Андрей Дышев - Стоять насмерть!
– Пойду на пляж, – ответил я. – Там тепло и места много.
Господи, думал я, выходя через калитку в ночь, избавил бы ты меня от одной любви, но дал бы другую.
* * *Чем скромнее у человека жилище, тем меньше его стесняют гости. У моих скалолазов на двоих две палатки и один очаг. Из еды – дюжина банок тушенки да десяток пакетиков порошковых супов. А всегда принимают меня так, словно у них особняк из двадцати комнат.
Еще на шоссе я заметил, что рядом с палатками горит костерок. Оказалось, что Гриша не спит, сидит, задумавшись, на каменном стульчике, смотрит в огонь. Я, ломая на своем пути ветки, вынырнул к нему из мрака ночи, ожидая, что он сейчас схватится за топор, но Гриша лишь медленно поднял сонное лицо и, узнав меня, радостно улыбнулся.
– А-а, – шепотом сказал он. – Беглый каторжник! Садись к костру, сейчас твои кандалы распиливать будем. А почему снял полосатую робу?
Юмор у него, надо сказать, еще тот. Я присел рядом, подкинул в костерок ветку.
– Князь спит?
Гриша кивнул.
– Князь рано ложится – рано встает. У меня же все наоборот. А сегодня из-за погоды с обеда до вечера дрых в палатке. Вот сейчас и не спится… А ты ложись на мое место. Утро вечера мудренее, утром будем решать, что с тобой делать.
Я смотрел на освещенное красными бликами круглое, вечно подпухшее и помятое лицо Гриши, и в голове крутились слова Анны: «На стене он совершает подвиги, а потом с такой же самоотверженностью закладывает тебя милиции». Я не хотел, чтобы Гриша по выражению моего лица догадался, о чем я думаю, и, кивнув ему напоследок, полез в палатку.
Прошли те времена, когда я спал по десять часов подряд, не просыпаясь ни разу. Теперь же одна половина мозга спала, а другая следила – не треснет ли ветка под чьими-то ногами, не заскрипят ли тормоза машины на шоссе. Словом, это был не сон, а сплошное мучение, и, как только стало рассветать, я вылез наружу, где чувствовал себя в большей безопасности.
Бодрствующая смена лагеря сменилась. Теперь у очага я увидел Князева. Он сидел на корточках перед примусом и энергично подкачивал в него воздух. Гриша, надо полагать, уже спал в его палатке. Мы молча приветствовали друг друга.
Я сбегал к морю и искупался – не столько ради удовольствия, сколько ради того, чтобы убедиться в отсутствии на шоссе машин, а среди деревьев засады. Когда вернулся, Князев уже разлил по кружкам кофе и намазывал на хлеб шпротный паштет.
– Как будешь выкручиваться? – спросил он.
– В Ялту поеду, – ответил я. Когда я разговаривал с Князевым, то невольно перенимал его манеру и фразы мои становились короткими и скупыми. – Предстану перед водилой. Пусть подтвердит, что не я стрелял.
– Правильно, – кивнул Князев.
На этом, собственно, наша беседа и закончилась. Мы молча допили кофе, любуясь облачком, которое белой шапкой налезло на вершину Сокола, затем Князев встал, закинул за плечи маленький штурмовой рюкзачок и повесил на поясной ремень радиостанцию.
– На рынок, – пояснил он и быстро пошел к шоссе.
Еще некоторое время я видел его вылинявшие шорты и длинные загорелые ноги в белых кроссовках. Простой радиоинженер из Питера, думал я. Мало зарабатывает. Ну и что? Нельзя же все мерить суммой заработка. Может быть, он счастлив уже только оттого, что у него есть верные друзья, что ему покоряются вершины, что он отрывается от грешной земли и, как по ступеням, поднимается до самых облаков. И этот спартанский образ жизни, эта палатка среди деревьев, которые наполняют воздух головокружительным запахом хвои, этот костер в очаге из морских гладких камней – предел мечтаний, который он никогда не унизит банальным земным предательством.
Я посмотрел вверх. Эта стена, это чудо природы, манила меня к себе. За последние дни я несколько раз поднимался по ней, но сейчас вдруг нестерпимо захотелось опять пойти к вершине, ощутить тепло, исходящее от камня, словно от живого существа, увидеть, как постепенно удаляется от тебя земля, расширяется кругозор и все становится игрушечным, несерьезным, безобидным.
Я не стал будить Гришу, воспользовался его снаряжением и по перилам стал подниматься вверх. Горы как наркотик. Чем чаще на них бываешь, тем больше хочется к ним опять. Откуда в них столько притягательной силы?
Я долез до середины – не меньше двухсот метров от подножия, а от уровня моря все двести пятьдесят. Пристегнулся карабином к крюку, оперся ногами о стену, откинул туловище назад, сцепил руки на затылке «замком». Слабый ветер раскачивал меня, как маятник, стая чаек с ленивым криком кружила подо мной, по узкому воздушному коридору, как НЛО, беззвучно скользил обрывок облака, в самом деле похожий на тарелку. И бездна чистого теплого воздуха вокруг. Непередаваемое ощущение.
