Андрей Дышев - Стоять насмерть!
Я безостановочно бормотал всякие ругательства, какие мне приходили в голову. Они снимали напряжение, и я пока не сделал ни одной ошибки, которая при моей спешке и без внешней страховки могла стоить жизни.
Когда я уже прошел две трети маршрута, менты устали глазеть на меня. Они сели кружочком у очага, сняли фуражки и, кажется, завели милую беседу с Гришей и Князевым. Я помахал им рукой, но этот жизнерадостный жест вряд ли кто заметил. Внезапно потемнело, вдоль стены поплыли матовые рваные струи тумана. Прямо над моей головой с оглушительным треском разорвалась молния. Море, каменистый берег, шоссе с желтыми «УАЗами», палатки и люди рядом с ними исчезли в одно мгновение, словно начался вселенский потоп и их залило серой и мутной водой. Я оказался в середине тучи и моментально промок до нитки. Это было очень кстати, потому что я не умывался с утра и сильно перегрелся, уползая подальше от грешной земли к небесам.
Из моего рта валил пар, как у загнанного коня, на расстоянии вытянутой руки уже ничего нельзя было разглядеть. Серая стена слилась с серой субстанцией, окружившей меня со всех сторон. И вдруг полил настоящий ливень. Грохот падающей и разбивающейся о стену воды сразу заглушил мой дикий хохот. Целые потоки низвергались вниз по стене и свободно падали параллельно ей. С водой скала смывала с себя камни, ветки, песок, все это сыпалось на мою неприкрытую голову и сильно напоминало артобстрел под афганским кишлаком Доши в апреле восемьдесят четвертого, где наш гаубичный дивизион дал залп по своим же позициям. Но тогда я нашел сухую промоину и упал на ее дно, накрыв голову рюкзаком. Сейчас мне негде было спрятаться. Я болтался на веревке, которая, казалось, не была прикреплена ни к чему и висела сама по себе в пространстве, раскачивался под порывами ветра, захлебываясь в потоке воды, заливающей мне лицо. Это была грандиозная природная феерия, торжество сил стихии, и я, оказавшийся полностью в ее власти, не способный даже защититься от падающих камней, смеялся над собственной ничтожностью и всей той блошиной возней, которой люди посвящают свои никчемные, жалкие жизни.
Гроза оставила меня в покое столь же внезапно, как и налетела, но земли я еще не видел – ее по-прежнему закрывали облака. На мокрой веревке, по которой еще сочилась вода, жумар держался не настолько крепко, чтобы можно было продолжать движение, но стоило рискнуть и пройти к Шторму незамеченным.
Прошло еще не меньше часа, прежде чем я добрался до относительно ровной площадки перед одним из каменных «шипов», где в идеально отшлифованной вмятине скопилась дождевая вода – целая ванна. Я жадно пил ее, встав перед этим искусственным озером на четвереньки, а потом залез в нее целиком, прямо в одежде, и лежал до тех пор, пока меня не стал бить озноб. К счастью, солнце снова показалось из-за туч, напоминая, что сейчас июнь, дело происходит в Крыму и здесь правит бал оно.
Щурясь от яркого света, я лежал на горячем камне, как на батарее, и одежда высыхала с поразительной скоростью. Ноги заслоняли высотку мидовского санатория. Стоянку, на которой недавно была припаркована темно-синяя «Вольво», я не видел – она находилась как раз за моими пятками. Анна ездила к Новоторову, думал я сквозь дремоту, и встречалась с ним буквально за пару дней до его смерти. Этот человек поставил ей кабальные условия, собственно, пригрозил, что убьет, если она откажется. Так что у Анны были все основания желать смерти Новоторова. М-да, интересная мыслишка…
Я вроде бы в шутку стал складывать мозаику из фактов, и получилось на редкость удачно. Анну я посадил рядом с референтом в «Вольво», способную домчать ночью до Никитского сада за два часа. Затем я попробовал дать референту имя Джо – и мозаика не рассыпалась, а стала выглядеть еще более привлекательной. Господи! – мысленно воскликнул я и даже привстал от волнения. Как все складно, однако, получается! Приехала Анна из Москвы – начались анонимные звонки. Вернулась из Ялты – и я встретился с Джо.
Я снова лег, продолжая создавать в уме гармонию. Вложил в руку Анны пистолет – и она стала выглядеть лучше, чем раньше. А потом, потом… потом я осторожно придвинул к ней яичницу и туалетный бачок. Стыкуется! Анна действительно выходила из комнаты, когда мы обедали у меня, – то на кухню, то руки мыть. Мало ли что ей надо было – я не следил.
Не хватало маленького штриха, и я представил, как вчера вечером, спустившись с Болвана, она идет по шоссе в поселок, сворачивает в санаторий, подходит к телефону-автомату, подвешенному к стене бювета, и звонит в отделение милиции. «Алло! – говорит она. – Вы разыскиваете Кирилла Вацуру? Можете взять его тепленьким в палаточном лагере альпинистов под Соколом. Только, чур, половина вознаграждения моя!»
