Константин Козлов - Секрет для ракетчика
— Идея простая. Я сейчас здесь засяду работать часа на два, а ты меня закроешь и дверь опечатаешь. Пойдет патруль — предупредишь меня по радио, чтобы я не шумел. — Анатолий похлопал по своей портативной рации.
— Ну, закрыть тебя не проблема, а чем я тебя опечатаю? Печати у меня нет, слепки твои слишком мягкие…
— Печать я тебе сейчас сделаю, — пообещал Анатолий. Он достал из вещмешка рулон фольги, оторвал, сколько было нужно, и обмотал конец свечи со слепком, так, чтобы фольга образовала стаканчик, дном которого служил торец свечи с «негативом» печати. Получилась своеобразная форма для отливки. Потом приказал Дрону держать стакан вертикально и налил в него воды. А затем щедро обдал фольгу газом из аэрозольного баллона. Фольга покрылась инеем. Майор заглянул внутрь, — вода замерзла. Давыдов снял трубку фольги со льдом внутри со свечи и, оборвав лишнюю полоску алюминия, протянул то, что получилось, Кондратову. Внешне было похоже на леденец «Спорт», продавались такие во времена Давыдовского детства. На торце «конфеты» была четкая печать, только не из стали или пластмассы, а изо льда.
— Вот тебе печать, держи, пока не растаяла. Пластилин только хорошенько разомни, и перед тем как отковыривать старый, посмотри, как стояла печать.
— Вот это здорово! — восхищенно прошептал разведчик. — Добро, трудись, а мы тебя прикроем.
Анатолий выключил свет, тут же Дрон исчез за дверью, и она беззвучно закрылась. Щелкнул механизм навесного замка, теперь выбраться наружу было бы сложновато. Случись что с группой, сидеть ему тут, как незадачливому искателю сокровищ в египетской пирамиде. Майор старательно гнал такие думки прочь. Он снова зажег свет и приступил к тому, зачем сюда, собственно, и явился. Если магнитные записи сохранились, то они должны быть где-то здесь, — или в магнитофоне, или еще где-то в помещении станции. Для начала Анатолий осмотрел оба МН-61 (устройство магнитной записи и воспроизведения, в котором в качестве магнитного носителя используется тонкая металлическая проволока), в одном аппарате проволока была перемотана на левую катушку. Магнитофон был, подключен к радиостанции и подготовлен к записи. Анатолий наклонился над пультом управления. Ага, судя по выбранной частоте настройки, на этих полетах она не была задействована, ротный приготовил ее для встречи «залетных» чужих экипажей. Проволока на другом МН-61 была остановлена тогда, когда на правую катушку намоталась примерно половина ее длины. Судя по частоте настройки второй станции, она вполне могла использоваться во время полетов, в тот самый день. Крышки мест установки катушек были опечатаны, но майор и не собирался их открывать. Выносить проволоку со станции он и не собирался. Анатолий взглядом поискал головные телефоны, воткнул вилку в гнездо с надписью «выход», запомнил, сколько примерно проволоки отмотано, а потом, немного отмотав ее назад, включил магнитофон на воспроизведение. Сначала в «наушниках» раздавался только треск и шипение, а потом он услышал: «Берестяной — старт, я семьсот сорок третий, взрыв в салоне, теряю высоту. Берестяной…». Катушки покрутились еще немного: «Семьсот сорок третий, я Берестяной — старт, на связь…». Это была та запись, качеством, конечно, похуже, чем на магнитофонах, находящихся на СКП, но все же это была она! Анатолий полностью перемотал проволоку назад, молясь только об одном: чтобы она не оборвалась при перемотке. Была такая болезнь у данного типа аппаратуры, тогда пришлось бы сращивать концы, а узел на проволоке — прямой факт вторжения посторонних. Проволока осталась целой. Анатолий достал из мешка портативный магнитофон, шнуры к нему он спаял заблаговременно, пока Кондратов и его группа искала лестницу. Анатолий вытащил вилку головных телефонов и подключил выход МН-61 ко входу принесенного им магнитофона. После чего включил свой «Panasonic» на запись, а МН-61 на воспроизведение. Пошло дело. Так, на очереди теперь фотопленка или фотографии. Анатолий принялся обследовать станцию. Пачка снимков, оказалась на полке с технической документацией. Анатолий взял верхний и поднес поближе к глазам, освещение было, прямо скажем, не очень. Это были фотографии индикаторов диспетчерского и посадочного локаторов РСП. В обиходе «курс», «глиссада» и «обзорный». Судя по укрепленной на стойке табличке с датой, снимки тоже были те. Обычно по окончании полетов или проверки снимки были обязаны подклеить в специальный журнал, эти, по всей видимости, просто не успели сделать. Анатолий прикинул: при благоприятном окончании летного дня печатают только некоторое количество фотографий, а здесь их было больше сотни. Очевидно, в связи с катастрофой отпечатали все кадры. Он достал фотоаппарат и начал их переснимать, жалея о том, что никогда раньше серьезно не увлекался фотографией. Вспомнил, что у его фотоаппарата широкоугольный объектив, и стал раскладывать снимки на столике один вплотную к другому, в несколько рядов, три вдоль, три поперек. Он успел отщелкать шесть партий снимков и поменять в своем магнитофоне кассету; когда приемо-передатчик предостерегающе прошелестел:
— Скиф, у нас гости. Очередная смена. Не шуми.
