Украсть у президента - Гриньков Владимир Васильевич

Она плакала, а Глеб даже не пытался ее успокоить. Бесполезно. Проверено.

– Давай спать ложиться, – только и сказал он. – Поздно уже.

Женя закивала, закрыла лицо руками и ушла в свою комнату. Легла на кровать, не раздеваясь, уткнулась лицом в подушку и долго так лежала, пока ее не сморил сон. А уже ночью, когда она спала, вдруг пискнул ее мобильный телефон. Она встрепенулась, оторвала голову от подушки, но в комнате было тихо, и она готова была снова окунуться в сон, как вдруг повторно пискнул мобильник. Только теперь она поняла, что ей пришло SMS – сообщение. Потянулась, взяла мобильный телефон в руку, взглянула на экран.

Это было непонятно, но она даже не стала себя утруждать размышлениями о том, что бы могло значить, и заснула.

У Иванова тряслись руки. Корнышев посмотрел на Горецкого, тот все понял без слов, склонился над стоящим на полу портфелем, достал из портфеля небольшую металлическую фляжку, отвернул крышку, протянул фляжку Иванову со словами:

– Выпейте немного.

Иванов замешкался, и тогда Корнышев сказал внушительно:

– Пейте! Можно!

Иванов послушно сделал несколько глотков. Во фляжке был коньяк. Горло обожгло алкоголем, и Иванов закашлялся. Его собеседники молча за ним наблюдали.

– Простите, – пробормотал Иванов. – Я очень извиняюсь.

Смотрел виновато. И снова Корнышев подумал о том, что этот человек похож на собаку. Для него сейчас каждый был хозяином. И Корнышев. И Горецкий. И начальник тюрьмы. И тот вертухай с дубинкой, который стережет за дверью.

– Вспомните, – попросил Корнышев и снова придвинул к Иванову те самые фотографии, – где и при каких обстоятельствах вы видели этих людей.

Иванов с готовностью впился в фотографии взглядом.

– Выбросьте из головы то, что вам сказали на следствии, – посоветовал Корнышев. – Забудьте о том, что вы их убили. Думайте о том, где и когда вы их видели при других каких-то обстоятельствах. Где вы могли с ними познакомиться и какие у вас с ними могли быть общие дела.

– Знакомо мне как-то, – пробормотал Иванов. – Конечно, знал я их…

Взял в руки фотографию того, что был постарше.

– Вы с ними вместе служили, – подсказал Корнышев.

– Да? – удивился Иванов. – А где?

Корнышев посмотрел на Горецкого. Тот неопределенно пожал плечами, давая понять, что и сам пока не понимает, валяет Иванов дурака или вправду ничего не помнит.

– Вы были офицером ФСБ, – сказал Корнышев. – Служили в секретном подразделении и выполняли очень важную работу. Помните, что это была за работа?

Иванов мотнул головой. Не помнил. И вообще смотрел на Корнышева так, словно тот рассказывал ему увлекательную байку.

– А потом вы исчезли, – сказал Корнышев, – И вы, и ваши товарищи. И никаких следов. Мы долго вас искали. И нашли вот здесь.

Иванов смотрел недоверчиво и ждал продолжения. Продолжения не было. Пауза затягивалась. Иванов понял, что от него ждут, когда он что-нибудь скажет. Подумал и произнес многозначительно:

– М-да, вот какие дела!

Выглядело это комично, но никто не засмеялся. Напротив, даже какое-то разочарование проступило на лицах собеседников Иванова.

– Я очень извиняюсь! – опять повторил Иванов, испугавшись.

– Почему вы не хотите нам помочь? – вздохнул Корнышев.

– Я хочу! – еще больше испугался Иванов и даже руки к груди приложил, давая понять, что он бы со всей душой, да вот только не понимает, чего от него хотят. – Вы мне только скажите – чем!

– Вы можете понять, что вы – это он! – постучал Корнышев пальцем по удостоверению Ведьмакина Александра Никифоровича.

Иванов скользнул по удостоверению взглядом, испуганно посмотрел на Корнышева и трусливо мотнул головой.

– Вы мне только скажите, чего вам от меня надо, – пробормотал он. – Я же в ваших руках, из меня сейчас чего хочешь можно сделать, но только я не понимаю, чего вы хотите.

– Я хочу, чтобы вы для начала вспомнили этого вот человека, – сказал Корнышев и придвинул к собеседнику одну из двух фотографий.

