Андрей Воронин - Повелитель бурь
В общем-то, мог бы и не спрашивать. Управляться с прибором Удодыч научился лучше самого Артура Вениаминовича. Неважно, что он при этом думал, но ручки крутить да кнопки жать — дело нехитрое, этому даже обезьяну можно научить. Что же до самого Ляшенко, то по поводу него Удодыч еще в Москве получил конкретное распоряжение. Теперь, когда этот мешок с дерьмом намылился сделать ноги, настало самое время это распоряжение выполнить. Отныне господин инженер превратился в обузу — проку от него не стало никакого, зато хлопот не оберешься: следи за ним, чтобы не убежал, спиной к нему не поворачивайся, чтобы топором не тяпнул… И вообще, на кой черт его, бугая такого, кормить?!
Короче, разговаривать с ним Удодычу было уже не о чем, но он все-таки заговорил, просто из спортивного интереса: любопытно, что он скажет? Все-таки с выешим образованием человек, башковитый — а ну как что-нибудь умное завернет?
Увы, ничего умного Ляшенко не завернул — наверное, не успел придумать, да и растерялся, видимо, с перепугу, от неожиданности.
— По нужде, — брякнул господин изобретатель первое, что пришло в его ученую голову.
Удодыч даже огорчился за него. Ну, разве ж так можно? А еще образованный человек… Срамота!
— Это с чемоданом-то? — сказал он и полез из спальника. — Погоди-ка, браток. Брось, утром сходишь.
Заикание его пропало без следа, как это бывало всегда в минуты душевного подъема, связанного с рискованным делом. Ляшенко делил с Удодычем палатку на протяжении целых пяти дней и уже успел узнать об этой его особенности. Услышав гладкую, без единой запинки, речь своего тюремщика, он понял, что шутки кончились, и неуклюже выдернул из кармана пистолет.
Пистолет он выкрал из лежавшей на столе кобуры, когда решил, что Удодыч заснул. По правде говоря, Удодыч не ожидал от него такой прыти. Мало того, что он стащил пистолет и даже отважился этим пистолетом воспользоваться; вопреки ожиданиям Удодыча, этот книжный червь даже не забыл снять оружие с предохранителя и передернуть затвор. Это было приятное разочарование. Удодыч даже удивился, но потом вспомнил, что перед ним как-никак дипломированный инженер — то бишь, человек, который по роду своей деятельности просто обязан с первого взгляда разбираться в любых механизмах. Да и военной кафедры ему в студенческие годы было не миновать, так что старикашка ПМ был господину изобретателю наверняка знаком.
Но человек, даже шибко ученый, это всего лишь человек, а не Господь Бог, и всего предусмотреть не может. Удодыч об этом всегда помнил, а вот Ляшенко впопыхах забыл начисто.
— Не подходи, убью! — взвизгнул он, тыча в Удодыча пистолетом.
— И чего дальше? — лениво поинтересовался Удодыч, делая шаг вперед. — Ты ж пропадешь без меня, блаженный. Заблудишься в горах, и привет. Или на чеченов нарвешься. Ну вот куда ты собрался посреди ночи, в грозу?
— Пойду вниз по ручью, — заявил Ляшенко, демонстрируя удивившую Удодыча смекалку. — Рано или поздно выйду к людям.
— Не выйдешь, — возразил Удодыч и снова шагнул вперед.
— Стоять! — грозно тявкнул Ляшенко. — Это почему же я к людям не выйду?
— Потому что покойники не ходят, — объяснил Удодыч и пошел на него, заранее отводя для удара правую руку.
Ляшенко попятился, обо что-то споткнулся, но устоял на ногах и торопливо, явно боясь передумать, спустил курок. Боек сухо щелкнул, упав на пустой патронник. Патроны лежали в кармане удодычевых брюк, но Удодыч не стал тратить время на то, чтобы просветить своего противника. Он еще дальше отвел правую руку, а потом неожиданно и страшно ударил левой. Изобретатель упал, нечленораздельно скуля и прижимая обе руки к расколотой, как гнилой орех, нижней челюсти. Удодыч наклонился над ним, безжалостно, с хрустом вывернул из ослабевших пальцев пистолет, схватил Ляшенко за воротник и выволок под дождь. Он задержался буквально на мгновение, чтобы зашвырнуть обратно в палатку чемодан с чертежами, а когда снова повернулся к изобретателю, тот уже стоял на коленях и, кажется, пытался подняться на ноги. Удодыч свалил его пинком в ребра и принялся вдумчиво и очень сильно обрабатывать ногами. После третьего удара Ляшенко начал невнятно молить о пощаде, но Удодыч продолжал расчетливо избивать его своими тяжелыми ботинками до тех пор, пока не отвел душу. За эти пять дней изобретатель безумно надоел ему, и экзекуция получилась весьма продолжительной. На десерт Удодыч вложил в ствол пистолета один патрон, тщательно прицелился и добил Ляшенко выстрелом в висок.
Руки у него все еще мелко дрожали от ярости, и Удодычу пришлось выпить целую бутылку водки, чтобы успокоиться. Конечно, до полусмерти избивать изобретателя ногами ему никто не приказывал, но и запрета на такие действия тоже ниоткуда не поступало, а значит, Удодыч был в своем праве. Ишь, чего удумал — пистолетом грозить… А были бы патроны — убил бы, как пить дать, убил!
Наутро он вырубил, разобрал и упаковал установку, оттащил труп подальше от лагеря, завалил его камнями и отправился сооружать плотину. Проще было бы сбросить тело инженера в озеро, но Удодыч не стал этого делать из обыкновенной брезгливости: в конце концов, он сам пил из ручья, который вытекал из упомянутого водоема.
И вот теперь, похоже, настало время сматывать удочки. Наконец-то! Честно говоря, эти залитые бесконечным дождем горы за неделю опостылели Удодычу хуже горькой редьки. Он страстно мечтал вернуться в Москву, пройтись по ровному асфальту, посмотреть на человеческие лица, зайти в нормальный магазин, посидеть в уютном кафе, в баню сходить, наконец. Да и гонорарчик за это дело получить тоже не мешало бы, заработал…
Удодыч сноровисто перетащил ящики с установкой в заранее присмотренную впадинку в каменистом склоне. Впадинке этой оставалось всего ничего, чтобы превратиться в небольшую пещеру — этакая червоточина, вроде дырки в швейцарском сыре, метров двух в длину, полутора в ширину и высоты как раз достаточной для того, чтобы вползти туда на четвереньках. Внутри было тесно, пыльно и сухо; при наличии очень большой нужды здесь можно было скоротать ночь, а о лучшем тайнике даже мечтать не приходилось. Главным же достоинством этого тайника являлось то, что находился он чуток повыше озера, и, какой бы катаклизм ни приключился в районе упомянутого водоема, содержимое тайника при любом раскладе было в безопасности. Риск, что тайник случайно обнаружат спасатели или местные жители, тоже был минимальным: склон с пещеркой находился в стороне от пути будущего селя, спасателям здесь делать нечего, а у местных, по разумению Удодыча, в ближайшее время должна была появиться масса собственных проблем.
Разобравшись с тонкой аппаратурой, которую было велено беречь, как зеницу ока, Удодыч принялся сворачивать лагерь. Начал он, как всякий здравомыслящий человек, с самого тяжелого — тяжелого и в прямом, и в переносном смысле. Установка Ляшенко жрала довольно много электроэнергии, которую Удодыч, не мудрствуя лукаво, извлекал из страшно дорогого японского дизельного генератора. Генератор этот официально считался переносным, но весил не меньше центнера и не отличался особенной компактностью, так что таскать его на себе по скользким каменистым откосам оказалось делом нелегким. Сюда, в горы, Удодыча доставили вертолетом, а уходить ему предстояло пешком, в гордом одиночестве; никакой научной ценности генератор собой не представлял, и по поводу него Удодыч получил те же указания, что по поводу Ляшенко — убрать с глаз долой, чтоб не отсвечивал.
Честно говоря, генератора Удодычу было жаль. Машинка была импортная, новая, солярки жрала мало, шумела и дымила умеренно, и при других обстоятельствах Удодыч как-нибудь исхитрился бы уберечь ее и доставить, к примеру, к себе на дачу с целью последующей продажи. И никто бы слова ему поперек не сказал, потому что шеф Удодыча, Максим Юрьевич Становой, мелочиться не привык. Он велел уничтожить все следы пребывания Удодыча в горах, а как именно уничтожить — это уже было не его дело, Генератор был Становому без надобности, а Удодыч нашел бы применение такой хорошей вещи. Но вынести эту вещь на собственном горбу из зоны предстоящего стихийного бедствия было невозможно.
Битых два часа Удодыч потратил на разборку генератора, сняв с него все, что можно было снять. После этого он по частям перетаскал эту груду замасленных железок на берег озера и принялся за остальное — мебель, палатку, посуду и прочее, без чего попавшему на лоно дикой природы горожанину было не обойтись. Все это хозяйство он завернул в палатку, утяжелил разобранным на части генератором, надежно перевязал капроновой веревкой и спихнул неимоверно тяжелый и громоздкий сине-желтый тюк с обрыва. Рябая от непрекращающегося дождя поверхность озера с громким плеском расступилась. Тюк камнем пошел ко дну, булькнул, выпустив пару пузырей, и на поверхности расплылось небольшое масляное пятно, как будто в бездонных глубинах потерпела аварию миниатюрная подводная лодка. Теперь никакие спасатели, никакие водолазы не сумели бы найти то, что спрятал Удодыч, и в этом была привычная грусть: по роду своей деятельности Удодыч очень часто совершал необратимые поступки, но это вовсе не означало, что они ему так уж сильно нравились.
