Виктор Мясников - Людоеды
На ногах бродяжки красовались грубые солдатские ботинки, зашнурованные лохматым упаковочным шпагатом. Размер ботинок вряд ли был меньше сорок второго. В таких можно хоть по болоту. Женщина, между тем, извлекла из-за пазухи роговые очки и нацепила на нос. И стала похожа на мужика. Запуганного, затравленного, наряженного в бабье платье и отправленного шляться по холодным подвалам.
Тут Жека стала падать, Вовцу пришлось её подхватить, и он отвлекся от странной гостьи. А та, захрипев, как старый граммофон, разразилась криком. И этот знакомый, с подвизгиванием и предварительным хрипом вопль живо напомнил короткий эпизод в темной комнате. В абсолютном мраке, когда выключено зрение, слух особенно обостряется, Вовец запомнил этот высокий тембр.
– Шеломов! – выкрикнул Вовец непроизвольно.
Так вот он какой, оказывается. Не зря его Жека Машкой обозвала. А Шеломов пятился от наведенного обреза и вскрикивал, словно ему шило в зад втыкали. Следовало его остановить, пока беды не накликал своими воплями.
Чертыхнувшись, Вовец пригнулся, слегка присев, укладывая себе на плечи совсем уже сомлевшую Жеку. Поднялся, та даже не пикнула. И побежал, держа её на плечах, как барашка, а точнее, овечку. Он проделал все это столь быстро и решительно, что не заметил, как выдернул Жеку из кроссовок. Так они и остались прилипшими к окровавленному полу.
Выбежав в большой коридор, Шеломов заорал во всю глотку. Дурное эхо раскатилось по подземелью. Он летел, топая толстыми подошвами ботинок, спеша доложить своему хозяину. Видимо, предательство стало его призванием и образом жизни.
В первом порыве ярости Вовец хотел влепить ему горсть дроби в задницу, но сдержался. Все равно убежит, а выстрел сразу даст всем понять, что в коридорах работает оружие. Вовец не знал, насколько оказался прав, поступив подобным образом. Ведь Шеломова послали сгонять песцов, доверили, так сказать, ответственное самостоятельное дело. И крик его воспринимался как вопли загонщика до того момента, пока он не подбежал к Бугру и не растолковал причины шума.
Вовец понимал, что план рухнул, не успеют они с Жекой до подхода банды выбраться наверх. Он один, пожалуй, сумел бы, но не бросать же любимую на растерзание этим подонкам. Оставалось изобретать новый план на ходу.
Он остановился, наблюдая, как удирает Шеломов: развевается красный подол, мелькают белые ляжки и ходят голые ягодицы. Руками голову прикрывает, словно за ним с дубиной гонятся и по темени стучат на бегу. Сейчас прискачет, заяц хренов, к Гунявому, и снова закрутится старая пластинка: пальба, крючья на веревке, дубинки…
Следовало принимать срочное решение. Или снова запираться в камере и ждать другого шанса выбраться на свободу, а шанса может и не быть, или искать другое убежище.
У стены стояла железная каталка. Вовец осторожно перевалил Жеку с плеч на металлический гладкий лист. Сунул за ремень обрез, схватился за верхнюю перекладину и помчался, толкая перед собой каталку.
Колеса безбожно визжали, тележка вибрировала и бренчала. Голова Жеки тряслась, и глаза её быстро принимали осмысленное выражение. Она явно выходила из состояния полуобморочного транса. Просто не могла сразу сообразить, где оказалась и почему. Но сразу инстинктивно схватилась за края каталки.
Вопли Шеломова глохли где-то в длинных коридорах, а здесь своды огласил крик Жеки, она окончательно пришла в себя. Вовец затормозил вихляющую тележку, стараясь аккуратно управиться, чтобы не зацепить за стену. Не зацепил, зато стукнул о кресло, по-прежнему торчащее посреди коридора напротив двери в их камеру. Жека чуть не свалилась на пол, но удержалась, только взвизгнула. Села на каталке, потирая бока. Обиженно сказала:
– Мог бы и поосторожнее. Ой, как мне плохо было… Этот придурок, что ли, по коридору бегает и орет? Ой, все кости болят.
И она повалилась в кресло. Оно отвратительно заскрипело и перекосилось.
– Некогда рассиживаться, – потянул её за руку Вовец. – Этот дурачок в сарафане сейчас банду приведет. Придется снова в комнате запереться.
– Ну, уж нет! – подпрыгнула в кресле Жека. – Ни за что! – Она зябко передернула плечами. – Еще и этот там лежит. Тоже, небось, натекло… Эй, а где моя обувь? Я так не могу.
Только сейчас, когда ноги стали мерзнуть, она увидела, что осталась босой. И сразу забралась в скрипучее кресло с ногами.
– Женя, ты что? Надо смываться поскорей отсюда. Может, в том конце коридора что-то есть? Я там не был.
