Александр Бушков - Пиранья. Звезда на волнах
Чуя солидного покупателя, китаец суетился, доставая с полочек все новые и новые чудасии. Мазур, наконец, смог ему втолковать, что пора остановиться. И без того сумма набралась внушительная. Как раз такая, чтобы сделать хорошему клиенту одолжение за счет фирмы...
– Да, вот что, – лениво сказал Мазур, когда хозяин выложил перед ним на прилавок громадный пакет. – Я могу от вас позвонить?
– Пожалуйста, сэр. – Китаец, не мешкая, достал из-под прилавка старомодный белый телефон, а сам деликатно удалился в заднюю комнатку.
Иные телефонные номера управления порта намертво врезались Мазуру в тренированную память – они были указаны на бумагах, с которыми он в качестве суперкарго «Нептуна» скитался по бюрократическим лабиринтам...
Первый звонок оказался пустышкой – на том конце провода не желали брать трубку. Второй номер. Трубку сняли, но переадресовали в другой департамент совершенно по-советски. Ну, наконец...
– Здравствуйте, – сказал Мазур на неплохом английском (уж никак не на пиджине, чертовски несолидно!). – Господин Рамачирака, это Раджаят из фирмы «Раджаят и Сингх»... Мне, право, неловко затруднять вас по столь пустяковому вопросу, но мой компаньон весьма настаивал...
– Простите, любезный господин, вы не могли бы выражаться более конкретно? – нетерпеливо отозвалась трубка.
– Охотно, – сказал Мазур, затаив дыхание. – Видите ли, панамское судно «Нептун», которое обычно швартуется именно на подведомственном вам пирсе, осталось должно нашему шипчандлеру определенную сумму, причем срок уплаты истек вчера... Сам я не проявляю особенного беспокойства, но мой компаньон прослышал...
Он умышленно оборвал разговор на этой именно фразе – вроде бы и не объяснил ничего (что там «прослышал» компаньон?), и в то же время словно бы и объяснил все...
– Ничем не могу пока что помочь, любезный господин... Раджпут, – чуть сварливо откликнулась трубка. Очевидно, собеседник принимал Мазура за представителя какой-то мелкой фирмочки, этакого коробейника, и не считал нужным с ним церемониться. – По-моему, «Нептун» должен вернуться в порт послезавтра, по крайней мере, так мне говорили. Тогда и можете выдвинуть к ним претензии...
– Значит, он в море сейчас? – спросил Мазур удрученно.
– Ну да, ну да, не в воздухе же, любезный господин... Раджхи. Вот тут мне подсказывают... позавчера они ушли, а дня через два должны вернуться...
– Позавчера? – не удержался Мазур.
– По-за-вче-ра, – отчеканила трубка. – Швартоваться они будут на прежнем месте. У вас ко мне есть еще какие-то дела?
– Никаких, – сказал Мазур. – Простите за беспокойство, до свиданья, любезный...
Услышав короткие гудки, замолчал, положил трубку, вежливо поклонился хозяину лавчонки и взял свой огромный пакет, упакованный так, словно он сам по себе был произведением искусства. Только китайцы так умеют.
Хозяин смотрел на него с мудрым восточным равнодушием к чужим непонятным делам.
Мазур поскорее убрался на улицу. Душа у него пела, ликовала душа, все прохожие казались милейшими, добрейшими, лучшими на свете людьми, все женщины – писаными красавицами, а этот город – прекраснейшим на свете.
На ловушку это никак не походило – ну кто мог ожидать, что в один из департаментов управления порта позвонит некий Раджаят? Раджаятов вкупе с Сингхами здесь даже больше, кстати, чем Ивановых в Москве... Нет, не ловушка. Следовательно, «Нептун» целехонек и продолжает гордо пенить здешние моря.
Ах, тестюшка, сукин кот... Плохо верится, что набрехал он неумышленно, что сам ошибся. Нет, никаких сомнений, все было продумано – авось да клюнет рыбка на приманку. Что, собственно, и произошло. Неужели тесть, якорь ему в задницу, рассчитывал, что зятек, оказавшись в Катан-Панданге, не догадается навести справки о своем «погибшем» судне?
Черт их поймет, здешних. В конце-то концов, старому интригану не менее, чем зять, необходим был внук, а это, обозревая события недавних ночей, вполне даже может произойти...
Интересно, что Мазур ощутил нечто похожее на укор совести: на свой лад тестюшка был хороший мужик. Отнесся со всей душой, дочку в жены отдал, наследным принцем сделал... Даже неловко как-то, нехорошо получилось...
