Ночной дозор - Маклин Алистер

В комнату внесли мольберт, и один из служащих спросил Армана, устанавливать ли на него картину.

Арман вскочил на ноги:

— Да, поставьте ее на мольберт. Я быстро осмотрю ее, и после этого можно будет отнести ее в зал.

— Не понимаю, зачем ее осматривать? — спросил Ван Дехн, как только служащий вышел из комнаты. — Вы ставите под сомнение ее подлинность?

— В Мет эта процедура является обязательной для всех экспонатов.

Арман оторвался от картины и взглянул на Ван Дехна:

— Это формальная причина. А неформальная — я ждал этой минуты сорок лет: На мой взгляд, это величайшее творение Рембрандта, и вот теперь она здесь, в моем кабинете. Рядом с ним я чувствую себя таким ничтожным! Разумеется, я не ставлю под сомнение подлинность картины, но вы, надеюсь, позволите мне насладиться ею, так сказать, приватно у себя в кабинете? Давайте откроем ее, воспользуемся такой редчайшей возможностью.

— Конечно, конечно, — с улыбкой ответил Ван Дехн. — Прошу вас.

Рота капитана Франса Баннинга Кока и лейтенанта Виллема ван Рюйтенбурха была организована в декабре 1640 года состоятельным и честолюбивым Коком. Стрелки жили на той же улице, что и Рембрандт. Они заинтересовали художника, и он посвятил им картину, которая была закончена в июне 1642 года, когда умерла его возлюбленная Саския, спутница его жизни на протяжении восьми лет. Ему тогда было тридцать семь. Картина с Коком и ван Рюйтенбурхом на первом плане освещена невидимыми, но сверкающими лучами света. Вооруженные копьями и мушкетами, стрелки выходят из-под массивной арки; за ними тянутся длинные тени.

Рембрандт мастерски создал ощущение движения, используя свет и тени, что и сделало картину ярчайшим образцом распределения светотени в стиле барокко, когда-либо виденным Арманом. Если у картины и был недостаток, и Арман охотно признавал его, то это была девушка в белом, слева от Кока. Если отвлечься от символического значения клешни Кловеньера, которая свешивалась у нее с талии, она просто не вписывалась в группу вооруженных мушкетеров. Но даже и она не умаляла величия картины. Он десятки раз видел эту картину в Рейксмюсеум, и каждый раз мушкетеры, полные гордости и достоинства, приводили его в трепет, начиная с высокого статного знаменосца, держащего перед собой зелено-золотой флаг, и заканчивая маленьким, с выразительным лицом барабанщиком в правой части картины. Каждый строго выполнял свою, отведенную ему роль.

Арман перевел взгляд на барабанщика. Что-то его смущало в нем, он ощущал это краешком сознания, но будь он проклят, если он знал, что это такое. Арман взглянул на коричневую дворняжку у ног барабанщика, затем на жестикулирующую фигуру позади него, и снова его глаза вернулись к барабанщику. Наконец он понял, в чем дело. Дело было не в барабанщике, а в барабане. Насколько он помнил, в центре барабана должно было быть черное пятно, на картине оно было красным.

Ван Дехн заметил ужас, появившийся вдруг на лице Армана, но, когда он попытался заговорить с ним, движением руки Арман остановил его. Арман не сводил глаз с пятна. На него навалилась волна сомнений. Неужели все эти годы он ошибался, считая пятно черным.

— Что-нибудь не так? — спросил Ван Дехн, раздраженный затянувшимся молчанием.

— Отвернитесь, — резко сказал Арман.

— Что?

— Встаньте спиной к картине.

Ван Дехн пожал плечами, но отвернулся.

— Какого цвета пятно на барабане? — спросил Арман.

— Послушайте, это же...

— Я спрашиваю, какого оно цвета? — настаивал Арман.

— По-моему, черного, — ответил Ван Дехн, его смятение ушло от внимания Армана.

— Странно, что мы считаем это само собой разумеющимся. Я, к примеру, вырос у моря. К десяти годам я воспринимал его как само собой разумеющуюся данность. Вы работаете среди величайших шедевров мирового искусства и также воспринимаете их как само собой разумеющиеся. Люди могут назвать это кощунством.

Арман снял с полки одну из книг, посмотрел оглавление и открыл нужную страницу.

