило так, что он потерял сознание.
– Костя? – окликнул видевший разрыв Маркитанов, но боец не отозвался.
– Костян! – прапорщик бросился к нему, уже не слишком надеясь застать в живых.
– Костя! – упав на живот и ухватив Калинина за руку, Маркитанов обнаружил бьющийся на его руке пульс. Боец дышал. Не увидев крови и поняв, что тот попросту сильно контужен, Дмитрий отстегнул от бесполезного калининского автомата, ствол у которого оказался покорежен осколками, магазин, ухватил разведчика под мышки и, пятясь, поволок в находившуюся неподалеку, замеченную ранее довольно глубокую яму.
– Держись, казак, атаманом будешь! – подбадривал Маркитанов находящегося без сознания разведчика. – Держись! – повторил он, подумав, вытащил из разгрузки бойца остававшиеся в ней снаряженные магазины и поспешил вернуться в круговерть смерти…Василий полз вперед, матерно обругивая цеплявшиеся за сошку сухие ветви деревьев и стебли стелющейся по земле ежевики.
– Нормально, нормально! – повторял он, пригибаясь от низко летящих трассеров. – Все пучком!
Руки сержанта мелко-мелко подрагивали, полностью захвативший его азарт боя наполнил мышцы жаром. Не было страха, он исчез, сметенный потоком действий, осталось лишь одно желание – прижаться к прикладу и слушать завораживающую трель «Печенега». Сейчас ему казалось – стоит только нажать спусковой крючок верного пулемета, и враги повалятся соломенными снопами.
– Васек, блин! – голос замкомгруппы выдернул его из радужного созерцания, вернув в мир реальности. – Справа сучара… Не видишь, что ли?
Не мешкая, Кадочников перекинул ствол и длинной очередью смел поднимающихся по склону «чехов».
– Вот вам! – влепив в оставшегося лежать на месте боевика пару пуль, Василий решил сменить позицию. Вовремя. Туда, где он только что находился, прилетели гранатометные выстрелы, грохнуло, обдало теплой волной, что-то больно ударило в ногу, и Василий почувствовал, как по бедру потекла кровь. Над головой с удвоенной силой засвистели пули. Сержант ответил длинной тяжелой очередью, затем еще одной и еще. Ногу защипало сильнее. Не раздумывая, Василий вытащил из разгрузки нож и взрезал брючину. Продолговатый осколок торчал из рваной раны, при каждом движении острыми краями все сильнее распарывая мышцы. Ухватив его двумя пальцами, Кадочников резко рванул его и едва не взвыл от пронзившей тело боли. Кровь полилась сильнее.
– Васька, прикрой! – Капустин поднялся и рванулся в направлении кустов шиповника. Забыв о ранении, Кадочников прижался к пулемету. Отдачей непривычно сильно ударило плечо. Лента кончилась. Скользкими от крови руками Василий перезарядил оружие и только тогда вернулся к собственной ране. Штанина полностью пропиталась кровью, а та все вытекала из никак не желающего затягиваться разреза.
– Чтоб тебя! – силясь разорвать скользящими руками упаковку индивидуального перевязочного пакета, сержант завалился на бок. Возможно, только это его и спасло. Пуля свистнула у самой переносицы и врезалась в росшее за спиной дерево. Впрочем, Василий этого не заметил. Наконец-то оказавшийся в руках бинт слой за слоем накладывался на рану, пропитываясь кровью и постепенно останавливая ее движение. Впереди разорвалась граната, осколки просвистели совсем рядом. Спину обдало холодом, и Василий, с трудом таща за собой пулемет, в очередной раз сменил позицию. Приподнялся, выискивая противника, и тут же со стоном уткнулся лицом во влажную травяную кочку. По его лицу зазмеилась тонкая струйка крови.
– Пуля? – сорвалось с деревенеющих губ. Боли сержант не чувствовал, лишь внезапно охватившую все мышцы слабость. «Убит?» – успел подумать он, прежде чем потерял сознание.
– Васек, прижми их, прижми их, Васька, сучок хренов! – орал прапорщик, но сержант не подавал признаков жизни. – Пулемет, где пулемет? Ну, суки!
Маркитанов взлетел над бровкой, перемахнул толстый гнилой ствол бука, в три прыжка перескочил открытое пространство и плюхнулся подле лежавшего неподвижно пулеметчика.
