Питер Кейв - Ангелы ада. Смерть любопытной . Палач: Новая война
— Да, понимаю. Подобные люди так и нарываются на неприятности. В конце концов она и нарвалась.
— Из нее бы получилась вредная подозрительная старая дева.
— Нет. У нее был ухажер. Правда, я пока не знаю, что он из себя представляет. Это здесь? — Мендоса притормозил. Участок был еще не расчищен, но достаточно ровный. Ближайший дом стоял в двухстах ярдах ниже по склону холма. Табличка гласила: «Продается. Участок 200:300, дренаж, Кокс Риэлти». Мендоса остановил машину и огляделся.
— Деревья, — сказала Элисон с надеждой, — и ровный. Прекрасный вид на юго-восток.
Мендоса покачал головой.
— Ты ведь достаточно прожила в Калифорнии. Посмотри на утес сзади. На нем ничего не растет, кроме нескольких кустов. Первый хороший дождь, и у тебя в доме будет потоп и половина холма в придачу. А укрепляющая стена будет стоить целое состояние. Бессмысленная трата денег. Но если тебе здесь нравится, давай еще посмотрим, что есть поблизости.
— Какой придирчивый! — сказала Элисон, когда они вернулись в машину. — Ты прямо как Маргарет… Говоришь, у нее был друг?
— По-видимому, да. — Мендоса выехал обратно на Сансет Плаза и свернул на недавно заасфальтированную дорогу, очевидно, еще не имеющую названия. Это был новый район над бульваром Сансет — множество коротких продуваемых ветром улочек, в большинстве своем крутых и узких. Они проехали Лечеро-стрит. — Дьявол! Кто за это отвечает? Они что, давали названия наугад, первое, что взбредет в голову? Я вас спрашиваю, что это за название — улица Молочника?
Они проехали Труено-Лэйн, потом Граниада-авеню, — кривые аллеи без дорожного покрытия.
— Кто бы он ни был, он совсем не знает испанского, — согласилась Элисон. — Но это звучит по-калифорнийски, к тому же большинство испанских слов благозвучны, что бы они ни означали, в отличие от английских. Мне было бы смешно жить на Громовой линии или на улице Начинающегося Шторма. Большинство обычных фраз ни в какое сравнение не идут с тем, как они звучат по-испански. Что такое «ветреная дорога», — они как раз проезжали мимо таблички, — по сравнению с camino sinuoso? Думаю, что кто-нибудь слышит слово и думает, что это будет милое название для улицы, и…
«Феррари» встал, как вкопанный.
— Аса[13]! — воскликнул Мендоса в благоговейном восторге. — Мы строим дом здесь! Я хочу жить на авеню Большой Молнии. На меньшее я не согласен.
— Какой абсурд, — сказала Элисон, глядя на аккуратную черную табличку, на которой было написано Rayo Grande.
— Я серьезно, chica [14]. Я действительно этого хочу. Нет ли здесь продающихся участков? Должны быть! — Он свернул на узкую дорогу. Щит у обочины многообещающе возглашал: «Дорожные работы ведутся братьями Вудз», но не говорил, когда они будут закончены. В округе виднелись несколько унылых малорослых дубов, множество камней и дикой горчицы. — Вот видишь? — Табличка гласила: «Продается, 75:130, Кокс Риэлти».
— Луис, mi amante solamente [15]! Нет! Посмотри! Сюда даже канализация не подведена…
— Подведут. Ты же видишь, как быстро застраиваются целые районы. Смотри, какой прекрасный вид — Если бы в нынешнем июле не было необычного смога, то был бы виден весь город но сегодня день серый, и сквозь марево едва видны здание Капитал Рекорд и Пруденшиал Иншурэнс. — Деревьев много, никаких тебе утесов.
— Лгун! — сказала Элисон. — Amado mio, рог favor [16], скажи, ты ведь просто пошутил…
— Хорошие ровные участки, — продолжал Мендоса. — Мы лучше возьмем сразу два, у нас будет много комнат, и с соседями не будем тесниться. Я строю дом на авеню Большой Молнии или нигде. — Он начал разворачивать «феррари». Так как улица была пятнадцать футов в ширину, а машина — столько же в длину, пришлось поманеврировать. Поднялась пыль.
— Это невозможно! Ради господа Бога, Луис… Дорогой, Хэйлсторм-стрит [17] — так же забавно, пожалуйста, рог favor, любимый Луис, я больше ничего не попрошу…
— Ерунда, — ответил Мендоса. — Хороший архитектор решит все проблемы.
— Ты даже не знаешь адреса агентства.
— Он указан на табличке: Сансет, 5210. No tiene motivo para quejarse — не возражай! Ты хочешь купить участок и построить дом, я собираюсь купить тебе два участка. Я щедрый муж.
— Tu mentiroso infame [18]! — с горечью сказала Элисон. — Ты ужасный деспот. Я-то думала, что приручила тебя, но это лишь наивная мечта. Почему я была такой дурой, что вышла замуж за тебя? Два доминантных характера…
— Ты хочешь лекцию, nina [19]? — Он резко затормозил, перегородив дорогу, и потянулся к ней.
