Владимир Гриньков - Министерство мокрых дел
– Что это? – Я встряхнул журнал.
– Пришел по почте, – извиняясь, сказала Светлана. – Сегодня утром. Мы не хотели тебе говорить.
Демин приблизился и сел напротив.
– Ты кому-то перебежал дорогу, Женька?
– Думаю, что нет.
– Тогда почему все это? Некролог в газете. Теперь вот этот фотоснимок в журнале…
– Не знаю, – честно признался я.
Я действительно не знал.
* * *Главный редактор газеты смотрел на меня с доброжелательной настороженностью во взгляде. Оно, конечно, живая телезвезда приехала, но что ей, этой звезде, надо? Я не стал томить его ожиданием и выложил на стол газету, ту самую. Редактор впился взглядом в отмеченный красным фломастером некролог, пробежал глазами текст, сильно изменился в лице и тотчас же вызвал какую-то неведомую мне Елизавету Михайловну. Выглядел главный редактор очень даже неважно. Я впервые в жизни пожалел о том, что у меня нет с собой валидола.
Елизавета Михайловна появилась почти сразу, узнала меня, несказанно обрадовалась, и из состояния всеохватного счастья ее с трудом вывел главред.
– Вот! – сурово сказал он и ткнул в газету пальцем. – Читайте!
Елизавета Михайловна прочла. Перестала улыбаться. Прочла еще раз. Побледнела. В третий раз пробежала глазами куцый текст. Судорожно вздохнула и тяжело опустилась на очень кстати оказавшийся поблизости стул. Я понял, что ее хватит еще на парочку прочтений. Потом уже одним валидолом не обойдешься.
– Я жив-здоров, – сообщил я ей очевидное. – Просто какая-то накладочка, наверное, случилась.
Женщина опять судорожно вздохнула.
– Что это, Елизавета Михайловна? – спросил ее редактор.
– Мне принесли… Оплачено по квитанции… Откуда же я знала?
Я ее понимал. Она принимала объявления от частных лиц и свое дело знала. Текст объявления не должен иметь оскорбительного характера и может быть опубликован после внесения оплаты в редакционную кассу. Оба требования в данном случае были соблюдены. Откуда же ей было знать, что Колодин из некролога и я – одно и то же лицо. Ей такое и в голову прийти не могло. Я-то был жив– здоров, меня Елизавета Михайловна регулярно видела по телевизору. И только сейчас она поняла, что произошло нечто крайне неприятное.
– Может быть, это ваш однофамилец? – ступил на зыбкую тропу предположений главред.
– И имя-отчество совпадают? – осведомился я. – И потом эту газету с не имеющим ко мне отношения некрологом пересылают мне по почте?
– Елизавета Михайловна! Принесите все, что связано с этим некрологом!
Женщина тяжело поднялась и вышла. У нее был такой вид, будто она твердо решила направиться не в свой кабинет, а к врачу, за больничным, – чтобы в ближайшие несколько дней не появляться на работе.
– Позвольте, я угощу вас коньяком? – сказал главред. – Он очень неплох, поверьте.
Он явно старался сгладить шероховатости происшедшего. И коньяком угостил действительно превосходным.
– История неприятная. – Я решил помочь этому милому человеку выпутаться из скользкой ситуации. – Но вы и ваша газета, не сомневаюсь, тут ни при чем. Единственное, чего мне хочется, – узнать, в чем дело.
Главред кивнул, давая понять, что и сам не сомневается в безупречной репутации газеты, но в его взгляде я угадал зарождавшуюся надежду на то, что из этой истории можно будет выпутаться с наименьшими потерями.
– Как вы думаете, что бы это могло быть? – спросил он.
– Не знаю.
– Может быть – враги? Конкуренты? – озвучил он собственные подозрения.
– Конкуренты у меня есть, а вот враги… – Я развел руками.
Пришла Елизавета Михайловна. Положила на стол перед главредом несколько бумажных листков, стараясь при этом не смотреть на меня. Главред перебрал бумажки.
– Все как положено, – пожал он плечами. – Квитанция об оплате, текст объявления, паспортные данные подателя…
– Паспортные данные? – встрепенулся я.
Да, там все было. Паспортные данные, прописка, фамилия, имя, отчество. Тяпунов Павел Алексеевич.
– Вы его знаете? – спросил главред.
– Впервые слышу эту фамилию.
«Но теперь уж точно познакомимся», – мелькнула у меня будто заготовленная шутка, но я промолчал.
– Вы можете снять ксерокопии? – спросил я, когда пролистал все квитанции.
– Конечно, – кивнул главред.
Он окончательно уверовал в то, что все обойдется. Бумаги в порядке, да и собеседник настроен совсем не агрессивно.
Я провел в его кабинете еще четверть часа. Мы расстались почти друзьями. Я уехал из редакции в приподнятом настроении.
Надо только найти этого Тяпунова, все сразу и прояснится. Так я тогда думал.
* * *Вечером того же дня мне позвонил Костя Жихарев.
– Привет! – сказал он с беспечностью человека, которому беспрестанно везет. – Подъехать сможешь?