— Я тоже считал его черным. И мы оба были правы.

Он щелкнул по иллюстрации в книге.

— Но на картине пятно на барабане не черное, а красное!

— Оно не красное, — заявил Ван Дехн, приглядываясь к пятну под разными углами.

— Называйте его малиновым, бордовым, каким хотите, но оно не черное.

На лице Ван Дехна в первый раз проступила тревога, он схватил со стола книгу и тщательно изучил репродукцию. Между тем Арман нашел еще три цветные репродукции картины. На всех пятно в центре барабана было, безусловно, черного цвета.

— Должно же существовать какое-то логическое объяснение, — сказал Ван Дехн, в его голосе слышалось отчаяние. — Быть может, освещение?

В дверь постучали, и вошла официантка с двумя чашками кофе, которые она поставила на стол.

— Если бы дело было в освещении, это отразилось бы на всей картине. Возьмем, например, одежду Кока. Черный цвет на репродукциях совпадает с черным цветом на картине. Нет, дело не в освещении.

Ван Дехн положил книгу на стол, опустился на краешек ближайшего кресла и уставился на ковер. Он был сражен. Когда он поднял голову, его лоб блестел от пота. Он взглянул на кофе на столе.

— У вас нет чего-нибудь... покрепче?

Арман кивнул, выдвинул ящик стола и извлек из него бутылку бурбона и рюмку. Он налил Ван Дехну и уже собирался убирать бутылку, когда решил, что ему тоже следует выпить. Одним глотком осушив рюмку, он стал измерять картину: 141 на 172 дюйма — размеры те же, что и у оригинала. С левой стороны картина была повреждена, это произошло в 1715 году, когда ее перевозили в центральный зал Военного министерства Амстердама. Неудивительно, что у подделки повреждение было в том же месте.

— Арман, что теперь делать? Что, черт возьми, нам теперь делать?

— Для начала не впадать в панику. Я позову Стенхолма. Ее надо убрать отсюда.

Арман позвонил в кабинет Стенхолма, но, не получив ответа, вызвал диспетчера и попросил найти Стенхолма.

Через минуту появился запыхавшийся Стенхолм.

— Диспетчер сказал, что вы срочно хотели меня видеть. Надеюсь, ничего не произошло с... — Он запнулся и взглянул на картину.

— Это подделка! — выпалил Ван Дехн.

Стенхолм недоуменно посмотрел на Армана.

Арман указал на картину.

— Какого цвета пятно в центре барабана?

Стенхолм изучил его, после чего ответил:

— Темно-красное. Может быть, малиновое.

— Может быть, черное?

— Луи, ради Бога, хватит шутить. Ван Дехн говорит правду? Это подделка?

— Пятно черное, доктор Стенхолм? — повторил свой вопрос Арман.

— Нет, определенно нет, — без колебаний ответил Стенхолм.

Арман указал на четыре книги, лежащие у него на столе:

— Посмотри на пятно на этих репродукциях. Оно малиновое или черное?

Внимательно посмотрев каждую репродукцию, Стенхолм медленно провел руками по лицу:

— Господи Иисусе. Как же это могло случиться?

Ван Дехн под взглядами обоих мужчин заерзал в кресле, чувствуя, что от него ждут объяснений:

— Не думаете ли вы, что я к этому причастен?

— Возможность... у вас была.

— Возможность? — гневно оборвал Армана Ван Дехн. — У вас есть доказательства? Вы в состоянии подкрепить свои обвинения? Или вы ищете козла отпущения, чтобы не запятнать ваш драгоценный музей?

— Джентльмены, прошу вас, — твердо сказал Стенхолм и поднял руки, пытаясь снять напряженность. — Это нас ни к чему не приведет. Луи, ты же не детектив. И мы тоже. Пусть этим займутся специалисты. Наша задача не допустить сюда журналистов.

— Что вы собираетесь сказать? — обеспокоенно спросил Ван Дехн.

Стенхолм через стол посмотрел на Армана:

— Насколько безупречна подделка?

— Ван Мегерен [2] не смог бы сделать лучше.

— Стало быть, ты считаешь, что выставить ее, как и планировалось, на всеобщее обозрение вполне безопасно?

— Да, вполне.

— Но ты определил, что это подделка.