– Вася! Василий! – холодея от нехорошего предчувствия, прапорщик перевернул неподвижно замершее тело. Волосы на голове Кадочникова слиплись, лицо блестело от крови. – Пидоры! – подняв автомат, Маркитанов выпустил длинную очередь в направлении противника. С последним выстрелом послышался идущий от земли стон, сержант зашевелился, но глаза его остались закрыты. – Живой, сучара! – радостно возопил Маркитанов, хватая пулеметчика и оттаскивая его под укрытие толстого ствола разлапившегося корнями дерева. Пара минут ушла на то, чтобы перебинтовать раненому голову.
– Вениаминыч, «чехи», …ля… – донесся голос Капустина, с трудом отбивавшего атаку противника. Окинув взглядом неподвижно лежавшего Кадочникова, прапорщик кинулся к пулемету.
Огонь со стороны боевиков достиг пика своей плотности. Все, что могли срубить пули, оказалось срублено, теперь свинцовые конусы вгрызались в деревья, плющились о камни, впивались в землю. В помощь им летели осколки от разрывающихся ВОГов, изредка тяжко ухали гранатометные выстрелы. «Чехи» оправились и перешли в атаку. А стрельба со стороны засевшей на хребте группы велась столь вяло, что казалось, там работает всего пара автоматов, пулемет и одна винтовка. Этого было мало, слишком мало, чтобы удержать осознавшего свое численное преимущество противника. Маркитанов потянулся к рации:
– Кирилл, ты где, дери тебя за ногу?
Прапорщик добил последнюю пулеметную ленту и теперь быстро подсчитывал оставшиеся в его распоряжении автоматные патроны.
– Кирюха, прием! – но в ответ тишина. – Сокол, ответь! – потеряв всякую надежду связаться, Дмитрий попробовал воззвать к группнику официальным позывным, но связи все одно не было. Если кто его и слышал, то они не отвечали.
– Товарищ прапорщик, – из-за спины, видимо, поняв, что у Маркитанова проблемы со связью, выполз ефрейтор Бубликов. – Держите мою!
Дмитрий увидел протянутую рацию, взглянул на свою и выругался – его радиорелейка оказалась буквально разломана надвое угодившим в нее осколком.
– Спасибо, – машинально поблагодарив, Дмитрий тут же принялся вызывать группника. – Кирилл, ты что там притих? – хотелось сказать крепче, грубее, но прапорщик сдержался.
– Вениаминыч, держись! Мы скоро, мы сейчас… – пообещал Синицын.
– Толком, объясни толком. Нас давят, понял ты? Понял? – вжавшись в землю, орал Маркитанов.
– Вениаминыч, десять минут, дай нам десять минут! – группник тяжело дышал, чувствовалось, что они торопятся, куда-то бегут.
– Черт тебя побрал, поторопитесь! – понимая, что не в силах что-либо изменить, Дмитрий выругался. С рассветом оказалось, что возможности для отхода у его подгруппы нет. Пятачок на середине подъема на хребет в солнечном свете дня отлично просматривался и полностью простреливался.Валерка стрелял, лежа за небольшим кустом. Правда, едва ли он мог кого-либо скрыть – ветки и листья были изрублены горячим металлом. Так что со стороны куст напоминал огрызок старого веника. Но Валерке, казалось бы, до этого не было никакого дела. Он полностью слился со своим оружием. Стрелял и стрелял, слыша, как справа от него отстреливается короткими экономными очередями заместитель командира группы. А вот слева был только лес, предоставлявший огромные возможности для маневра не только разведчикам, но и их противнику. Правда, можно было надеяться, что «чехам» не дадут такого шанса отошедшие выше по хребту и должные там сейчас находиться Золотарев и Кутля, но все же Валерка нет-нет да и поглядывал в сторону фланга. Когда очередной магазин закончился, Капустин откатился в сторону, меняя позицию, перезарядил автомат, осторожно поднялся, выискивая врагов. Но выбранная позиция оказалась неудачной. Звука прилетевшей смерти Капустин не услышал. Неизвестно, была ли очередь выпущена случайно или нашелся слишком ушлый «чех», вычисливший место появления разведчика. Но одна пуля из прилетевшей очереди, вырвав волосы и разорвав кожу, прошла над ухом, ударила чуть выше ключицы, с жадностью впилась в молодое тело, прошлась внутри него, раздирая легкое, ощутила на смявшемся острие вкус печени и, вынырнув на свет в районе поясницы, шмякнулась о близстоящее дерево. Валерка охнул, захлебнулся кровью и затих в неподвижности.
– Валера, Валерка, твою мать! – пытался докричаться до него подползший к убитому Сергей Агеев. Тщетно.
