Михаил Серегин - Контрольная молитва
– Слышал, Парфен стройку затеял? – спросил Костя.
– Я там был сегодня, – кивнул отец Василий. – Он мне сварщиков дал. Костя укоризненно посмотрел на священника.
– Не знал, что у тебя такие знакомые!
– Перестань, Костя! – пристыдил его отец Василий. – Я что, похож на бандитского друга?
Тема раговора стремительно изменилась. С одной стороны, им обоим было отрадно, что деньги, выколоченные бандитами из мелких предпринимателей, хоть в каком-то виде да вернутся работать на общество. По крайней мере рабочие места на стройке появятся. Но, с другой стороны, оба они прекрасно понимали, что если бандит и вложит во что-нибудь деньги, то лишь для того, чтобы обобрать общество еще сильнее. И если были для него простые усть-кудеярцы лохами, когда он сколачивал свой начальный капитал, то можно себе представить, за кого он держит простых людей теперь, поднявшись над ними на недосягаемую финансовую высоту.
– Нехорошо это! – качал головой священник.
– Верно, батюшка, ох, нехорошо! – вторил ему главврач.
Они просидели за разговором до двух часов ночи. И лишь когда отец Василий решительно пресек попытку главного врача достать очередную емкость со спиртом, Костя вызвал дежурную машину и подбросил отца Василия прямо домой.
Но и здесь они еще долго не могли расстаться, и главврач, обхватив священника за могучую шею, пытался досказать что-то последнее, что-то самое главное.
– Смотри, Мишаня! Чтоб ни-ни!
– Какие базары, Константин?! – обнял товарища отец Василий.
– Ты меня знаешь! – бил кулаком в богатырскую грудь священника врач. – Звонишь, я прихожу и все развожу, и никаких делов! Ты понял? Никаких делов!
Ольга стояла на крыльце дома, но в мужской разговор не встревала. И только уже дома, раздевая мужа, не утерпела:
– Долго же вас не было, батюшка.
– Твоя правда, матушка, – серьезно подтвердил отец Василий и рухнул в постель.
* * *
На следующий день отец Василий поднялся на полчаса раньше – разбудила Ольга. Батюшка не так уж часто засиживался за бутылочкой, но она уже знала: чтобы прийти в себя, ему наутро понадобится время.
Так было и на этот раз. Отец Василий неторопливо принял душ, изгоняя остатки хмеля, сделал небольшую разминку и сел за стол – его ждали горячие кислые щи, верное, а главное, привычное средство.
Поев, он вышел во двор, по-хозяйски осмотрел цистерну и убедился, что ребята отнеслись к распоряжению Парфена серьезно: каждая пробоина была аккуратно заделана обваренной по периметру небольшой округлой латкой. Внутрь он заглядывать не стал, но был уверен, что нержавеющий внутренний баллон цистерны обварен так же надежно.
«Помыть ее придется, – подумал священник. – Натоптали, поди, внутри…» Сзади подошла Ольга.
– Они все сделали? – на всякий случай поинтересовался отец Василий.
– Они даже помыли ее изнутри. Петрович лично распорядился. Воды, правда, пока нет, но Петрович говорит, сделано на совесть, не потечет…
– Петровичу верить можно, – кивнул отец Василий.
– Они даже краны в ванной смонтировали… Пока сварщики занимались, чтобы время не терять…
– Да? – удивился отец Василий. – Надо же! Я их об этом даже не просил…
Такая старательность рабочих не удивляла: слово Парфена весило очень много. Так что ребята старались не для отца Василия, не за совесть работали – за страх.
– Вы Ковалеву не звонили? – поинтересовалась Ольга.
– Нет, – качнул головой отец Василий и подумал, что, конечно же, Ковалеву позвонить надо. Жить, не зная, закончилась ли эта история с нападением на их дом, было неуютно. По-хорошему, здесь уже должны были суетиться эксперты, ходить по соседям дотошные следователи, но ничего этого не было и в помине.
Последние события отрезвили священника, и теперь он прекрасно понимал, что Ковалев – тот еще фрукт. Уже одно то, что он отпустил бандитов по какому-то звонку из Москвы, говорило о многом. Но, как бы то ни было, идти и расставлять точки над «и» было надо.
– Я сегодня рыбку приготовлю, вы уж не задерживайтесь, – дождавшись, когда он доест, сказала Ольга.
– Я постараюсь, – улыбнулся ей отец Василий. – У меня на сегодня никаких чепэ не запланировано.
– И слава богу, – как-то печально улыбнулась ему Ольга.
