Валерий Горшков - Черная метка
Лучшего места для временной стоянки новенького внедорожника, чем площадка перед логовом шайки «народных избранников», и быть не могло!
Заурчав мощным мотором, «ниссан-террано» с четырьмя пассажирами вальяжно вывернул со стоянки и, сверкнув темными стеклами, взял курс на огибающее городок с юга Мурманское шоссе.
За рулем сидел Доцент, рядом потягивал пиво Бита.
Расположившиеся на широком заднем сиденье Чахлый и во второй раз в жизни принятый в «пионеры» Крокодил, раскрыв сумку с деньгами, горящими глазами пожирая упругие банковские пачки, торопливо подсчитывали добычу.
К радости братков, она оказалась значительно больше их прикидок.
— Шестьсот двадцать тысяч рублей, не считая мелочи! — подвел итог Чахлый, довольно хмыкнув. — Нормалек, пацаны. Наш общак растет день ото дня. Чем крепче станем на ноги, тем увереннее будем смотреть в будущее. За «капусту», как известно, и черт пляшет, и прокурор поет...
Городок остался позади, джип, набирая скорость и мягко проскакивая дорожные ямы, мчался по направлению к Северной Пальмире.
— По сто пятьдесят пять кусков на каждого! — по уркаганской привычке мгновенно поделив сумму добычи на равные части, хрипло произнес Крокодил. — Для начала куплю себе французский клоповник, типа «Наполеона», со всякими там деликатесами, а потом закажу отпадную девочку из эскорта и испизжу ее вовсюду! — зажмурился в предвкушении скорого удовольствия Гена Елкин. — А потом...
— Ты, Крокодил, не обижайся, но хоть и кантовался ты уже на малолетке, баланду жрал, а ума, как я вижу, не нажил, — спокойно, сохраняя марку непререкаемого пахана, заметил Чахлый, вернув деньги обратно в сумку, застегнув «молнию» и примирительно положив руку на плечо заметно набычившегося и засопевшего подельника, с ходу определенного в вечные напарники к исполнительному дураку Бите. — Это только жулики да сопляки сразу делят все надыбанные бабки поровну. Поэтому и ходят вечно на измене, с пустыми карманами, да на нарах чалятся за плевые дела... В серьезных командах, вроде нашей, которые хотят существовать в достатке и авторитете долгие годы, система иная. И если по справедливости, то каждому из нас сегодня полагается по пятьдесят пять кусков на руки, а остальные четыреста остаются в общаке. И так будет до тех пор, пока не накопим серьезную страховку, гарантирующую нам решение многих проблем! Вот, скажем, повяжет тебя вдруг мусорня... Кто и с чего будет деньги адвокатам и ментам засылать, чтобы под подписку освободили и дело уголовное развалили?! А взятки чиновникам, когда будем хаты пропавших без вести алкашей в центре города на себя записывать?! А прочие нужные вложения, которых тоже нарисуется немерено?! Каждая из группировок имеет свое логово, будь то кафе, бар или ночной клуб, — чем мы хуже?! Рано или поздно, когда с нами начнут считаться, придется отметиться у смотрящего по Питеру от воров и регулярно отстегивать в главный общак России, — серьезно заметил Чахлый, в упор глядя на стушевавшегося под его стальным взглядом и аргументами Крокодила. А потом уже другим тоном добавил: — Но насчет биксы ты не волнуйся, будет тебе сегодня порево! По высшему разряду. Из тех, что в «Невском Паласе» обитают. Или в «Прибалтийской». Есть у меня предложение — отметить наше удачное дельце и твою прописку в бригаде в баньке, с водочкой, пивком и прочими мужскими радостями, включая сосок-профессионалок. Возражения у толпы есть?!
— Какие могут быть возражения, командир! У меня уже стоит, как телеграфный столб! — громогласно расхохотался захмелевший после первой банки пива амбал Бита. Несмотря на массивную комплекцию, он, как и все ярко выраженные олигофрены, плохо переносил алкоголь и даже при хорошем закусе упивался в хлам уже после двухсот граммов правильной водяры.
— Я согласен! — пожав плечами, сообщил Доцент. — Прибор требует регулярной продувки!
— Значитца, так и порешим, пацаны, — поставил точку ухмыльнувшийся Чахлый. — Слышь, Бита, поставь музон, что ли?!
Дебил, бросив под ноги смятую крепкой ручищей банку из-под «Хольстена», порылся в бардачке джипа, отыскал среди вороха купленных накануне аудиокассет свою любимую, вставил ее в магнитофон и увеличил громкость до максимума.
«Братва, не стреляйте друг в друга! Вам нечего в жизни делить! — раздался из четырех динамиков, резанув по ушам, хриплый сермяжный голос мэтра русского шансона Евгения Кемеровского. — За круглым столом позабудьте обиды, ведь всем тяжело друзей хоронить!»
