Виктор Мясников - Людоеды
– Ку-ку, Гриня! – крикнула громко и нагло.
Садык встрепенулся в кресле, заполошно схватился за обрез, не попадая пальцем в спусковую скобу. А дверь уже закрывалась, правда, все медленнее. Издав торжествующий рев, он бросился к двери, чтобы успеть её задержать, не дать закрыться. Рванул сплеча и чуть не упал. Никто и не думал дверь держать. Взревев ещё раз по-медвежьи, стараясь таким диким воплем напугать противника и вдохновить себя, ворвался в комнату.
Там никого не было, только колыхался полиэтиленовый занавес. Садык ожидал увидеть нечто совершенно противоположное: они, стоя на коленях, молят о пощаде. Неожиданное всегда сбивает с толку. Вот и Садык совершенно неосознанно сорвал занавеску. И только успел заметить, как ноги девушки исчезли в дыре. Естественно, он сунулся следом.
Вовец втащил Жеку вместе с одеялом. Резко поставил на ноги, та даже пискнула. Движением руки отправил к выходу. Поднял наизготовку мясницкий нож, изрядно затупившийся и иззубренный в процессе размыкания кирпичной кладки.
Садык лез лицом вниз, опираясь на локти и держа обрез под грудью. Вовец успел про себя отметить, что атака на спине могла быть гораздо успешней. Противник сразу его увидел бы и выстрелил. Но он не стал загружать в голову долгие рассуждения, а просто рубанул ножищем по шее. Лезвие врезалось в позвоночник так, что у Вовца в руке отдалось, а бандит ударился лбом об пол. Густая темная кровь навернулась из раны, словно полоса галстука. Вовец ещё раз вскинул свое оружие и врезал от души. Горячие брызги крови обожгли лицо. Он зажмурился, отбросил нож, на ощупь схватил кирпич и приложил с размаха к взъерошенному затылку. Сразу почувствовал, через кирпич, через ладонь – наповал. Отложил орудие убийства, подтянул одеяло и утерся. Втащил внутрь мертвеца, размазывая по полу кровавую лужу. Отволок к унитазу. Поднялся на ноги, отряхнул коленки и включил свет. Выключатель был возле дверей. Высунулся в коридор и осмотрелся.
– Женя, давай к тем дверям и жди меня. Мы им устроим похохотать.
Побледневшая Жека, едва сдерживая подступающую тошноту, отправилась выполнять задание. А Вовец опять застелил лаз одеялами, чистой стороной вверх. Потом над раковиной ополоснул лицо. Обтер краем одеяла обрез, переломил стволы. Вынул патроны и заглянул в гильзы. Закрыты картонными кружочками с написанной шариковой ручкой цифрой пять. Пятеркой, значит, снаряжены. Снова зарядил обрез, сунул за пояс. Брезгливо пошарил в карманах мертвеца. Взял патроны и выдернул из брюк ремень. Привязал один конец ремня к дверной ручке, другой, плотно притянув дверь, тщательно примотал к водопроводному крану над раковиной. Быстро, лежа на спине, втянулся через пролом в соседнее помещение. Теперь он только таким способом будет в подобные дыры лазить, чтобы видеть, кто там с кирпичом встречает. Женя ждала его. Поцеловались, словно после долгой разлуки.
– Ну, что, рискнем? – улыбнулся ей ободряюще. – Запирай дверь и бежим по коридору, но только тихо. Будем прорываться наверх.
В коридоре в кресле увидел свой походный нож, вложенный в ножны. Подивился бандитской хозяйственности: из трупа выдернул, почистил и ножны отыскал в коридоре. Правда веревку с карабином выбросил. Видимо, этакого добра и даром не надо в специфическом хозяйстве.
Они направились в дальний конец коридора, где находился люк в гараж. План Вовца был прост, как все гениальное. Построить из подручных средств некое сооружение, заменяющее лестницу, взобраться на него и открыть люк. Потом отправить Жеку наверх. Она из джипа по радиотелефону связывается с кем надо и ожидает подмоги. Бандиты, между тем, в полной растерянности: к запертой комнате добавился запертый изнутри туалет, и сторож из коридора пропал. А вооруженный Вовец сам устраивает на них охоту, экзотическое подземное сафари, вплоть до полной ликвидации всей банды. Одного можно оставить в качестве языка, пусть расскажет, как дошел до жизни такой.
По пути изложил Жеке свой план и получил горячую поддержку в той части, где речь шла о люке. Охоту она отвергала и порицала как бессмысленную игру с опасностью. Вовец же объяснял шепотом, что должен окончательно выяснить, здесь ли его мальчик или он в другом месте.
На ходу осмотрел обрез: бывшая двустволка двенадцатого калибра, бескурковка, с маркировкой ижевского завода – "стрела на щите". Похоже, что на охоту ей ходить не пришлось: не потерта, никаких царапин, даже лак на остатке приклада сохранил зеркальный глянец. И год выпуска девяносто пятый. Значит, не должна подвести механика, раз такая новая. Главное, чтобы патроны не оказались плохими. Вытащил из кармана один. Заводского изготовления, в пластиковой гильзе, капсюли "жевело" блестят, как новенькие. На донышке гильзы "99" выбито, год выпуска. Что ж, гарантийный срок, вроде, ещё действует. Если порох не слежался, то не сдетонирует, а нормально пальнет. Стрелять придется в упор, с двух-трех шагов. Надо быть уверенным, что все пройдет нормально, а то осечка – и сразу голову расшибут, не будут ждать, пока перезарядит. Патронов в кармане четыре да два в стволах. Всего шесть. А у врага в пистолете, если была полная обойма, да минус один, выстреленный в темноте, может оставаться семь патронов. Одним выстрелом больше, чем у Вовца. И с большего расстояния. А зато дробь из коротких стволов рассыпается во всю ширину коридора, и хоть одна дробинка, да попадет в противника.
В кособоком аппендиксе, что отходил от центрального коридора в сторону гаража, весь пол был истоптан песцами и лисами. Огромное темное пятно расползлось от стены до стены. А в центре пятна бесформенными кучами валялись два трупа. Точнее, то, что оставили от них проголодавшиеся звери. Жеку затошнило, ей стало очень дурно. Со стоном прислонилась лбом к бетонной стене, всхлипнула. Вовец погладил её по спине.
– Ну, что ты? Ну, успокойся. Сейчас наверх выйдешь, на воздух. А про этих я же тебе рассказывал, и ты спокойна была. Что ж ты плачешь? Жалко, что ли? У меня не было выбора. Или они, или я бы тут лежал.
– Прости. – Жека вытащила из кармана джинсов нестиранный носовой платок, промокнула лицо. – У тебя закурить нет? Сейчас бы покурить немного. Понимаешь, я не могу тебе объяснить. Это… это так отвратительно. Просто ужасно. Один из них тогда меня схватил и в машину затолкал. Я татуировку запомнила, рукав у него задрался, а там кинжал и змея вокруг обвилась. А сейчас там ни одного пальца нет… А он ей мне рот зажимал.
Гримаса отвращения и ужаса обезобразила её лицо. Губы прогнулись подковкой, а из глаз бежали слезы. Словно именно этой беспалой окровавленной рукой ей только что зажимали рот. Вовец пытался успокоить, приободрить её, но ничего не получалось. Она отключалась, впадала в полуобморочное состояние, вся побелевшая, заплаканная. И хуже всего – уже не могла держаться на ногах, валилась на Вовца, как большая ватная кукла.
Бесполезно было её уговаривать, это не помогает женщинам в таком истерическом состоянии. Следовало отвесить ей пощечину и как следует встряхнуть. Тогда бы она сразу освободилась от навязчивых ощущений, сознание переключилось на более полезные действия. Но разве поднимется рука ударить любимую женщину, даже ради её спасения? А время уходило. И Вовец совершил тривиальную, а оттого совсем уж позорную ошибку – встал спиной к выходу. И продолжал уговоры.
– Женечка, милая, ну, я прошу, ты же сильная. Ну, возьми себя в руки.
– Да… да…, – бормотала Жека. – Я не могу… Ноги не идут…
И тут Вовец с ужасом почувствовал, что тоже не может пошевелить ногой. Дернулся. Раздался треск, словно отдирали от рулона прозрачную липкую ленту-скотч. Ему самому сделалось дурно. Он понял, в чем дело. Огромная лужа крови уже подсыхала, и они прилипли, как мухи к свежеокрашенному полу. Довольно мерзкое ощущение.
И тут сзади послышались малопонятные звуки. Вовец резко развернулся, с треском отдирая подметки ботинок от липкой массы на полу, закрывая собой Жеку, вскинул обрез. В десятке шагов от них стояла женщина в мятом, засаленном красном платье. Обрямканный короткий подол открывал сухие бледные ноги, покрытые рыжеватым подшерстком. Зато выпирающие коленки были розовыми в тон платью. Женщина близоруко щурила маленькие поросячьи глазки, так что все её некрасивое землистое лицо приходило в движение: щеки, кожа на лбу. Верхняя губа задиралась, открывая мелкие темные зубы, поднимались крылья носа, и из ноздрей топорщились грубые остья. Абсолютно плоская, даже впалая, грудь, копна растрепанных волос и длинные руки с непропорционально широкими ладонями довершали этот сюрреалистический образ.
Первой мыслью Вовца было: какая-то побродяжка, бомжиха. Попала в этот подвал, как и прочие бичи, но сумела выбраться в коридор и сейчас мечется, ищет выход.
– Женщина! – пониженным тоном позвал Вовец и призывно махнул рукой. Идите сюда, только осторожно, вдоль стены.
На ногах бродяжки красовались грубые солдатские ботинки, зашнурованные лохматым упаковочным шпагатом. Размер ботинок вряд ли был меньше сорок второго. В таких можно хоть по болоту. Женщина, между тем, извлекла из-за пазухи роговые очки и нацепила на нос. И стала похожа на мужика. Запуганного, затравленного, наряженного в бабье платье и отправленного шляться по холодным подвалам.