* * *
Отец Василий нормально отслужил заутреню и уже в который раз по ставшему привычным маршруту поехал в «Теплосети». Все шло, как всегда, кроме одной малозначительной детали… Священник еще раз, просто чтобы проверить себя, глянул в зеркальце. Метрах в пятнадцати за ним, словно приклеенный, ехал бежевый «жигуль». «А что, если это не случайно?» – подумал он: при таком повороте дела он вполне мог стать объектом слежки…
– Я скоро психом с вами стану! – засмеялся священник. – Манию преследования заработаю! Господи, спаси и сохрани!
Чтобы успокоиться, он намеренно завернул в какой-то переулок, миновал пару кварталов и выехал на ведущую обратно в храм дорогу в совершенно непривычном для себя месте. Бежевый «жигуль» тупо продублировал все его маневры.
«Этого мне еще не хватало!» – облился потом отец Василий. Преследователь вряд ли был из «органов». Судя по непрофессионализму, с которым был совершен маневр преследования, за рулем бежевых «Жигулей» наверняка сидел какой-нибудь малограмотный «любитель».
Отец Василий обогнул храм, проскочил в проулок, подождал, пока «жигуленок» не проследует за ним, снова оторвался и приткнул машину в проем между двумя железными гаражами.
Он выключил зажигание и дождался, когда преследователь проедет мимо: водитель явно не знал местности и просто потерял его. И тогда он положил кудлатую голову на руль и закрыл глаза.
Перед ним промелькнул целый вихрь странных, бессвязанных образов: беременная Ольга, любопытный Козелков, пьяный молоденький бизнесмен – там, на теплоходе, умный, властный и одновременно осмысленно жестокий Парфен… Отец Василий постарался проанализировать этот хаотичный рой мысленных картинок, но все время возвращался к финальной сцене своего разговора с Парфеном, там, на стройке…
Отец Василий не имел ни одного доказательства того, что Парфен как-то причастен к последним событиям; он даже не мог представить, что могло заставить усть-кудеярского бандита охотиться на столичного министра. Личные ли счеты или сторонний «заказ»… Но он знал одно: если кто-то перешел дорогу Парфену, этот «кто-то» обречен. Об этом говорила вся новейшая усть-кудеярская история.
И тогда священник осознал, что все может повернуться совсем не так, как он предполагает; что он может отдать душу в любой момент и тогда уже никогда не увидит ни Олюшки, ни их будущего ребеночка. Он понял, что боится. Впервые за много лет он испытал именно это чувство; впервые за много лет он испугался не за кого-то другого, не за провал важного дела, а за себя, просто за себя. Это был секундный приступ страха, но он был, и отец Василий уже не мог делать вид, что ничего не случилось.
«Господи, на тебя уповаю! – прошептал он. – Ты один знаешь, когда придет мой срок; не дай мне, Господи, отойти в страхе и отчаянии, помоги мне принять судьбу такой, какой Ты ее замыслил!»
Он оставил свою машину здесь же, между гаражами, и, аккуратно закрыв ее, пешком отправился в храм – отсюда было совсем недалеко. Отец Василий понимал, что Парфен не станет ничего делать просто так; и, если он послал человека следить за ним, это будет иметь последствия. Обязательно будет. А значит, следует к ним подготовиться.
В этой ситуации защиты искать было не у кого. Парфен достаточно много поработал, чтобы укрепить свое положение в Усть-Кудеяре; собственно, он был единственным в местных криминальных кругах, кто мог с гордостью сказать: у меня все схвачено. И это действительно было так. Лишь в одном-единственном месте у Парфена «не было схвачено»: там, на небесах… И только там отцу Василию могли помочь, если, конечно, это входило в планы Высшей Силы.
В храме отец Василий постепенно успокоился. Он напомнил себе, что царство Отца Небесного не от мира сего, хотя именно Он и сотворил здесь каждого из нас. А значит, ответственность за свои действия священник все-таки несет сам. И вопрос теперь состоял только в одном: что сделает лично он, чтобы Зло не обрело той силы, на которую претендует.
Конечно, отец Василий не мог почти ничего изменить в отношениях с Парфеном и его братией – это зависело не только от него. Но кое-что он все-таки мог. И главное, что должен был делать священник: двигаться своим, однажды избранным путем, что бы ни вытворяли слуги Зла.
«Надо идти к Ковалеву! – осознал он. – Что бы о нем ни говорили, а он здесь отвечает за все!»
Выходить в пекло июльского дня отчаянно не хотелось – черная ряса быстро прогревалась, и любой сколько-нибудь длительный переход превращался в пытку. Но задать Ковалеву несколько «неудобных» вопросов было необходимо.
