Эльмира Нетесова - Подкидыш
— Какой?
— Сторожа нет. Надо купить списанную будку для материалов и инструмента. Не станем же мы все на себе таскать всякий день! А на будку скинуться надо самим.
— Поблизости складов нет?
— Откуда? Ни одной живой души, — вздохнул Борис Петрович.
Утром они приехали на новое место. И не успели оглядеться, как к ним подошли первые заказчики:
— Нам срочно нужно! Покойник уже неделю в доме лежит в гробу. А ваши никак не договорятся, где хоронить? Там нельзя — мест нет, как на самолет, здесь нельзя, потому что ничего не готово. А нам каково? Вы можете себе представить, когда мертвец уже неделю в доме лежит? Дышать нечем стало! Все нервы на нитки! Мы на вашу службу в суд подадим!
— Подавай! — рявкнул Николай и добавил: — Не ты от покойника задыхаешься, он от тебя. Скоро сбежит сам! Чего хлябало открыла? Кто тут кому обязан? Бери лопату и копай! Сама! А то ишь, указка выискалась!
— Хам! Негодяй! Свинья! Я тебя научу, как с людьми разговаривать! — нырнули заказчики в машину и умчались в город.
— Зря ты сорвался на них! — посетовал бригадир.
А через полчаса машина вернулась. Из нее вылезли двое здоровенных парней и сразу подошли к Николаю. Тот держал в руке лом. Заметив это, приехавшие резко приостановились:
— Эй, ты! Чего канителишь? Почему не фалу- ешься на могилу? Иль тебе наш кент не по кайфу?
— Нам все равно, кому нужна могила. Но не можем ее копать, покуда не знаем, где граница кладбища. Видишь, нет разметки, плана местности! Без этого не имеем права начинать работы! — ответил бригадир.
— Когда его вам дадут? — спросили приехавшие.
— Не знаем. Обещали сегодня. Может, сейчас, а может, вечером привезут!
— А зачем женщинам нахамили?
— Они на моего работника поволокли! Он им ответил тем же! Самим нужно научиться говорить, — осек бригадир.
— Ты знаешь, с кем говорил?
— А мне безразлично! Хоть кто! Все здесь успокоятся! Это кладбище. Здесь гордых нет. И должности гниют вместе с прошлым.
— Мы о живых говорим…
— Короче, чего хотите? — не выдержал Николай, ухватив ломик покрепче.
Это не осталось незамеченным.
— Нам сегодня покойного хоронить надо.
— Вон, начальство прибыло! С ними толкуйте! — заметил бригадир подрулившую «Волгу». А через полчаса Николай с Валентином копали могилу на новом кладбище.
— Мужики! К четырем будет готова? — подошли парни.
— Мужики — в пивбаре! Понял? У нас имена есть. Молод вот так с нами разговаривать, — осек Валентин.
Заказчики подошли к бригадиру:
— Сегодня можем привезти покойного?
— Сначала оплатите работу!
— Само собой! — достали сто долларов. —
Этого хватит?
— Получите сдачу!
— Не надо! Постарайтесь к четырем…
— Привозите, — ответил бригадир. И послал в помощь Николаю и Валентину Дмитрия.
Тот хохотнул коротко:
— За такие бабки я всю ту компанию урою и глазом не сморгну.
К вечеру подъехала похоронная процессия. Недавние заказчицы в черных платках сбились вокруг гроба, плакали, причитали на весь пустырь:
— Зачем же ты так рано покинул нас?
— На кого оставил нас, родной наш?
— Как жить теперь без тебя?
Николай отвернулся. Ждал, когда все родственники простятся и гроб нужно будет опускать в могилу.
Он слышал, как затихал плач. Как Борис Петрович позвал Федьку забить гроб.
— Коля! — почувствовал чье-то прикосновение к плечу. Оглянулся. Арпик…
— Здравствуй. Вот уж случайность. А мы главврача хороним. Я с ним много лет проработала. Хороший был человек.
— А мне какое до него дело? — отошел в
сторону, отвернулся.
— Николай! Помоги! — позвал бригадир и подал веревку, чтобы всем вместе опустить гроб. Калягин привычно завел ее под дно.
— Взяли? Опускаем! — услышал голос бригадира.
Когда по крышке гроба застучали первые комья земли, Арпик подошла снова:
— Тебе не о чем спросить меня?
— Нет!
— А о сыне?
— Не мешай! С меня хватит!
— Я виновата! Но не он!
— Отойди! Не позорь меня!
— Что? Да как ты смеешь? — всхлипнула деланно.
Николай молча закапывал могилу и не оглядывался по сторонам. Вот и все! Легли венки у временного памятника. Рабочие отошли в сторону. Их настырно звали помянуть покойного. Но все отказались наотрез.
Им принесли выпивку и закуску. Но бригада не приняла угощенья.
— Они нас считают за быдло. Вроде мы одноклеточные. А они — элита! Сливки общества! Дерьмо! Мы без них проживем. Зато они — ни за что! Кичатся должностями! Да и то не своими — умершего. Я посмотрю, что с ними самими будет через год? — сплюнул Федор, отмывая руки.