Ну, ничего не поделаешь. Главное, сам Мазур как бы и ни при чем. Вернись шхуна на остров без него, тесть еще мог бы высказать немало «теплых» слов в адрес вероломного зятя, но теперь, когда никто не вернется, когда выяснится рано или поздно, что шхуна исчезла бесследно вместе со всеми, кто был на борту, вряд ли хоть один островитянин скажет худое слово в адрес беглого Джимхокинса. Будут считать, что погибли все до одного, а это совсем другое дело, это уже, как в старину говаривали, неизбежные на море случайности...
Вот только Лейла... Мазур до сих пор чувствовал эту сердечную занозу. Слишком хорошо понимал, что у него никогда уже не будет т а к о й жизни, как на том островке, это даже не сравнишь с сытой и вольготной жизнью полного адмирала, тут другое...
Он вошел в ресторанчик, исполненный нежной любви к человечеству, – золотые минуты, которым, увы, не суждено длиться долго, вскоре все вернется на круги своя, суровая реальность вернется, житейские сложности...
– Слава богу, – просиял Пьер, сидевший с набитым ртом. – Я уж думал, ты и не вернешься...
– Вздор, мон ами, – сказал Мазур, уселся за столик, налил себе рисовой водки и чуть было не жахнул ее по-русски, но вовремя опомнился и неспешно в ы ц ед и л. – Мы, исландцы, не позволяем себе никаких подлостей по отношению к напарникам – до тех пор, пока означенные напарники хранят верность... Ну как, ты еще в состоянии лопать?
– Честно сказать, больше не влезает, – признался Пьер, глядя с тоской на теснившиеся перед ним блюдечки, подносики и крохотные сковородки над жаровнями. – Ничего, вечером здесь же и поужинаем, а?
– Будь на моем месте философствующий китаец, он бы тебе непременно сказал, что до вечера еще нужно дожить...
– Да брось ты, доживем, – беззаботно отмахнулся Пьер с исконно галльской легкостью. – Ты вон весь сияешь, парень... Дела хороши?
– Неплохи, я бы сказал, – кивнул Мазур, решив, что вполне может себе позволить еще водочки. – Ну, ты сыт наконец? Собирайся, нужно, наконец, добраться до китайца, пока товар не протух. Черт его знает, как с ним нужно обращаться, чтобы был в товарном виде...
Глава третья
Сокровище из «Пещеры сокровищ»
Заведение они нашли, поплутав лишь самую малость, – и то из-за того, что старательно высматривали витрину, как нельзя лучше отвечавшую их представлению об аптеках. Меж тем это оказалась никакая не аптека – антикварная лавка. С тремя видами вывесок – местной загадочной вязью, не менее загадочными иероглифами и, наконец, по-английски. Естественно, им оказалась понятна лишь последняя, скромненько гласившая: «Пещера сокровищ». Именно эти два слова, не понимая их смысла, старательно изобразил палочкой на песке Пенгава, объясняя Мазуру еще на острове дислокацию. Именно они значились и на мятой рекламной листовке, старательно сберегаемой тестем. Адрес соответствует, двойная проверка проведена, никакой ошибки. Ладно, в конце концов, если уж американские аптеки, помимо чисто фармацевтических причиндалов, торгуют еще и мороженым, кока-колой и кучей другой мелочевки, почему китайский аптекарь не может обитать в антикварной лавке? Тончайшая специфика Востока, господа...
Особых сокровищ в витрине что-то не наблюдалось – там просто громоздились разные разности, не столь уж и драгоценные: груды разноцветных кораллов, россыпи раковин, непонятные поделки из пожелтевшей от времени слоновой кости, страусиные перья, сабли в потертых ножнах и японские мечи, чучела птиц и зверюшек...
Мазур вошел первым. Под потолком бесшумно вертелся неизбежный вентилятор, несколько стеклянных ящиков, полированный прилавок и полки темного дерева были завалены и заставлены столь же случайными, самыми неожиданными вещицами: модели парусных европейских кораблей, китайских джонок и каких-то вовсе уж непонятных судов, те же облезлые сабли и целая вязанка громадных шпор, бубенчики, деревянные драконы, тускло-золотой эполет неведомой историкам армии, два огромных, тронутых ржавчиной фонаря из тех, что в старину прибивали к корме кораблей, и еще куча всякой всячины, так что глаза разбегались, не в силах рассмотреть всего.
За прилавком восседал пожилой китаец в черном халате и темной шапочке с яшмовым шариком наверху. Столь старомодное одеяние былых мандаринов Мазур видел лишь на какой-то картинке. Вместо того, чтобы умиляться очередной экзотике, он прагматично подумал: «А ведь в таком вот широченном рукаве можно спрятать не то что кольт а, пожалуй что, даже парабеллум артиллерийской модели, самый длинноствольный и габаритный из всех своих собратьев...»
Однако китаец и не подумал выхватывать из рукава нечто огнестрельное – он вежливо поклонился, самым церемоннейшим образом, собрал морщины в улыбку и осведомился:
