Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть
Из-за того, что он знал многих и его многие знали, особенно лодку, первую из пластмассы и с электрозапуском, да еще красного цвета, пришлось сторожиться, когда началась эта странная, поглотившая целиком и душевно надорвавшая, другого слова и не найдешь, история.
По субботам они ходили с Клавой на лодке на острова ниже Конакова. Волга там — море, рыбу не ловят, туристы из-за горючего или продовольствия роятся по берегам. Десятки островков, километры простора, только иногда вдали протянется парус или цепочка байдарочников. Странное, кружившее голову ощущение воли... Половину отпуска они провели там, меняя стоянки. Всякое пристанище становилось открытием. Но ложь, обреченность угнетали так сильно, что у него начались бессонницы. Отсыпался днем, пока загорали... Среди простора под высоким и огромным небом он не верил ни единому ее слову.
Однажды, терзаясь страхом перед наступавшей ночью, Севастьянов сказал об этом Клаве.
Она ответила, что почти так же однажды созналась маме и задала свой главный, мучивший вопрос. Мама сказала: «Ты хочешь знать, кто твой отец? Ты видела его, могла видеть... Среди наших знакомых, на моей работе. Но знать — кто? — не нужно. Возможно, он сам не догадывается про дочь, про тебя. Мне хотелось иметь ребенка... От этого человека, именно от него. Не волнуйся, или нет, не расстраивайся из-за нас. Это вполне достойный человек. Он вполне достоин любви».
Клава спросила: «Почему ты не вышла за него?» Ответ был: «Еще года три-четыре, и объясню...«
Клава присматривалась к мужчинам, приходившим к ним в дом, в том числе и женатым, являвшимся с женами, к тем, с кем мама работала во внешнеторговом объединении.
— Знаешь, как я решила?
— Как? — спросил Севастьянов, которому вся эта история окончательно отравила существование.
— Я стала примерять на себя... Ой, я ерунду говорю? Сорокалетних мужчин из маминого окружения. В кого-нибудь я должна была влюбиться, если я — ее дочь. Это и будет папочка...
— Влюбилась?
— Да, в тебя.
— Я действительно тебе в отцы гожусь...
— Вот и хорошо, что не стал им. Хоть в этом повезло.
Сырой от росы полог палатки провисал, сделался прозрачным, и сквозь него проступал расплывчатый круг луны, освещавший лицо Клавы. Он не знал, имеет ли право велеть ей не плакать. Может, думала, не видит?
Проснулись они до рассвета, оба сразу, и больше не засыпали, а когда он сошел к берегу, собрался зачерпнуть воды, через мелкую прибойную рябь переполз желтый листок. Август стоял в середине. Отпуску приходил конец.
Больная совесть сделала внимательнее к Оле. Жена любила ездить за город просто погулять. Приезжали однажды и к Васильеву. Ручей, впадающий в Волгу, провалился после морозов. Льдины сползали одна по другой с крутого берега на опустившийся вслед за вымерзшей водой черный катер рыболовной бригады. Особенно черный на фоне ломаные льдин, которые напоминали Севастьянову потрескавшиеся блоки жилых многоэтажек, взорванных китайцами в 1979 году в Лангшоне, на вьетнамской границе, куда он приезжал в составе группы оценки ущерба, понесенного объектами советской помощи братской стране, из Ханоя, где работал в торгпредстве. Раздавленное в ладони вареное яйцо. Таким был каждый дом. И пахло повсюду так, как пахнет местность, через которую прошла огромная армия, да еще такая, которая движется пешком и которой наплевать, что и кто о ней подумает.
Тогда он вышел на лед Волги. Тянул северный ветер. Ввинчивая бур второй раз, расстегнул куртку. В первой лунке уже стыли три поплавка. Жена крикнула с берега:
— Там камни подо льдом, рыбы не будет!
И вдруг Севастьянов подумал: кто я такой? Всего лишь бухгалтер, бухгалтер, рыболов-спортсмен. Только с Олей мне хорошо, моя защита, моя надежная пристань, моя любовь... Как можно это променять на примерки прнвязанностей своей матери.... Собрал удочки, подхватил бур, полез по ледяному косогору.
Когда растапливали березовыми дровами камин в даче Васильева, Оля сказала, чтобы не очень-то изводил энергетические запасы старика. Васильев любил Олю.
... Теперь Васильева не стало. И Волги не будет. И в Сингапур ему ехать на должность бухгалтера, почти что счетовода, без права самостоятельной работы, тоже одному. Оля оставалась на несколько месяцев.