– Я тоже не была. Ладно, едем. – Она быстро перебежала к каталке, улеглась на живот и вцепилась руками в передние углы. Распорядилась: – Да, кресло прихвати.
Вовец безнадежно махнул рукой и, не тратя время на пустые препирания, положил кресло кверху ножками, этаким домиком, поверх Жекиной попки. Та только хихикнула, нетерпеливо лягнула ногой и крикнула:
– Поехали, поехали…
И он погнал бренчащую и дребезжащую таратайку в дальний конец коридора. Он сразу понял – здесь выход наружу. Присобаченные дюбелями к бетонному блоку стальные накладки и круглый гаражный замок на них ясно на это указывали. К блоку-двери вела пара ступеней, и грязные следы подтверждали: с улицы грязь, тут вход, то есть выход.
В трех метрах в глубь коридора у левой стены громоздился объемистый железный шкаф. На створках краснели тусклые молнии – символ высокого электрического напряжения. Вовец поставил кресло к стене за шкаф, и Жека перепрыгнула в него с каталки, уселась, поджав под себя ноги. Повертела головой, осматриваясь.
Вовец тем временем деловито распахнул створки шкафа. Окинул опытным взглядом кишечник из медных и алюминиевых проводов. Потрогал текстолитовую рукоятку рубильника. С интересом оглядел черные коробки автоматических выключателей, маленькую колодку в самом низу с подключенными телефонными проводами. Там же стояла картонная коробка с цилиндрическими предохранителями из белого фаянса. На них брошена пара резиновых перчаток и квадратный резиновый коврик.
– Что нашел? – нетерпеливо крикнула Жека.
– Ничего особенного, – отозвался Вовец. – Обычный распределительный щит напряжением меньше тысячи вольт.
– И намного меньше?
– Триста восемьдесят.
Глядя на сплетение кабелей, он пытался определить, как сбалансировано по фазовому напряжению освещение подвала. Попросту, сколько здесь независимых, самостоятельных участков, и как они подключены. Надев резиновые перчатки, Вовец решительно взялся за керамический предохранитель и рывком вырвал его из гнезд. В дальнем конце коридора погас свет. Вставил на место, коридор сразу осветился до конца. Ясно, именно этот предохранитель, точнее, плавкий вкладыш в нем, сгорел, когда Вовец выжигал шарнир решетки самодельным сварочником. Средний из трех предохранителей вынимался очень туго, и Вовец, подергав, не стал его вынимать, а взялся за другой. Этот выскочил легко, и свет погас. Пришлось втыкать наощупь. Летели искры, и Жека за углом шкафа вскрикивала от страха. Значит, средний предохранитель обеспечивает свет в дальних коридорах, где сейчас банда. Вовец ухватился за него и рванул изо всех сил. Вырвал и чуть не упал. Отлетел по инерции к противоположной стене. Вот так, пусть в темноте дорогу ищут, козлы. Бросил предохранитель и перчатки в коробку, прикрыл створки шкафа.
Жека тем временем тоже изучала окрестности, прямо из кресла. Она долго приглядывалась к ступенькам, к оригинальному круглому замку и наконец сделала вывод:
– Вова, по-моему, там выход.
– По-моему тоже, – откликнулся Вовец.
Жека выскочила из кресла, подбежала к замку, затрясла его, приплясывая босиком на холодном бетоне.
– Вова, отопри. Ты же все можешь. Ну, милый.
– Иди в кресло и наблюдай, чтобы врасплох нас не застали. А я посоображаю, что тут можно сделать.
Он поправил за поясом обрез и принялся изучать замок и навесы. Замок, похоже, импортный, из специальной стали. Такой ломать бесполезно. А навесы можно спилить ножовкой или срубить зубилом. Где бы их ещё взять?
– Идут! Идут! – приглушенно заверещала Жека.
Вовец отпрыгнул под прикрытие железного шкафа, осторожно выглянул. Четверо. Красное платье – Шеломов. Этот не в счет. Значит, трое. Маловероятно, что кто-нибудь остался в темноте. Интересно, чем они вооружены? По крайней мере один пистолет у них имеется. Как правило, криминальные пистолеты не имеют запасной обоймы. Смысла нет. Выстрелив в кого-нибудь и попав, "грязный" ствол бросают. Поэтому пистолеты ходят по рукам с тем боезапасом, что находится в обойме. Максимум восемь патронов. Только в "стечкине" больше. Но это машина очень редкая, стреляют из него обычно очередями. Скорее всего, здесь в подвале ТТ или "макаров". Один выстрел уже сделан. Так что, будем считать, семь выстрелов у них в запасе. А у Вовца в обрезе и в карманах шесть зарядов. Выстрелом на выстрел не ответишь. Этот расклад он уже мысленно делал, а сейчас повторял, чтобы успокоить себя, настроить на схватку, проверить, не упустил ли чего.