Я уже начал потихоньку засыпать между небом и землей, как неожиданно услышал снизу крик, который в мгновение нарушил идиллию. Теперь я понимал, как можно ненавидеть приземленную жизнь, находясь на уровне облаков. Пришлось принять вертикальное положение и посмотреть вниз. Рядом с палатками, похожими на огрызки цветных карандашей, отчаянно размахивал мне руками Гриша. Разобрать, чего он от меня хочет, не было возможности, и я решил спуститься, потому как он уж слишком настойчиво махал мне руками. Когда я заскользил вниз, он замолчал – значит, я правильно его понял.
– Привет! – буркнул он мне, когда я приземлился, и стал отцеплять меня от перил. – Сейчас я тебе такое скажу, что ты сразу на Эверест пойдешь.
Он заинтриговал меня настолько, что даже сердце стало биться чаще. Мы подошли к очагу. Гриша взял радиостанцию, стоящую на каменном столе, и сказал:
– Пока ты там ползал, я случайно поймал разговор двух мужиков.
– Каких мужиков? – не понял я.
Гриша пожал плечами.
– Затрудняюсь ответить тебе, но один из них был человек по имени Джо.
– Ты слышал, как он говорил по радио?! – не поверил я.
– У меня сбился диапазон, на котором мы обычно работаем с Князем, я стал крутить настройку и нечаянно поймал, как двое, значит, обмениваются информацией.
– О чем говорили, ну?
– Это, как я понял, был уже конец разговора…
– Гриша, короче! – взмолился я.
– Один, значит, говорит: «Джо, он собрался ехать в Ялту, чтобы водила засвидетельствовал его непричастность». Или что-то в этом роде. А Джо отвечает: «Хорошо, я понял». Первый спрашивает, значит: «Когда опять выходим на связь?« – а Джо отвечает: «Как вчера», – и, значит, дает отбой.
– А что значит «как вчера»? Это во сколько – «как вчера»?
– Да я откуда знаю?
– Слушай, Гриша, а чей голос-то был?
Гриша пожал плечами.
– Я не разобрал.
Я прожигал его взглядом. У меня прямо-таки срывался с языка вопрос: «Не Князя ли это был голос?» – и, опасаясь, что не сдержусь, я стиснул зубы и замычал, как от невыносимой боли.
– Ну чей, подумай!
– Да откуда я знаю, чей! – вспылил Гриша. – Говорят тебе: не разобрал.
– Вот так вот, – произнес я совершенно бессмысленную фразу и даже зубами скрипнул. – Продают с потрохами среди бела дня.
– А кто знал, что ты в Ялту собрался?
– Да все знали!
– А я не знал, – ответил Гриша и развел руками.
– Ну, разве что ты… Вот что мне теперь делать, Григорий?
– Когда ты хотел ехать?
– Сегодня ночью, чтобы рано утром быть там.
– Значит, надо ехать сейчас. Немедленно, пока этот Джо не помешал.
– Да где я сейчас Клима найду? Он наверняка куда-то свалил по своим делам!
– Дуй на автобусе.
– На Ялту единственный рейс уже ушел!
– Хватай частника! Делай что-нибудь!
Но я не шелохнулся, не сводя глаз с радиостанции.
– Послушай, Гриша, а какой радиус действия у этой штуковины?
– Километра три, не больше, и то если луч гора не заслоняет.
– Значит, Джо и его абонент находятся от нас максимум в трех километрах?
Гриша усмехнулся и отрицательно покачал головой.
– Нет, браток, это рация любительская, для рыбаков, чтобы выяснять, клюет у соседа или нет, а у твоего Джо видел какая? Японская, фирменная, у нее мощность раз в десять больше, чем у этой. Так что один из них может быть в Планерском, а другой – в Морском. Иди свищи!
– А у абонента какая станция?
– Да я откуда знаю, какая!
– А если такая же, любительская, то, значит, он от нас не дальше чем в трех километрах?
– Я все не пойму, на что ты намекаешь?
– Да нет, это я так, в порядке бреда.
– Это заметно.
Ну вот, подумал я, на одного меньше. Гришу исключаем. Неужели Князев? Неужели Анна была права и ее женская интуиция подсказала, кто предатель?
Глава 20
Я больше не мог оставаться в лагере ни минуты. Кто знает, о чем была первая часть разговора, которую Гриша не услышал? Может, о том, что я нахожусь в лагере альпинистов, куда надо срочно высылать наряд милиции?
Погода испортилась вконец, небо затянули бесконечные серые тучи, снова пошел дождь, но такая погода меня сейчас устраивала: все отдыхающие, коль на пляже делать нечего, ломанулись в Судак и поселок. Они бродили по магазинам, рынку, выставочным залам, крепости, и в толпе я был не слишком заметен.