За окном электрички проскочила надпись «Крюково». В немытом стекле больше не отражались лица пассажиров. Рассвело.
2
Джефри возлежал, подпихнув под спину валик пластиковой подушки, на широченной кровати номера-люкс в гостинице «Шератон» возле франкфуртского аэропорта. Улыбаясь, читал на розоватом листочке с наивным зайчиком, оседлавшим огромную морковку:
«... в старые времена, Джеф, как я догадываюсь, если человек приходил и говорил, что у него есть тысяча долларов, ты мог настоять, чтобы он показал их. Ты мог пересчитать зеленые бумажки или металлические кругляки. Или поехал бы посмотреть его землю, постоять у ограды ранчо и потрогать коров, на худой конец. На совсем уж худой конец ты бы, Джеф, испытующе заглянул в открытое честное лицо заимодавца и, возможно, просто попросил предъявить какую-нибудь правительственную бумажку, из которой бы сообразил, что перед тобой действительно Беделл Смит или Смит Беделл. Теперь — иначе. Состоятельность человека подтверждается бликом на экране, который посылает разжиревший от информации компьютер. Этому экрану не нужно давать честное слово, что на таком-то счету и в таком-то банке столько-то деньжат. Ткни в несколько кнопок, бездумный работяга либо отнимет, либо прибавит. Но, Джефри! Твой компьютер не обладает главным, что необходимо финансисту, — инстинктом. И, кроме того: он ни за что не определит, кто достойный человек из твоих клиентов, а кто замышляет сволочную подсадку, мастером которых ты признан...»
Ну, мастера-то в этом смысле боссы — Клео Сурапато или Бруно Лябасти, грубые практики, вульгарные жулики, необузданные сластолюбцы, химики от финансов и уж точно сказано — живущие подобно рептилиям инстинктами, основной из которых жадность.
«... Бруно недавно звонил и говорил о том, как ошибался, отговаривая тебя от поездки в Рурский университет в этой непонятной Германии. Оказывается, ему подвернулся журнал, в котором описываются достоинства тамошних выпускников как специалистов по методам управления. Сказал, что в смысле чутья технического прогресса ему и Клео до тебя далеко. Тогда я его спросила насчет прибавки к твоему окладу, и он распрощался... У меня остаются иллюзии, что ты отправился к немцам не только за их опытом, но и с затаенной целью посмотреть на места, где у нас все началось
Такие вот письма получаешь от жены, подумал Джефри. Продиктованные любовью, как утверждает Ольга, чью славянскую фамилию — Пиватски — он теперь носил. Письма Ольги остались единственными рукописными текстами, которые приходилось читать в нынешней жизни.
Для разрядки настроения он помесил воздух кулаком правой руки, не забывая, что в левой зажаты письмо и очки. Поболтал в воздухе ногами в красных носках. Ольгин подарок.
Условленный стук в дверь из смежного номера раздался секунда в секунду намеченного срока.
Джефри открыл.
— Господин Пиватски, — сказал юноша с такой густой черной бородой, что лицо не было никакой возможности запомнить. Только походку. Или свитер. Или прыщики на висках. — У меня складывается впечатление, что поставленная вами задача решена. Нам удалось этого добиться несколько раньше контрольного времени, но мы...
Как все компьютерные специалисты-иностранцы, он говорил по-английски правильно, но с ужасным произношением.
— Взглянем...
Они прошли в соседний номер, где пятеро студентов гнездились на кровати и стульях вокруг телефонного аппарата, от трубки которого тянулись провода к приемнику. Приемник соединялся особым прибором с небольшим компьютером, который привез Пиватски. Бородатый набрал двенадцатизначный номер, выдерживая между цифрами долгие интервалы. На компьютерном экране затанцевал зеленоватый паучок.
— Вот, господин Пиватски...
— Что ж, — сказал Джефри, скрывая удовольствие. — Что ж, что ж и еще раз что ж... Вы, ребята, подлежите юридическому преследованию по общей со взломщиками статье. Вы подкрались к банку компьютерной информации фирмы «Сименс» в Гамбурге. Той самой, которая обещала ящик шампанского «Лансон» всякому, кто выявит телефонный код этого банка... Таким образом, вы видите на практике, что случаи выявления кода с помощью компьютерного просчета вариантов реальны. Мы можем брать их за горло.
— Это аморально, — сказал один.
— Моралью обладают все. По крайней мере изначально, — не позволяя ему развить мысль, сказал Джефри. — Талантом же только избранные. Но не стоит им жертвовать ради морали.
![Росс Томас - Смерть в Сингапуре [сборник]](/uploads/posts/books/13740/13740.jpg)