Давыдов подвинул к губам скобу с микрофоном и ответил:
— Принял. Сижу как мышь.
Он погасил свет, чтобы наружу не пробивалось ни малейшего лучика, и уселся в кресло оператора станции. За стенкой под кем-то зашуршал гравий, вероятно патрульный и разводящий обходили прицепы станции. Светился зеленый глазок на воспроизводящем магнитофоне. Минут через пять по ступенькам у входной двери загремели армейские башмаки, кто-то подергал замок. После чего Анатолий услышал:
— С печатью порядок!
— Ну и ладно, пошли ГСМ принимать.
Майор поднес к глазам наручные часы и нажал кнопку подсветки, было уже без десяти три. Начиналась собачья смена, самая нелюбимая часовыми и патрульными.
— Скиф, можно работать, — голос Дрона был спокоен.
— Спасибо, продолжаю, — стараясь отвечать тем же тоном, произнес Анатолий. Ему осталось дощелкать несколько снимков, и тут в аппарате кончилась пленка. Пришлось сматывать уже отснятую и менять катушку. Зарядив новую катушку, он продолжил. Еще две партии, и все. Анатолий сложил снимки на место. Осталось немного и магнитной записи. Прикинув, какие у всего этого дела могут быть последствия, он достал блокнот, в который переписывал номера приборов. Вырвал из него листок, начертал на нем, что такого-то числа, месяца августа, такого-то года он собственноручно произвел снятие копий с материалов объективного контроля, находящихся на станции, обозначил свое звание, фамилию и подпись. Подумал и для пущей важности приписал заводской номер МН-61. Сложил бумажку вчетверо и спрятал ее под стойкой аппаратуры, куда гарантированно не полезет при проведении уборки ни один, даже самый ретивый, военнослужащий. Наконец, закончилась запись и на магнитофоне. Анатолий привел все в порядок, сложил свое имущество в вещевой мешок и уже было приготовился вызывать Кондратова, чтобы тот вызволил его из заточения, как вдруг где-то вдалеке завыла сирена. Что еще за чертовщина, неужели они где-то засветились? Вроде работали аккуратно, никаких ошибок. Портативный переговорник снова ожил:
— Скиф, сюда идут. Четыре человека. Сиди спокойно и не дергайся, если что. Ничего не делай, мы рядом.
— Спасибо, брат, мы одной крови, — ответил Давыдов, а у самого тем временем побежал мороз по коже. Им там снаружи хорошо, хоть что-то видно, а тут сидишь как в склепе. Что же могло случиться? Послышались шаги и голоса, звякало оружие. Кто-то распорядился властным голосом:
— Сержант, бери своего ланципупа и прочеши те все вокруг системы, проверьте все, от и до. Давай открывай кабину.
Анатолий вспомнил, где и когда он слышал этот командный голос. Это был командир в/ч 22967 майор Ревда собственной персоной. Надо же, кто пожаловал, небось нашлась достаточно уважительная причина, чтобы командир пусть маленькой, но все же отдельной части был поднят с постели. Давыдов подхватил вещевой мешок и спрятался за стойку аппаратуры. Он вытащил свой «ПС» и бесшумно снял его с предохранителя. Сирена протяжно прогудела, затихая, и смолкла.
— Да что тут проверять, товарищ командир? Смотрите сами, все печати целые.
Голос определенно принадлежал Супоненко, умеренно пьющий ротный тоже был на ногах. «Неспокойная у вас, ребята, служба».
— Ты мне мозги не компостируй. Сказано открывай, значит, открывай.
— Да не было тут никого, — отвечал спутник комэска, звеня ключами.
— Сейчас посмотрим.
— Да что случилось-то?
— Объявился приятель того урода, который Томашенко взрывчатку подложил.
Дверь в станцию открылась, вспыхнул свет, сквозь щели между блоками аппаратуры Давыдову было видно вошедших. Вторым действительно оказался ротный, вид у него был заспанный, а аппаратная с его появлением тут же наполнилась ароматом приемного отделения медицинского вытрезвителя, расположенного возле общежития крупного завода в день выдачи на этом самом предприятии премиальных.