— С ними? Ничего не случится! Его жена на теплом месте устроилась! Директор ресторана! — ответил Борис Петрович.
— Откуда знаешь?
— Ее первый муж, мой друг! Из-за нее в петлю влез. Давно это было. — Теперь второго загнала! Скольких еще на тот свет отправит, стерва? Она меня забыла. Зато я узнал сразу! — поморщился Борис Петрович и спросил: — Николай! Что за женщина к тебе приставала? Или знакомая появилась?
— Бывшая жена…
— Видно, поговорить хотела? Иль мосты навести из прошлого?
— Поздно. Отболело!
— Смотри! А она опять к тебе идет! Настырная бабенка! — усмехнулся бригадир.
— Николай! Можно на минуту? — позвала Арпик. Калягин нахмурился, как от зубной боли скривился.
— Чем обязан? Что нужно? — не сумел скрыть раздражение.
— Я считаю, что тебе пришло время повидаться с сыном.
— Не вижу никакой необходимости. Он живет с матерью-интеллигенткой. Вряд ли сумеет найти общую тему со мной. Да и ни к чему. Я остыл и забыл всех вас. Оставь меня в покое…
— Я к тебе не имею претензий. Сын хочет увидеться!
— Я не хочу! Он жил с тобой! Впитал в себя всю твою мерзость. Стал твоим повтореньем. Не хочу увидеть тебя в нем. Не зови. Это пустое. Я не приду. Все кончено. И прошлое — досадная ошибка! Угомонись. Ты очень постарела. Но внутренне осталась прежней. Все прошлое я давно похоронил. В нашей жизни ни одного цветка, лишь угли да пепел. Ты исковеркала, изувечила мою жизнь. И свою, как понимаю, не можешь устроить. Но на меня не рассчитывай…
— Меня ты не интересуешь. Я выполнила просьбу сына. Что ж, передам ему, что отец — негодяй! Испугался прошлого и презрел его! Кстати, я и не собиралась предлагать примиренье. Как ни стара, имею друга. И мы будем вместе, как только Павлик поступит в училище. Именно об этом он хотел посоветоваться с тобой. О своем будущем!
— У него советчиков и без меня хватает. Не хочу вмешиваться в вашу жизнь! Мы слишком разные…
— Сын — твоя копия! К сожалению, чем старше он становится, тем труднее в общении. Думаю, только тебя он послушается и не наделает ошибок. Сам понимаешь, отчим не поможет. Не станет подсказывать. А Павлик — наш сын. Наша с тобой общая боль и забота. Оступится — не только я, но и ты в том будешь виноват.
— Ты его растила! Ты и отвечай за свое!
— Я виновата, что ты скитался по тюрьмам? Разве из-за меня туда влетал?
— Второй раз — и ты не без вины!
— Свою родню вспомни!
— Хватит! Я не хочу разборок! И тебя забыл! Уходи! С Павлом я встречусь! Но не у тебя! Я позвоню ему!
— Когда?
— Вечером! Пусть будет дома…
— Я передам ему. Прощай, Николай. И не считай меня дешевкой, способной вешаться на шею. Я свое мнение о случившемся не изменила. В этом ты прав. Разные мы с тобой. Общий лишь наш сын. Он, к несчастью, любит тебя и ждет…
— Как знакомо! Как старо! — усмехнулся Николай в лицо Арпик. И, развернувшись, не прощаясь, ушел к бригаде.
— Цепкая женщина! Настоящая тигрица! Умеет взять в оборот! — смеялись мужики, слышавшие весь разговор.
— Что вы хотите? Ее жизнь — бабье лето! Все они стервозы! — сплюнул Федор, разглядывая плиту для могилы.
— Хватит баб склонять! Вон я со своею три десятка прожил. Ни разу не погрызлись. Она у меня — лучший друг. Надежнее любого мужика. Наравне со мной, как ломовик, семью тянет. Разве дело — всех огульно хаять? Я за всю свою жизнь ни на одну другую не глянул. Потому что свою, как счастье, берегу. А вы всех поголовно говном облили. Тут уж к себе приглядеться не грех! — не выдержал Константин, работавший в бригаде сварщиком и жестянщиком.
— Тебе одному из тысячи повезло!
— Брехня! И я со своей путем живу! Ладим между собой. Вон уж внуков шестеро. А у нас все еще медовый месяц!
— Счастливчик!
— Послушай! А фингал тебе тоже за любовь посадила? Признайся, чем долбанула? Каталкой? Иль утюгом? — вспомнил Иван.
— Ну, это не она! Я с шуряком малость повздорил. Он мне, я ему! Уже помирились. Чего не бывает?
— Не ври, Женька! Этот фингал не мужичьей рукой поставлен. Слабый был кулак. Неумелый! Ниже глаза! Мужичий почерк не такой! Это бабье! Их работу издалека видать! К тому ж царапины были! Этого шуряк не сделает.