Если это так, думал я, то мне откроется одна великая истина: сатана – женского рода.
* * *Я стоял под ветвью, низко склонившейся к земле под тяжестью еще зеленых, но уже крупных абрикосов, и Клим не сразу узнал меня. Потом он резко взял меня за руку и втащил через открытую калитку во двор. Ни слова не говоря, мы прошли мимо «Москвича», стоящего во дворе, свернули по узкой дорожке из плитки к душевой и снова вправо, в цветник, где стоял столик со скамейками.
– Я тебя жду весь день, – сказал он, закуривая. – Почему так поздно?
Я показал рукой на небо.
– Ждал, когда стемнеет.
– Есть хочешь?
– Не то слово.
– Ну, потерпи минуту.
Он пошел в дом, плотно обсаженный со всех сторон яблонями и абрикосами. Я слышал, как он что-то сказал матери, загремела посуда, и минут через пять он вынес мне сковородку с жаренной на сале картошкой и яичницей.
Я жадно набросился на еду, а Клим, не задавая вопросов, смотрел на меня, и малиновый огонек сигареты с каждой затяжкой освещал его губы тусклым светом.
– Может, выпьешь?
Я отрицательно покачал головой.
– Нет. Побреюсь только и пойду.
– Куда тебя еще несет?
– Есть дело.
– Не сходи с ума, – проворчал Клим. – Постелю тебе на чердаке, выспишься как человек. Ты уже на бомжа похож.
– Я знаю.
– Ну, рассказывай теперь.
– Что рассказывать? – Я пожал плечами. – Просидел весь день на Соколе. Время идет, а я еще ничего не сделал для своей защиты… А вы как?
– Встретились с Анной где-то около восьми утра у котельной дома отдыха и пошли к лагерю.
– Когда, кстати, она передала тебе, где я?
– Вчера. Поздно было, мои уже все спали. Тогда мы и договорились о встрече.
– А почему решили именно в восемь, а не раньше?
Клим пожал плечами.
– Она так сказала, а я не стал спорить, подумал, что вы так договорились. Гроза была жуткая, мы насквозь промокли. И как прошли крутой поворот, так сразу милицейские машины увидели. Подходить, естественно, ближе не стали, сели на бордюр, ждем, чем дело кончится. Гора вся в тумане, ни черта не видно. Где-то полчаса спустя видим: вся кодла возвращается к машинам. Тебя нет – значит, дал деру. Как машины свалили, мы к палаткам. Ну, эти твои друзья все подробно рассказали, как ты от ментов по стенке ушел. Молодец, так и надо. Попадешь к ним в руки – труба. Сожрут.
– По радио ничего нового не передавали?
– Передавали, – кивнул Клим и далеко отшвырнул окурок. – Дело об убийстве этого чувака ведут две следственные бригады Ялты и Симферополя, а также группа из частной сыскной фирмы.
– Круто взяли.
– Не дрейфь! Думаешь, ты один у них в числе подозреваемых? Да таких, как ты, может, уже десяток набирается. Они же работу по всем направлениям ведут, а не только на тебе зацикливаются. Так что, Кирилл, твое дело – выждать, пока они настоящего убийцу не найдут.
– Больше ничего не говорили?
– Про водилу что-то сказали… Сейчас вспомню… Да! Он находится в ялтинской горбольнице, состояние его остается тяжелым, но он уже отвечал на вопросы следователя и вроде бы намерен составить словесный портрет убийцы.
– Мне бы в Ялту, Клим.
– Зачем?
– Провести очную ставку в присутствии свидетелей. Я демонстрирую водителю свою физиономию, а он меня не узнает. Это хоть какое-то алиби, первый шаг.
– Ты хочешь, чтобы я тебя отвез?
– А как же иначе, Клим? Если я поеду автобусом, у меня будет намного больше шансов попасть в лапы ментам.
Клим задумался, покусывая губы. Я понимал, что со мной он рискует: нас могут остановить на трассе, и у Клима будет неприятностей выше головы.
– Хорошо, – твердо сказал он. – Я отвезу тебя в Ялту. Не каждый день такие ситуации выпадают.
Я крепко пожал ему руку. Клим смотрел на меня. Его так и подмывало что-то спросить у меня.
– Кирилл, – медленно произнес он, опустив глаза, – а как же так получилось, что милиция нагрянула к альпинистам?
Ах, Клим, Клим! Этот вопрос не давал ему покоя. Конечно же, он понимал: я первым делом подумал на тех людей, кто знал о моей ночевке под Соколом, в числе которых был и он сам. Мой старый друг Клим мучился потому, что я мог предположить его нечестность, его предательство. Ему было стыдно, но он не мог – это было ниже его достоинства – оправдываться передо мной, и он тихо терпел эту страшную боль от подозрения.