— Как поет, как поет! — впадал в экстаз Бита, зажмурив глаза.
— Где будем стволы скидывать, командир? — стараясь перекричать музыку, уточнил прикуривающий сигарету Доцент, поймав блестящий взгляд Чахлого в панорамном зеркале.
— С собой возьмем, — твердо сказал бугор, помотав головой. — Сейчас они могут понадобиться в любой момент. Не дрейфь, все пучком. Замочим всех!
И в этот самый миг в кармане «пионерского» лидера настойчиво залился трелью сотовый телефон.
Бесцеремонно толкнув пребывающего в меломанской нирване Биту кулаком в широкую спину, главарь сделал обернувшемуся громиле недвусмысленный знак вырубить музыку и, когда салон джипа резко погрузился в напряженную тишину, нажал на кнопку и откинул микрофон.
Оставленный для связи перепуганным и ограбленным барыгам, у которых успели за последние дни побывать «с деловым визитом» Пионеры, номер трубы «сработал» впервые, и Чахлый, по спине которого непроизвольно пробежала прохладная волна, уже не сомневался, в каком именно ключе будет протекать предстоящий разговор с неизвестным братилой, какова будет тема обсуждения и что произойдет потом.
Но он был готов к стрелке и уже третий день ежеминутно ждал вызова на нее с тем сдержанным нетерпением, с которым притаившийся в кустах с удавкой за пазухой кровавый маньяк поджидает одинокую полуночную жертву...
Опера
Взглянув в светящиеся торжеством карие глаза девушки, Валера увидел в них свое собственное застывшее отражение с пистолетом в руке. А потом быстрым шагом прошел в гостиную и остановился как вкопанный, поедая взглядом две развалившиеся в кожаных креслах перед столиком знакомые личности — огромную тушу вышибалы Чака и тщедушную фигуру Гоблина, одетого в зеленый, расстегнутый на впалой волосатой груди до самого пупка спортивный костюм.
Оба наркобарыги спали глубоким сном, открыв рты, откинув головы на спинки кресел и заполняя пространство вокруг себя тихим размеренным храпом.
— Ур-род, бля! — скрипнул зубами Дреев, буквально пожирая испепеляющим взглядом так легко обнаружившегося убийцу его друга Кости Логинова.
Не в силах сдерживать накопившуюся внутри с того рокового выстрела злость, опер на ватных ногах приблизился к спящему драгдилеру, перевернул обратной стороной зажатый в руке пистолет, взяв его за ствол, и изо всех сил наотмашь ударил Гоблина тяжелой рукояткой «макарова» в худое бледное лицо.
Наркоделец, мотнув башкой, остался неподвижно лежать в кресле, ничего не видя, не слыша и не чувствуя боли от стремительно вздувающегося на скуле багрового кровоподтека.
— Была бы моя воля, я... — хрипло процедил резво пойманный Бакулой сзади за руки, играющий желваками капитан. Освободившись от захвата резким движением плеч, Дреев достал из кармана ключи от «сьерры» и протянул их напарнику: — Толя, принеси-ка из тачки капроновый шнур и барсетку с инструментом — они в бардачке — и пластиковую бутыль с бензином. Минут через пятнадцать—двадцать эти крысы очухаются, начнем нашу беседу...
— Сделаем... — Бакула кивнул и направился в коридор. Тихо хлопнула входная дверь.
— Боже, какая жестокость, — с театральным пафосом произнесла старлей, присаживаясь на диван и наливая в высокий темный бокал на витой ножке французское шампанское «Барон Дюваль».
— Леночка, золотце, спасибо тебе огромное за все, — сказал опер, глядя тяжело, устало. — Прости, что подняли тебя среди ночи, но будет лучше, если ты сейчас поедешь домой и ляжешь отдыхать. Хорошо? Кстати, фрукты и конфеты можешь сложить в пакет и взять с собой.
— Вот так всегда, с самого детства, — пригубив «шампик», вздохнула Елена. — На самом интересном месте заставляют идти спать!
— Давай, живенько. Вот, — он протянул ей смятую купюру, — поймаешь такси, доедешь до самого дома. И не надо болтать на службе про сегодняшнюю ночь, лады? Доброхотов всяких до хрена... Духи — за мной.
— Да ни хрена ты не понимаешь, Дреев! — встав с дивана, толкнула его кулачком в грудь Елена. — Плевала я на твои духи, уловил?! Мне ты нужен, только ты! В общем, так... — сдерживая дыхание, произнесла девушка. — Или ты сегодня, когда закончишь, приезжаешь ко мне... или... Господи, что за чушь я несу!
Резко отстранившись, она подхватила лежащую на стуле у стены дамскую сумочку и, на бегу утирая повлажневшие глаза, бросилась к выходу.