Ту, на которой был мужчина помоложе, Иванов всмотрелся. Он хмурился и двигал губами. Но в итоге так ничего не сказал. Поднял голову и посмотрел на Корнышева виновато.

– Я скажу вам, в чем ваша проблема, – произнес Горецкий. – Вы не можете поверить или не хотите верить, что вы, во-первых, не шофер, и, во-вторых, не Иванов. Вы не тот человек, кем себя называете. Понимаете?

Иванов с готовностью кивнул. Он смотрел на Горецкого таким преданным взглядом, что, наверное, расцеловал бы его, если бы ему это позволили сделать. Горецкий вздохнул. Но он еще не оставил надежды добиться своего.

– Поэтому я опять вот об этом человеке, – сказал Горецкий и придвинул к Иванову фотографию. – Попробуйте его вспомнить.

Иванов всмотрелся в лицо молодого мужчины на фотографии. Потом поднял глаза на Горецкого. Спросил:

– А что я должен о нем вспомнить?

– Ну не может быть, чтобы вы вообще о нем ничего не знали!

– Я знаю, конечно, – осторожно согласился Иванов.

– Что? – склонился над столом Горецкий. – Что вы о нем знаете?

– Что я его убил.

– Тьфы ты! – в сердцах сказал Горецкий.

Но Корнышев уже коснулся упреждающе его руки и произнес:

– Достаточно, я думаю. Давайте на этом закончим наш разговор.

– Может быть, он просто валяет дурака? – сказал Корнышев, задумчиво глядя за огромное стекло, за которым была видна взлетно-посадочная полоса и разбегающийся по той полосе пассажирский авиалайнер.

Горецкий отпил из бокала пиво, поставил на стол перед собой и покачал головой:

– Нет, Слава, не думаю.

Самолет оторвался от взлетной полосы и стал подниматься в небо, высоко задрав нос.

– Почему же? – пожал плечами Корнышев. – Предположим, что он там просто спрятался.

– В тюрьме?

– В тюрьме, – кивнул Корнышев.

– Он там не спрятался. Его там спрятали. Это разные вещи, Слава. Это произошло помимо его воли. Хозяева упекли его в тюрьму за убийство, которого он не совершал. И он бы на все пошел, только бы оттуда вырваться. Там плохо и там страшно. И еще он сел не на три года и не на пять. У него пожизненное, Слава. Так не прячутся. Он хочет сюда, поверь, – повел рукой вокруг Горецкий. – В нормальную жизнь он хочет, где много солнечного света. Где пиво можно пить. Где женщины красивые. И он на все готов. Только он пока не понимает, чего от него хотят. Он не понимает, что он не Иванов, а Ведьмакин. Он не понимает, что он сидит ни за что. Мы ему его же собственное удостоверение показываем, а он не реагирует никак. До него даже не доходит, что это вполне может оказаться правдой. У него с мозгами что-то такое, что мы никак до него не можем достучаться.

Горецкий с мрачным видом отпил пиво. Корнышеву вспомнилось, как Горецкий сказал ему об Иванове: «Я попробую его раскачать. Но надежда есть только в том случае, если он еще не потух окончательно»

– А если он уже как зомби? – сказал Корнышев. – Если ему действительно с мозгами что-то такое сделали, что его в нормальное состояние уже не вернуть? И все наши хлопоты – псу под хвост. Искали его, искали, нашли, обрадовались, а толку оказалось – ноль. С чем в Москву возвращаемся? Что Калюжному скажем? Что проверили, что это действительно Ведьмакин, только он уже совсем не Ведьмакин, а Иванов, потому что сам себя считает Ивановым, а из прежней своей жизни не помнит ничего.

– Нет-нет! – замотал головой Горецкий. – Ведьмакина мы этого докрутим. Нам от него отступаться нельзя, потому что он один только и знает, как оно там все было.

Объявили регистрацию на московский рейс. Горецкий допил пиво.

– У меня есть приятель, – сказал он. – Когда-то учились вместе. Я как-то с ним встречался. Десять лет после выпуска. Дату отмечали. Я помню, что он кое-что из своей практики рассказывал. Были у него интересные пациенты. Травмы и заболевания головного мозга и сопутствующая этому амнезия. Наш Иванов, конечно, с совсем другой историей. Но попробовать можно.