– Прямо сейчас?
– Ну! Посидим, водочки выпьем. Заодно переговоришь с человечком.
– С каким человечком?
– Ну ты даешь! Тебе бункер нужен?
Только теперь я понял.
– Еду! – быстро сказал я.
– Жду! – в тон мне ответил Жихарев и повесил трубку.
В кабинете у Жихарева, когда я туда приехал, сидел невысокого роста толстячок со щетиной недельной давности на лице. При моем появлении он вскочил (а роста действительно был небольшого) и протянул мне пухленькую ладошку с пальчиками-сардельками.
– Рад познакомиться! – сообщил он. – Люблю, в общем, вашу передачу. За ее эту… ну, веселость, в общем, за приколы, блин, там всякие…
Он прямо-таки лучился счастьем и долго не выпускал мою руку из своей. Пришлось проявить настойчивость, а не то так и стояли бы – рука в руке.
– Это наш продуктовый король, – представил небритого Жихарев. – Пол-Москвы кормит.
– Трепло! – оценил толстячок комплимент собрата-бизнесмена.
– Почему? – будто бы обиделся Жихарев.
– Потому что не люблю я, блин, вот эту трепологию. Люблю, чтоб по-простому, в общем. Меня Борисом звать, – представился мне небритый. – А тебя Евгением, да?
Он сразу перешел на «ты». Не любил действительно церемоний.
Жихарев уже выставил на стол водку, три рюмки и нехитрую закуску.
– А прикольно вы ту фифу разыграли, – оценил Борис. – Ну, которая у Костяна в салоне мебель покупала. Ха-ха-ха!
У него был смех человека, не отягощенного условностями и ограничениями. Такой смеется, когда ему смешно, и плачет, когда горько. Полная естественность реакций. В чем-то они с Жихаревым, кажется, были похожи. Только Жихарев вел себя как интеллигент, а толстячок… в общем, обычно.
Первый тост произносил Борис.
– За знакомство! – предложил он и так двинул своей рюмкой по моей, что я ее едва удержал.
Жихарев едва заметно улыбнулся.
– Я, в общем, о чем, – сказал Борис. – Это здорово, что мы встретились. Мне Костян рассказывал, что вы знакомы, но лично я вот так, лицом к лицу чтоб, в общем, за одним столом и из одной бутылки…
Он, наверное, все еще не мог поверить в факт нашей встречи.
– И я, в общем, говорю: все твои программы – класс!
– Человеку надо помочь, – негромко произнес Жихарев.
– А? – не сразу среагировал Борис.
– Помочь, говорю, надо.
– Кому?
– Вот ему, – Жихарев кивнул в мою сторону. – Они там новую программу готовят. Вроде как в центре управления ядерными силами дело происходит.
– Ну?
– Большой зал, пульты лампочками подмигивают…
– Ну? – опять повторил непонятливый Борис.
– А зала-то и нет, – подвел его к очевидному дипломатичный Жихарев. – Такого, знаешь, огромного. Чтоб под землей. Бункера, одним словом. И снимать им негде.
Борис наконец дозрел.
– Бункер? Для съемок? Так ты меня для того и звал, что ли? Не мог сразу сказать, а? Во, блин! Темнил, темнил! – Он даже руками развел, показывая, насколько обескуражен. – Да с превеликой радостью! В любой день! У меня ж там площадя такие, что…
Он захлебнулся воздухом и замолк, представив, какие же у него там «площадя». Видимо, покупку совершил совсем недавно и сам еще не успел свыкнуться с масштабностью содеянного.
– По дружбе, – сказал Жихарев и выразительно посмотрел на Бориса. – Потому что оплачивать аренду твоего бомбоубежища нечем.
Тот пожал плечами:
– Сколько это по времени?
– Дня три будем декорации ставить, – прикинул я. – Да день снимать.
– Хорошо, – легко согласился Борис. – Приезжайте.
Я с благодарностью взглянул на Жихарева. Он жил легко и так же легко делал дело. За пять минут решилось то, что было моей головной болью весь последний месяц.
– Приезжайте, – повторил Борис. – У меня там есть где развернуться. Я экскурсию проведу.
– У него там вино, – мечтательно сказал Жихарев. – Куда там криковским подвалам! Бутылочка к бутылочке. Раритетные, вековой пылью припорошенные…
Он засмеялся. И Борис засмеялся тоже. Поскольку один я ничего не понимал, Жихарев мне объяснил:
– Он специально их пылью покрывает, бутылки-то. Жульничает.
– Не жульничаю! – возмутился Борис. – На каждой бутылке год выпуска есть. Так что все по-честному. А пыль – это так, для понта. Пыли там, в подземельях, до черта. – Это он уже мне сообщал. – Я бабушек своих прошу, ну из обслуги которые, чтобы метлами раз в день там махали. Они пыли нагонят, пыль потом на бутылках оседает. Ко мне приезжает оптовик за вином, я его веду к своим стеллажам, а там – ну Франция, в общем, чистая. Вековая пыль, эксклюзивные вина. Ха-ха-ха!