— Нет, ты идиот… eso basta [20] , хватит; Луис дурачок… Хорошо, я согласна, я тебя люблю — у esta по tieno remedia, это неизлечимо, остается только сожалеть… Пусти меня, ради Бога, машина едет. — Когда они тронулись, она печально добавила: — Ты так и не приручился, дорогой. Может быть, ты слишком долго гулял сам по себе.
К пяти часам Мендоса купил два участка на Райо Гранде авеню. Хотя он в состоянии был выписать несколько чеков на восемь с половиной тысяч долларов, тем не менее, поторговавшись с миссис Леттер из Кокс Риэлти, он получил два участка за семь тысяч ровно.
— А сейчас, — сказал он Элисон, — пойди и найди покладистого архитектора. Это твой дом, скажи ему, что ты хочешь, и не давай запугать себя.
— Без ограничения стоимости? — уточнила Элисон.
Он посмотрел на нее с изумлением и обидой, остановившись посреди тротуара.
— Дорогая, разве я когда-нибудь… Все, что ты…
— О, Луис, я не хотела! Конечно нет, дорогой. Поехали домой. Я покажу тебе несколько своих набросков, только цлеи. И нас еще ждет жаркое…
— Si, bien[21]. Но потом я поеду на работу. Это дело…
Да, и я хочу в подробностях услышать, что ты помнишь о вчерашнем вечере.
В конце концов ей пришлось рассказать о Роберте Сильверман. Совсем немного. И хотя Роберта ей нравилась, а Маргарет Чедвик — нет, это стоило сделать. Как в темных красивых глазах Роберты вспыхнула ненависть, когда взгляд ее остановился на Маргарет.
— Но мне кажется, что она ушла после Чедвик. Может, Анджела помнит. В любом случае, даже если… это ведь не могла сделать женщина?
— Пока не ясно. Скорее всего — мужчина, но и сильная женщина… Наша Маргарет при росте пять футов восемь дюймов весила всего сто пятнадцать фунтов. Она не была большой и сильной. Чем эта Сильверман занимается?
— Не знаю. Я ее встретила в январе на новоселье у Анджелы и Арта, Мне она понравилась.
— Мы не преследуем людей ради удовольствия, — мягко сказал Мендоса, которому, как это часто случалось, передалось ее настроение. — Посмотрим.
— У тебя уже есть какая-нибудь идея? Я имею в виду, может, в самом деле это личный мотив?
— В подобных случаях идей приходит много, — ответил Мендоса. Он улыбнулся, и его неброское правильное лицо с густыми бровями и четкой линией рта вдруг стало обаятельным. — Сказать тебе, что я сделал после того, как сегодня посетил эту семейку? Я приставил хвост к мистеру Чарльзу Чедвику.
Элисон уставилась на него.
— К ее отцу? Но почему? Я не…
— Ты не видела миссис Миру Чедвик.
Высокая бледная белокурая женщина сидела напротив него на стуле с прямой спинкой. Она выглядела так, будто готовилась отразить вторжение. Вторжение смерти в ее размеренную упорядоченную жизнь, вторжение грубых полицейских, тем более, один из них с иностранным именем.
Мендоса подумал, что миссис Чедвик старше мужа. Худощавая угловатая женщина, осторожная в выражениях, она взвешивала каждое слово. Она была хорошо одета. Бежевое платье приятного покроя, коричневые босоножки на высоком каблуке, бронзовые украшения. Умело накрашенные пепельные волосы — цвет, видимо, близкий к естественному. Большинство мужчин, вероятно, этого бы не заметили, но Мендоса вообще знал о женщинах очень многое. Руки с розовым маникюром выдавали возраст миссис Чедвик — на тыльной стороне выступили голубые вены. Обручальное кольцо с большим бриллиантом, на правой руке квадратный топаз.
— Это ужасно, — тихо сказала миссис Чедвик. Она смотрела не на Мендосу, а на Хэкета (у которого было хорошее американское имя). — Конечно, мы расскажем все, что может вам помочь, — добавила она, теребя браслет.
— Да, конечно, — серьезно и печально подтвердила Лаура Чедвик.
Чарльз Чедвик тихо сидел чуть в стороне.
Большие дома на Франклин-авеню были остатками былой эры. Богатые люди здесь сейчас не жили, они перебрались в новые фешенебельные районы — в долину или к побережью. Может быть, Чедвики остались в этом высоком средневековом фамильном доме с балконами и решетками, широкими лужайками в знак презрения к нуворишам, устремившимся в Пасифик Палисада и Беверли Хиллз. Гостиная выглядела невесело. Мрачный морской пейзаж в тяжелой золоченой раме над камином (Мендоса подумал, что сказала бы о картине Элисон. С его дилетантской точки зрения, Элисон, без сомнения, была очень хорошей художницей). Все было чрезвычайно аккуратно и чисто. Мендоса, чья страсть к порядку граничила с помешательством, почувствовал, что опрятность этого дома была какой-то нечеловеческой, ненатуральной.
